Диалекты литовского языка
Диалекты литовского языка — единицы лингвотерриториального членения литовского языка. Традиционно для литовской диалектологии выделяют две большие диалектные группы — жемайтское и аукштайтское наречия, которые делятся на диалекты, а те в свою очередь на говоры. Наиболее известны две классификации литовских диалектов: Антанаса Баранаускаса (в дальнейшем развита Зигмасом Зинкявичюсом) и Казимераса Яунюса (в дальнейшем развита Антанасом Салисом). Эти классификации сильно не отличаются друг от друга. Так как А. Баранаускас был аукштайтом, а К. Яунюс — жемайтом, принято считать, что их описания своих диалектных особенностей точнее.
Содержание
Классификация Зинкявичюса и Гирдениса
Согласно классификации Зигмаса Зинкявичюса и Алекса Гирдениса литовские диалекты подразделяются следующим образом:
- жемайтское наречие:
- аукштайтское наречие:
- западноаукштайтский диалект:
- каунасские говоры (Каунас, Бирштонас, Даукшяй, Гарлява, Гришкабудис, Езнас, Юрбаркас, Кайшядорис, Калвария, Казлу Руда, Кибартай, Кудиркос-Науместис, Любавас, Лукшяй, Мариямполе, Пренай, Пуня, Шакяй, Велюона, Вилькия, Вилкавишкис);
- аукштайтский говор Клайпедского края (Пагегяй);
- шяуляйские говоры (Шяуляй, Арёгала, Байсогала, Гиркалнис, Йонава, Йонишкис, Калнуяй, Пашушвис, Рудишкяй, Скайстгирис, Шакина, Шаукотас, Шилува, Жагаре);
- каунасские говоры (Каунас, Бирштонас, Даукшяй, Гарлява, Гришкабудис, Езнас, Юрбаркас, Кайшядорис, Калвария, Казлу Руда, Кибартай, Кудиркос-Науместис, Любавас, Лукшяй, Мариямполе, Пренай, Пуня, Шакяй, Велюона, Вилькия, Вилкавишкис);
- восточноаукштайтский диалект:
- аникшчяйские говоры (Аникшчяй, Адомине, Бакнинкай, Лидуокяй, Панемунялис, Сведасай, Жемайткямис);
- купишкисские говоры (Купишкис, Палевене, Панделис, Папилис, Скапишкис, Субачюс);
- паневежские говоры (Паневежис, Биржай, Йонишкелис, Карсакишкис, Каварскас, Крекенава, Линкува, Мяжишкяй, Нямунелё Радвилишкис, Пасвалис, Пашвитинис, Пушалотас, Рагува, Рамигала, Салочяй, Сясикай, Смилгяй, Шедува, Траупис, Вабалнинкас, Вашкай, Видишкяй, Жяймялис);
- ширвинтские говоры (Ширвинтос, Гялвонай, Гядрайчяй, Муснинкай, Укмярге);
- утенские говоры (Утяна, Аланта, Даугайляй, Дябяйкяй, Дусятос, Интурке, Кряунос, Куктишкес, Молетай, Обеляй, Рокишкис, Салакас, Ужпаляй, Зарасай);
- вильнюсские говоры (Вильнюс, Адутишкис, Даугелишкис, Девянишкес, Дисна, Дотяненай, Дукштас, Игналина, Калтаненай, Линкменис, Майшягала, Мялагенай, Нямянчине, Пабраде, Палуше, Римше, Швянчёнеляй, Швянчёнис, Тверячюс);
- южноаукштайтский (или дзукийский) диалект (Алитус, Аукштадварис, Друскининкай, Дусменис, Эйшишкес, Кабяляй, Канява, Ляйпалингис, Марцинконис, Маркине, Мустяйка, Нямунайтис, Паломяне, Рудамина, Рудня, Симнас, Валкининкай, Варена, Вейсеяй, Вевис, Жайслай).
- западноаукштайтский диалект:
Классификация Казимераса и Салиса
Классификациялектов литовских согласно работам Яунюса Казимераса и Антанаса Салиса:
- жемайтское наречие (в соответствии с особенностями произношения слова «хлеб» лит. dúona):
- западноаукштайтское:
- нижний
- велюонский
- южный
- центральноаукштайтское:
- восточноаукштайтское:
- дзукийское наречие
- сувалкийское наречие
См. также
Напишите отзыв о статье "Диалекты литовского языка"
Примечания
- ↑ Коряков Ю. Б. Приложение. Карты. 5. Литовский язык // Языки мира. Балтийские языки. — М.: Academia, 2006. — 224 с. — ISBN 5-87444-225-1.
- ↑ Коряков Ю. Б. Карты балтийских языков // Языки мира. Балтийские языки. — М.: Academia, 2006. — С. 221. — 224 с. — ISBN 5-87444-225-1.
|
|
Отрывок, характеризующий Диалекты литовского языка
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?