Напролом (фильм, 2012)

Напролом
Lockout
Жанр	триллер боевик фантастика драма
Режиссёр	Джеймс Мэтер Стивен Сент-Леджер
Продюсер	Марк Либерт Лейла Смит
Автор сценария	Люк Бессон Джеймс Мэтер Стивен Сент-Леджер
В главных ролях	Гай Пирс Мэгги Грейс Петер Стормаре Ленни Джеймс
Оператор	Джеймс Мэтер
Композитор	Александр Азария
Кинокомпания	EuropaCorp Canal+ Ciné+ Open Road Films FilmDistrict
Длительность	91 мин.
Бюджет	20 млн. $
Сборы	32 204 030 $
Страна	США США Франция Франция
Язык	английский
Год	2012
IMDb	ID 1592525
Выход фильма «Напролом» (оригинальное название — Lockout)

К:Фильмы 2012 года

«Напролом» (англ.  Lockout, другое название — MS One: Maximum Security) — научно-фантастический боевик Джеймса Мэтера и Стивена Сент-Леджера, в главных ролях Гай Пирс и Мэгги Грейс. В России премьера состоялась 17 мая 2012 года.

Сюжет

Действия разворачиваются в Вашингтоне в 2079 году. В номере отеля встречаются два человека, обсуждая продажу некой информации. Одного из них убивают, перед смертью он даёт другому свою зажигалку. В номер врывается убийца, который сам погибает в схватке. Оставшийся в живых вынужден бежать от преследователей по крышам, прихватив с собой чемоданчик из отеля. Он успевает швырнуть чемодан в двери отъезжающего поезда метро другому человеку, после чего его ловят.

Ходят слухи о том, что на околоземной орбитальной станции MS1 — крупнейшей космической тюрьме, где в анабиозе содержатся тысячи опасных преступников, проводятся незаконные медицинские эксперименты. С расследованием на станцию отправлена комиссия во главе с Эмили Уорнок (Мэгги Грейс), дочерью президента США. Её телохранитель, вопреки правилам безопасности оставляет при себе оружие. Во время допроса, заключённый Хиделл (Джозеф Гилган) крадет оружие телохранителя и вся станция оказывается захвачена уголовниками, пробуждёнными из анабиоза. Уголовники жестоко расправляются с охраной и работниками тюрьмы. Во главе бунта встаёт брат устроившего стрельбу заключённого, Алекс (Винсент Риган).

В это время продолжается допрос человека схваченного в метро, агента Мэриона Сноу (Гай Пирс). Допрос ведёт Скотт Ланграл (Петер Стормаре), он обвиняет Сноу в государственной измене, за попытку продать секретные сведения. Ситуация меняется, когда приходит известие о бунте в тюрьме. Гарри Шоу (Ленни Джеймс) предлагает президенту использовать Сноу. Ланграл делает Сноу предложение, обещая отменить 30 лет стазиса, если тот вернёт дочь президента. Сноу отказывается, но Шоу один из высокопоставленных сотрудников спецслужб, входит в доверие к Сноу, тайно давая понять, что его друг находится в той самой тюрьме, в результате Сноу соглашается.

Заключённые, устроившие бунт, пока не знают, что в их руках находится дочь президента. Начинаются переговоры, в ходе которых погибает переговорщик. Затем предводитель преступников догадывается кто такая Эмми и решает найти её для обмена на свою свободу. Эмми с охранником запирается отсеке. Тем временем Сноу проникает в станцию-тюрьму и находит Эмми. Предводитель преступников Алекс заставляет инженеров из персонала тюрьмы вскрыть заблокированные двери, убивая одного за другим из-за их провала.

Поняв из сообщений преступников, что их интересует дочь президента, Сноу переодевает её, остригает и перекрашивает ей волосы, делая похожей на мужчину, и бьёт по лицу, чтобы сделать неузнаваемым. Проводя её через помещения сквозь ряды заключённых, ему приходится ввязаться в драку. По пути Сноу всё же встречает своего друга, который стал слабоумным после опытов, вскоре тот погибает, говоря что-то невнятное. Вынужденные прятаться дальше, беглецы находят закрытый сектор тюрьмы, где лежат препарированные заключенные, подвергшиеся экспериментам.

Сноу доставляет Эмми к спасательной капсуле и сам, кривя душой, обещает улететь вслед на второй капсуле. Улетевшая было Эмми возвращается на станцию, и сдаётся преступникам ради сохранения жизни оставшихся заложников. Эмми попадает в руки преступников, а раненый в схватке Сноу проваливается в глубины станции. Предводитель преступников собирается торговаться за свою жизнь, имея козырем дочь президента. Тем временем станция-тюрьма из-за отсутствия персонала становится неуправляемой и сходит со своей орбиты, медленно падая на Землю. Тюрьму атакуют истребители. Зенитная система обороны станции-тюрьмы отражает нападение, но нападающим всё же удаётся установить мину замедленного действия.

Обезумевший брат предводителя преступников, Хиделл, убивает всех заложников и затем своего брата. Далее нападает на Эмми, но её спасает Сноу, и они вместе бегут, от толпы заключённых. За мгновение до взрыва станции Сноу и Эмми спускаются с орбиты в специальных скафандрах и чудом остаются живы, приземляясь на парашютах. Сноу вновь на допросе, в ходе которого он раскрывает Шоу как человека, истинного продавца секретных сведений. Секрет крылся в зажигалке, полученной Сноу, и его освобождают. Выйдя из участка его встречает Эмми, которая для начала возвращает ему долг — удар в челюсть, затем предлагает свидание, вышучивая его имя.

В ролях

• Гай Пирс — Мэрион Сноу (дублирует Василий Дахненко), остроумный сотрудник правоохранительных органов, крайне циничен ко всему окружающему миру.
• Мэгги Грейс — Эмили Уорнок (дублирует Ирина Киреева), дочь президента, с очень ярко выраженным характером и чувством ответственности.
• Петер Стормаре — Скотт Ланграл (дублирует Александр Груздев), глава «Секретной службы».
• Ленни Джеймс — Гарри Шоу, сотрудник специальной службы при президенте.
• Винсент Риган — Алекс, один из руководителей бунта заключенных, сдержанный, холоднокровный и расчетливый человек, убивающий людей не моргнув глазом. Убит собственным братом.
• Джозеф Гилган — Хиделл (дублирует Сергей Бурунов), заключенный сумевший устроить бунт в тюрьме. Брат Алекса. Сумасшедший психопат Осужден за 53 изнасилования. Расстрелял оставшихся в живых заложников.
• Джеки Идо — Хок, телохранитель Эмили
• Тим Плестер — Джон Джеймс Мэйс, связной Сноу
• Марк Тэнкерсли — Барнс, начальник MS-1
• Питер Хадсон — президент Джефф Уорнок, отец Эмили
• Энн-Соленн Хатт — Кэтрин
• Миодраг Стефанович — Фрэнк Армстронг, агент ЦРУ

Места съемки

Съемки фильма начались 7 сентября 2010 г., в сербской столице Белграде. Сцены в метро сняты на станции Белградского метро «Вуков споменик». Также некоторые сцены были отсняты в Дублине, Ирландия.

Плагиат

В октябре 2015 года Люк Бессон был оштрафован французским судом за плагиат в картине «Напролом». Режиссёр и возглавляемая им компания EuropaCorp обвинялись в использовании чужих образов и идей, которые ранее уже были придуманы режиссёром Джоном Карпентером для картины «Побег из Нью-Йорка». Суд большой инстанции города Парижа обязал компанию выплатить истцам в общей сложности 80 тысяч евро, из них 20 тысяч евро самому Карпентеру, 10 тысяч евро — сценаристу и ещё 50 тысяч евро компании StudioCanal, которая владеет правами на показ фильма «Побег из Нью-Йорка».

Ссылки

• [www.lockoutfilm.com/ Официальный сайт] (англ.)
• [www.rottentomatoes.com/m/lockout_2012/ «Напролом»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
• [www.boxofficemojo.com/movies/?id=lockout.htm «Напролом»] (англ.) на сайте Box Office Mojo

Отрывок, характеризующий Напролом (фильм, 2012)

– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.