Нарвойш, Францишек Миликонт

Францишек Миликонт Нарвойш
Franciszek Milikont Narwojsz
Дата рождения:	15 января 1742(1742-01-15)
Место рождения:	Гадутишская волость Свенцянского уезда
Дата смерти:	26 июня 1819(1819-06-26) (77 лет)
Место смерти:	Вильно
Научная сфера:	математика
Место работы:	Главная виленская школа Виленский университет
Альма-матер:	Академия и университет виленский Общества Иисуса

Франци́шек Мили́конт На́рвойш (Франциск Миликонт Нарвойш, Франц Миликонт Нарвойш, польск. Franciszek Milikont Narwojsz, белор. Францішак Міліконт Нарвойш, лит. Pranciškus Milikantas Norvaiša, 15 января 1742, имение Миликонт Адутишской волости Свенцянского уезда, по другим сведениям Вилькомирский уезд Ковенской губернии — 25 июня, по другим сведениям 26 июня 1819, Вильно) — математик и педагог, иезуит; преподаватель математики в Гродненской землемерной школе, Главной виленской школе, императорском Виленском университете.

Биография

Восьми лет от роду поступил в низшее иезуитское училище, по окончании курса в котором в 1756 году вступил в Общество Иисуса и начал учёбу в иезуитской коллегии в местечке Шёнберг (Скайсткальне) в Курляндии. Дальнейшее образование получил в Академии и университете виленском Общества Иисуса, где в 1761—1763 годах под руководством французских иезуитов изучал математические дисциплины: в 1760 году был послан изучать математику в Нанси (Франция), а оттуда с математиками и иезуитами Россиньолем и Флери прибыл сначала во Львов, затем в Вильно. По другой версии, Нарвойш отправился в Вильну, куда в это время прибыли два знаменитых математика — изгнанные из Франции иезуиты Россиньоль и Флери. В числе немногих лиц, допущенных к занятиям высшей математикой под руководством французских учёных, был и Нарвойш. Он выделялся из среды прочих слушателей своими успехами и способностями. Когда французы иезуиты отбыли с миссией в Китай, они указали на него, как на своего достойного преемника.

Нарвойш начал преподавать высшую математику в Академии и университете виленском Общества Иисуса с 1767 года; доктор философии и свободных наук (1769). Преподавал также теологию, получив степень доктора богословии (1770). В письменных источниках 1773 года значится профессором философии.

Вследствие недоразумений с начальством был лишён кафедры и сослан в Гродно, где преподавал пиитику в «инфиме». В год упразднения ордена иезуитов преподавал (1773) был преподавателем математики в Несвиже. Затем под его руководством и при непосредственном участии производилось определение географической широты многих местностей Литвы. По окончании этой работы Нарвойшу было поручено руководить работами по урегулированию русла Немана и уничтожению природных препятствий для судоходства по реке. Работы производились в течение трёх лет (1775—1778). Нарвойш, удачно разрешив сложную задачу, приобрел известность.

Литовский подскарбий граф Антоний Тизенгаузен пригласил Нарвойша к себе для помощи в широко задуманных реформах, имевших целью развитие торговли и промышленности. Нарвойш по поручению Тизенгаузена пять лет провёл в Западной Европе (Нидерланды, Англия, Германия), где занимался приобретением оборудования для предполагавшейся астрономической обсерватории в Гродно, ознакомлением с фабричным производством и достижениями в области физики и математики. Вернулся в Вильно и с 1782 / 1783 учебном году исполнял обязанности профессора высшей математики в Главной виленской школе. Его курс охватывал дифференциальные и интегральные вычисления, дифференциальные уравнения, аналитическую геометрию. Опирался преимущественно на Ньютона, а также на Лагранжа, Эйлера и других крупных математиков эпохи. Читал лекции до 1809 года (по другим сведениям, до 1811 года; утверждалось также, что профессорскую кафедру Нарвойш занимал до самой смерти), когда вышел на пенсию. Одновременно был кафедральным виленским каноником и настоятелем приходов гродненского и собоцкого.

Нарвойш носил звание королевского математика, был избран членом-корреспондентом Итальянского научного общества в Вероне, членом варшавского Общества друзей науки (1803), Виленского физико-математического общества (1805), Виленского общества наук и искусств (1806). По отзывам биографов, Нарвойш был самым учёным из бывших виленских иезуитов. Он оставил много интересных карт по гидротехнике, хранившихся вместе с другими его трудами в библиотеке Виленского университета. Нарвойш не опубликовал никаких трудов, однако подготовил целый ряд специалистов по математике; среди его учеников Т. Кудзич и Т. Жицкий.

Литература

• S. D. Narwojsz Milikont Franciszek // Wielka Encyklopedya Powszechna Ilustrowana. — Warszawa: Aleksandra Tadeusza Jezierskiego, 1903. — Т. I—II: N — Nikator. — С. 239. — 1024 с. (польск.)
• Norvaiša Pranciškus Milikantas // Lietuvių enciklopedija. — Boston: Lietuvių enciklopedijos leidykla, 1960. — Т. 20: Narsa — Očapovskis. — С. 427. — 544 с. (лит.)
• Космач П. Нарвойш Францішак Міліконт // Вялікае княства Літоўскае: Энцыклапедыя. У 2 т. / гал. рэд. Г. П. Пашкоў. — Мінск: Беларуская энцыклапедыя, 2006. — Т. 2: К — Я. — С. 348. — 792 с. — 3000 экз. — ISBN 985-11-378-0. (белор.)

Ссылки

• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=93505 Нарвойш Франц Миликонт]

Отрывок, характеризующий Нарвойш, Францишек Миликонт

– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.