Напрстек, Войтех
Войтех Напрстек |
Войтех (Войта) Напрстек (настоящие имя и фамилия — Адальберт Фингергут) (чеш. Vojtěch Náprstek; 17 апреля 1826, Прага, Австрийская империя — 2 сентября 1894, Прага, Австро-Венгрия) — чешский учёный, этнограф, путешественник, коллекционер, меценат, борец за прогресс, популяризатор науки.
Биография
Родился в семье владельца пивоваренного завода, получил хорошее образование. Учился в пражской академической гимназии, где преподавал известный чешский лингвист Йозеф Юнгман, один из ведущих деятелей Чешского национального возрождения. Позже, изучал право в Венском университете. Во время учёбы увлёкся культурой дальневосточных народов, а также утопическим социализмом и принял участие в развитии движения славянских студенческих объединений.
В 1848 году вовремя революционных событий Войтех Напрстек стал студенческим лидером и участвовал в революции в Австрийской империи, сначала в Вене, позже — в Праге. Сражался на баррикадах, из-за угрозы ареста и смертной казни, В. Напрстек был вынужден эмигрировать в Америку.
В Северо-Американских штатах провёл 10 лет. Работал плотником, разнорабочим, продавцом книг, был политиком. Его книжный магазин стал важным культурным центром для эмигрантов-земляков.
В 1856 принял участие в научно-этнографической экспедицией, финансированной правительством США, задачей которой было изучение жизни индейского племени Дакота.
В 1858 году, после амнистии, объявленной императором Францом Иосифом, вернулся в Прагу. Выступал за распространение просветительских мероприятий, агитировал за эмансипацию женщин и способствовал распространению прогресса в домашних хозяйствах. На родине основал Американский клуб, ставший первым на чешских землях женским обществом, деятельность которого была направлена на подъем уровня образованности женщин.
Коллекции, собранные им в путешествиях, стали основой созданного в 1862 году В. Напрстком этнографического музея, расположенного на пражской Вифлеемской площади. Здание музея было построено на средства организатора.
В 1888 году вместе с Вилемом Курцем и Вратиславом Пасовским организовал Клуб чешских туристов.
В. Напрстек был сторонником и пропагандистом кремации. Однако, несмотря на все старания, ему эту идею в Австро-Венгерской империи продвинуть не удалось. Католическая церковь похороны посредством кремации не признавала. Но В. Напрстек не отступился. Он считал, что во всём должен служить примером. Поэтому, после смерти он стал первым чехом, которого кремировали. Для этого, его останки были перевезены для кремации в соседнюю Саксонию.
В своём завещании всё своё имущество передал в дар музею, носящему ныне его имя. Личная коллекция мецената составляла около 46 000 книг и 18 000 фотографий.
Напишите отзыв о статье "Напрстек, Войтех"
Ссылки
- [www.nm.cz/Naprstkovo-muzeum/Expozice-NpM/Vojta-Naprstek.html Expozice Náprstkova muzea] (чешск.)
Отрывок, характеризующий Напрстек, Войтех
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 17 апреля
- Родившиеся в 1826 году
- Родившиеся в Праге
- Умершие 2 сентября
- Умершие в 1894 году
- Умершие в Праге
- Меценаты Чехии
- Этнографы Чехии
- Этнографы XIX века
- Коллекционеры XIX века
- Коллекционеры Чехии
- Революционеры Чехии
- Путешественники Чехии
- Общественные деятели Чехии
- Социалисты-утописты