Народно-освободительная война Югославии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Народно-освободительная война Югославии
Основной конфликт: Вторая мировая война

Сверху по часовой стрелке: встреча Адольфа Гитлера и Анте Павелича в Бергхофе; Степан Филипович выкрикивает перед своей казнью «Смерть фашизму, свобода народу!»; генерал Дража Михайлович и его четники; усташи; маршал Иосип Броз Тито и союзные войска
Дата

4 июля 194115 мая 1945

Место

Югославия

Причина

Вторжение стран Оси в Югославию и последующая оккупация страны

Итог

Победа Народно-освободительной армии Югославии, создание социалистической Югославии

Изменения

присоединение части территории Королевства Италия к Югославии

Противники
Коммунистическая партия Югославии

Единый народно-освободительный фронт Югославии

Национально-освободительное движение Албании (англ.)
Югославские войска на родине (до 1 ноября 1941 в союзе с НОАЮ)
СССР СССР (c 28 сентября 1944)
Болгария (c 1944)
Италия (с 1943)
Западные союзники (с 1943)
СССР СССР (с 14 декабря 1943 по 28 сентября 1944)

Страны Оси:

Германия
Италия (до 1943)
Венгрия (до 1944)
Болгария (до 1944)
Марионеточные государства и коллаборационистские формирования:
Хорватия

Сербия (до 1944)

Словенский Альянс (до 1943)[5]

Черногория (до 1944)[6]

Албания (до 1944)[7]

Югославские войска на родине (с 1942 начинают сотрудничество с оккупационными войсками, продолжая воевать против Хорватии и Черногории, пользуясь поддержкой Западных союзников до 1943)
Словенское домобранство (с 1943)
Венгрия (с 1944)
Македония (в 1944)

Югославские войска на родине (с 1 ноября 1941 по 1942 выступали в качестве «третьей силы»)

при поддержке:
Западные союзники (до 1943)[1][2][3][4]

Командующие
НОАЮ:

Иосип Броз Тито
Милован Джилас
Александр Ранкович
Коста Надь
Пеко Дапчевич
Коча Попович
Петар Драпшин
Светозар Вукманович
Арсо Йованович
Сава Ковачевич
Иван Гошняк
Эдвард Кардель
СССР:
Иосиф Сталин
Фёдор Толбухин
Сергей Горшков
Владимир Жданов
Болгария:
Владимир Стойчев
Щерю Атанасов
Пётр Хаджииванов
Иван Георгиев
Кирил Волчев
Кирил Станчев
Италия:
Марио Роботти
Джованни Батиста Оксилия
Лоренцо Вивальда
Карло Равнич

Германия:

Адольф Гитлер
Александр Лёр
Артур Флепс
Франц Бёме
Максимилиан фон Вейхс
Эдмунд фон Хорстенау
Пауль Бадер
Лотар Рендулич
Карл Густав Зауберцвейг
Италия:
Виктор Эммануил III
Бенито Муссолини
Марио Роатта
Коллаборационисты:
Анте Павелич
Дидо Кватерник
Милан Недич
Константин Мушицкий
Коста Печанац
Секула Дрлевич
Леон Рупник
Четники:
Дража Михайлович
Момчило Джуич
Павле Джуришич
Драгутин Кесерович
Драгослав Милетич-Рачич
Никола Калабич

Силы сторон
800 000 партизан (1945 год)[8]
580 000 (3-й Украинский фронт)
более 1 миллиона
321 000[9]
262 000[10]

ок. 21 000[11]
ок. 15 000
ок. 70 000

Потери
от 237 000 до 350 000 убито[12], более 400 000 ранено[13]
не менее 20 тысяч человек
24 267 убито, 12 060 пропало без вести [14]
209 000 убито[12]
Общие потери
Около 1.2 миллиона убитых со стороны Югославии (из них мирного населения от 581 000 [12] до более чем 800 000[15])
 
Восточноевропейский театр военных действий Второй мировой войны

Народно-освободительная война Югославии (серб. Народноослободилачки рат Југославије, хорв. Narodnooslobodilački rat Jugoslavije, словен. Narodnoosvobodilni boj Jugoslavije, макед. Народно-ослободителната воjна на Југославија), чаще известна как Народно-освободительная борьба народа Югославии или просто Народно-освободительная борьба (серб. Народноослободилачка борба народа Југославије, хорв. Narodnoslobodilačka borba Jugoslavije, словен. Narodnoosvobodilna borba jugoslovanskih narodov, макед. Народно-ослободителната борба на Југославија) — война югославских партизан в союзе с советскими войсками (с 1944 года) за освобождение Югославии от немецких, итальянских, венгерских оккупантов и их союзников-коллаборационистов. Велась с 4 июля 1941 по 15 мая 1945 года и завершилась полной победой югославских партизан и освобождением страны от оккупации.

Народно-освободительная война Югославии является неотъемлемой частью Движения Сопротивления в Европе: действия югославских партизан и их союзников на Балканах сковывали довольно большу́ю часть немецких войск, не позволяя вермахту перебросить подкрепления ни на Западный, ни на Восточный фронты; это партизанское движение по численности уступало только партизанскому движению СССР[16]. В истории Югославии эта война занимает точно такое же место, какое занимает Великая Отечественная война в истории СССР и России.





Содержание

Предыстория

Раздел Югославии

25 марта 1941 года правительство Югославии во главе с Драгишей Цветковичем, премьер-министром страны, и министром иностранных дел Александаром Чинчаром-Марковичем подписало договор о присоединении Югославии к Тройственному пакту стран Оси. Это решение вызвало массовое возмущение жителей страны, среди которых всё ещё были сильны прорусские настроения: с протестами «Лучше война, чем пакт! Лучше гроб, чем рабство!» (серб. Боље рат него пакт! Боље гроб него роб!) югославы вышли на улицы городов, устраивая беспорядки. 27 марта группа прорусски настроенных офицеров свергла правительство и правившего принца-регента Павле Карагеоргиевича, приведя к власти короля Петра II, провозгласив его совершеннолетним. Новая власть подписала с СССР договор о дружбе и ненападении, что привело в бешенство Германию и Италию и дало надежду Великобритании на продолжение антинацистского сопротивления в Европе.

Взбешённый Гитлер расценил подобный шаг как предательство со стороны Югославии и подписал директиву № 25, согласно которой немецкая армия 6 апреля 1941 года должна была вторгнуться в Югославию и захватить её, после чего аналогичная операция должна была пройти и в Греции. 6 апреля 1941 года немецкие силы при поддержке итальянцев, венгров и болгар вторглись в страну. Югославская армия не сумела организовать должное сопротивление, вследствие чего 17 апреля была подписана немедленная капитуляция страны (за два дня до этого король вместе с правительством бежали за границу).

Раздел Югославии начался ещё до завершения операции: 10 апреля 1941 года в разгар боевых действий хорватские националисты-усташи Анте Павелич и Славко Кватерник провозгласили независимость Хорватии, которой они добивались ещё при существовании Королевства Югославия. В состав новой страны вошли территории нынешней Хорватии, Боснии и Герцеговины и сербской области Срем. Уже после капитуляции страны в Риме была достигнута договорённость: Италия и Германия делили Словению пополам (южная часть отходила Италии, северная с Любляной — Германии), Венгрия аннексировала Войводину (Бачка и Нови-Сад), Румыния заняла область Банат, Болгария присоединила большую часть Македонии и юго-восточную Сербию, Албания получила Косово и остаток Македонии, Италия же ещё приобрела и Черногорию, установив там свой протекторат. Оставшиеся территории были преобразованы в марионеточное государство Сербия, которым руководил бывший генерал королевской армии Милан Недич. Он же назначил так называемое Правительство национального спасения, полностью подчинявшееся немцам.

Подготовка к войне

15 апреля 1941 года, когда король бежал из страны, на заседании Политбюро ЦК Коммунистической партии Югославии (КПЮ) в Загребе было признано, что Югославия скоро капитулирует, и принято решение о подготовке вооружённого антинемецкого восстания и начале партизанской войны. Был сформирован Военный комитет, который возглавил генеральный секретарь КПЮ Иосип Броз Тито. КПЮ призвала бороться не только с немецкими оккупантами, но и хорватскими фашистами. По заверению партии, «коммунисты и рабочий класс Югославии будут сражаться в первых рядах и упорно бороться до окончательной победы».

Во второй половине мая штаб КПЮ переехал в Белград, где продолжалось обсуждение деталей грядущего восстания. В течение мая и июня 1941 года формировались региональные военные комитеты, которые занимались приобретением оружия, боеприпасов, медикаментов и униформы. Югославам удалось забрать со складов то оружие, припасы и униформу Королевской армии, которое не успели конфисковать немцы. Комитеты занимались вербовкой партизан, проводили курсы обучения солдат, врачей и командного состава. В некоторых городах организовывались тайные ударные группы, занимавшиеся саботажем и диверсиями. Активную помощь партизанам оказывали и те югославы, которые успели повоевать в Испании в Гражданской войне. Впоследствии по мере освобождения той или иной территории у партизан стали появляться и первые самолёты (первым профессиональным пилотом югославской партизанской армии стал майор Франьо Клуз), и собственный флот (первым адмиралом партизанской флотилии стал капитан Велимир Шкорпик, одним из самых известных командиров партизанской речной флотилии являлся Владо Багат)[17]. Со временем югославам удалось даже захватить некоторые танки и бронеавтомобили, которые стали основой для будущей армии Югославии.

Начало партизанской войны

Историческое совещание в Белграде

22 июня 1941 года Германия напала на СССР. Началась Великая Отечественная война. Это стало сигналом для югославских партизан: о России они говорили часто как о покровительнице балканских славян, а договор о дружбе и ненападении укрепил их веру в готовность СССР дать отпор Германии. В тот же день Политбюро ЦК КПЮ обратилось как к народам Югославии, так и к народам СССР с призывом дать отпор захватчикам и изгнать их со своих земель.

Народы Югославии: сербы, хорваты, словенцы, черногорцы, македонцы и другие…

Настал решающий час. Началась смертельная битва против главных врагов рабочего класса, битва, в которую фашистские преступники сами себя втянули после нападения на Советский Союз, надежду всех трудящихся мира. Драгоценная кровь героического советского народа проливается не только ради спасения социалистических стран, но и для окончательного социального и национального освобождения всего человечества. Таким образом, это и наша война, в которой мы должны жертвовать свои силы и даже жизни…

Пролетарии всех земель Югославии, займите свои места на линии фронта. Соберите плотно свои ряды около вашего авангарда, Коммунистической партии Югославии. Каждый на своём месте! Без колебаний и с дисциплиной исполняйте свой пролетарский долг. Будьте готовы к последнему и решающему бою…

Встаньте во главе угнетённых рабочих масс и наций и поведите их в борьбу против фашистских палачей наших народов. Отвага, дисциплина и хладнокровие пусть овладеют вами, ведь у вас есть время, чтобы подать пример другим. Исполните свой передовой долг рабочего класса Югославии. Вперёд, в последнюю и решающую битву за свободу и счастье человечества!

Спустя несколько дней, 27 июня на очередном заседании Политбюро ЦК КПЮ был сформирован Главный штаб Народно-освободительных партизанских отрядов Югославии, а верховным главнокомандующим партизанских сил был избран генеральный секретарь Иосип Броз Тито. Также был образован Единый народно-освободительный фронт Югославии, который стал объединяющей и руководящей организацией для всех антифашистских движений Югославии.

4 июля 1941 года традиционно считается историками всего мира началом партизанской войны в Югославии: в Белграде в доме Владислава Рибникара состоялось заседание Политбюро ЦК КПЮ, на котором был утверждён план войны. На заседании присутствовали Иосип Броз Тито, Милован Джилас, Светозар «Темпо» Вукманович, Иво «Лола» Рибар, Сретен Жуйович и Иван Милутинович. Была достигнута договорённость об отправке всех шести участников в шесть стран, составлявших Югославию: Сербию, Хорватию, Боснию, Македонию, Словению и Черногорию. Война продлилась почти четыре года и продолжалась даже после капитуляции Германии.

1941 год

Начало боёв

  • В Сербии первые бои начались 7 июля: небольшие вооружённые стычки, которые были в мае и июне, переросли в серьёзные столкновения. Первым крупным отрядом в Сербии, который начал войну, стал Раджевацкий партизанский отряд, действовавший в селе Бела-Црква. Командовал отрядом Жикица «Шпанац» Йованович.
  • В Черногории партизаны подошли к выбору даты восстания с умом: 12 июля марионеточное правительство Черногории провозгласило свою независимость, якобы дарованную Италией. Милован Джилас решил «отблагодарить» итальянцев по-своему, и на следующий день в городах Черногории начались столкновения. За несколько дней итальянцы потеряли убитыми, ранеными и пленными 4 тысячи человек, не сумев организовать нормальный отпор партизанским войскам, а югославы отбили почти все города. Спасло итальянцев от потери территории и полного провала только своевременное вмешательство регулярных частей армии и переброска горнострелковых дивизий. Хотя восстание удалось подавить, черногорцы одержали стратегическую победу и начали активное сопротивление.
  • В Словении бои начались в Гореньске и Нижней Штирии 22 июля, а к августу войной была охвачена уже вся страна. За партизанские действия отвечал Эдвард Кардель.
  • В Боснии и Герцеговине партизанская война началась 27 июля, когда усташи уже начали устраивать откровенный геноцид сербов. Восстание началось с разгромом войск усташей в Дрваре и охватило всю Боснийскую Краину. Разгорелись стычки в городах Босанско-Грахово, Гламоч, Мрконич-Град, Власеница, Сребреница, Маглай и так далее.
  • В Хорватии, как и в Боснии, начались бои 27 июля со стычек в Лике, Кордуне, Бановине и Славонии, которые перенеслись потом в Далмацию и Горски-Котар. Партизанам удалось атаковать город Срб. Ещё 22 июня, в день начала войны СССР и Германии, в Хорватии появился первый партизанский отряд — Сисакский.
  • В Македонии боевые действия начались позднее всего, 11 октября. Изначально руководил восстанием Методий Шаторов, но после того, как его приняли в члены Коммунистической партии Болгарии, югославы исключили его из своих рядов, посчитав это по меньшей мере дезертирством. Командовать югославскими партизанами в Македонии отправился Лазар Колишевский, при его работе начались формирования новых партизанских отрядов. В августе и сентябре были созданы три таких отряда, один из которых, Прилепский, 11 октября начал боевые действия в битве за Прилеп. До этого македонскими и греческими партизанами в городе Драма была предпринята попытка восстания, которая с треском провалилась.

Партизанские отряды летом благодаря координации и слаженности действий нанесли мощный удар по коллаборационистами и оккупантам, захватив огромное[сколько?] количество вооружения и припасов, что усилило партизанскую армию. В разных территориях начали формироваться новые партизанские отряды, которые составляли уже не десятки, а сотни солдат. Освобождая территории, партизаны обрывали линии коммуникации между вражескими войсками и устанавливали связь с дружественными отрядами. В крупных городах страны партизаны стали устраивать взрывы, уничтожая важные объекты, поджигая транспортные средства, организуя покушения, вступая в бои с полицией и даже с регулярными частями вермахта. Ударные и диверсионные группы, в состав каждой из которых входило 2-3 человека, охотились на вражеских офицеров и простых солдат, громили патрули и гарнизоны, уничтожали склады и захватывали там необходимое снаряжение, освобождали пленных, разрушали железные дороги, обрывали линии телефонной и телеграфной связи, нарушая тем самым связь между разрозненными гарнизонами противника.

Становление Ужицкой Республики

Размах партизанского движения привёл к тому, что уже до конца августа немцы потеряли контроль над частью земель Югославии. В окрестностях города Ужице появилась так называемая Ужицкая республика, занимавшая большие территории Западной Сербии и Шумадии, располагавшаяся между реками Дрина и Сава, недалеко от Белграда, Смедерево и Южной Моравы. По современным меркам площадь Ужицкой Республики составляла 2/3 площади от территории современной Сербии. Ужицкая Республика де-факто граничила с частью освобождённой Восточной Боснии, а также партизанским краем Санджак и не занятой врагом Южной и Восточной Сербии.

Под контролем партизан были города Ужице, Чачак, Горни-Милановац, Крупань, Лозница, Байина-Башта и Ужичка-Пожега. У немцев оставались гарнизоны в Шабаце, Валево, Кралево, Крагуеваце и некоторые патрули на дороге Белград-Ниш. Довольный свершивимся, Иосип Броз Тито в первой половине сентября прибыл в республику. 26 сентября в деревне Столице недалеко от села Брштицы состоялось совещание, на котором и был принят основной план ведения дальнейших боевых действий в Югославии. Однако радость партизан была недолгой: немецкие гарнизоны осознали, что имеют дело с противником, который мог быть опасен не менее, чем советские партизаны и части РККА, и начали борьбу против партизан. В итоге югославы потеряли Ужице, понеся огромные потери.

Первое антипартизанское наступление

Причиной произошедшего стал разлад между партизанами. Как оказалось, монархисты-сторонники старой власти не сложили оружие и не прекратили борьбу. Командующий Королевской югославской армией, генерал Драголюб «Дража» Михаилович, не сложил оружие и продолжил борьбу против немцев, за что чуть не поплатился собственной жизнью: немецкая администрация объявила его в розыск и пообещала 250 тысяч марок за голову непокорного генерала. Михаилович возглавил югославские войска на родине, которые вошли в историю как «четники». Первоначально четники готовы были сотрудничать с партизанами Тито, рассчитывая на то, что коммунисты уступят на добровольной основе власть монархистам и признают законность правления Петра II.

Дража Михаилович во многом не доверял Иосипу Брозу Тито и утверждал, что организовывать национальное восстание нельзя ни в коем случае, иначе немцы устроят настоящую резню мирного населения и похоронят все надежды на избавление от оккупации. Он был по-своему прав, поскольку 16 сентября фельдмаршал Вильгельм Кейтель издал распоряжение о приведении в исполнение смертной казни за попытку сопротивления оккупационным войскам: за каждого раненого немца он грозил расстрелять 50 мирных граждан, а за каждого убитого немца — 100 граждан. Ещё один нацист, генерал Франц Бёме заявил, что всё население Сербии он будет рассматривать как потенциальных врагов, поскольку в любой момент гражданские могли начать помогать партизанам.

Разногласиями воспользовались немцы и усташи, которые атаковали сербские позиции с нескольких сторон: 29 сентября 1941 года на реке Дрине с территории Боснии свой марш начали хорваты, а параллельно между Шабацем и Лозницей части 342-й пехотной дивизии вступили в бои с партизанами Тито. Удар был неожиданный: четники и партизаны не успели ничего предпринять и начали спешно отступать. По ходу боевых действий Михаилович стал тайно отправлять своих делегатов к немцам с просьбой о прекращении огня и оказании помощи в борьбе с Тито, прикрываясь стремлением перебросить силы четников на борьбу с хорватами и боснийцами. Вскоре Тито раскрыл обман, и партизаны расценили подобный поступок как предательство, отказавшись вообще от помощи четников. В итоге 1 ноября 1941 года, уже после захвата немцами Ужице, четники вступили в первый бой с партизанами, обретя ещё одних врагов.

Другие территории

Черногорцы хоть и на короткое время, но в ходе своего восстания захватили три четверти территории страны: под контролем были города Андриевица, Грахово, Жабляк, Колашин, Биело-Поле, Беране и Даниловград. Некоторые из городов не покорялись в течение всего года и даже в 1942 году итальянцы не могли их взять. Тем временем в Боснии партизанами был отбит Дрвар, который стал столицей так называемой Дрварской республики в Западной Боснии, и на разгром этой самопровозглашённой республики были переброшены значительные силы четников, итальянцев, усташей и словенцев[каких?]. В Хорватии в июле-августе под контролем партизан оказались Лика, Кордун, Бановина, Горски-Котар, Далмация и Славония, но уже осенью эти земли вернули под свой контроль оккупанты. В Кордуне, впрочем, потери усташей оказались довольно большими. Наконец, в Словении, в провинции Гореньска образовалась ещё одна свободная территория, которую в конце декабря 1941 года вернули себе немцы.

Формирование регулярных сил НОАЮ

Шесть немецких дивизий и многочисленные войска коллаборационистов нанесли мощный удар по партизанскому движению, но не смогли его остановить. Верховный штаб Народно-освободительных партизанских отрядов Югославии вынужден был бежать в Санджак. Параллельно по партизанам были нанесены удары в Войводине, Славонии, Далмации, Горском-Котаре и Хорватском Приморье.

Верховный штаб занялся реформированием войск. От обычных партизанских отрядов он перешёл к созданию более крупных и мощных боевых единиц: бригад. Так 21 декабря 1941 года в Рудо появилась 1-я пролетарская ударная бригада — первое крупное военное формирование югославских войск. 1 марта 1942 года появилась и 2-я пролетарская ударная бригада. Впоследствии, когда до югославов дошли радостные новости о провале немецкого блицкрига в СССР, у них появилась возможность создавать и партизанские дивизии. Вскоре главный орган управления партизанскими силами стал называться Верховным штабом Народно-освободительной армии Югославии.

Немецкий террор

Для подавления партизанского движения немецкому командованию пришлось отзывать войска из СССР, Франции и Греции. Итальянцы же сосредоточены были преимущественно на войне в Африке и с африканского фронта войска не отзывали, переправляя охранные дивизии из Италии и Албании, а также договариваясь о сотрудничестве с хорватами.

Летом и осенью 1941 года немецко-итальянские войска провели несколько крупных операций, пытаясь разгромить партизанские силы, и в ходе этих операций они сожгли дотла сотни деревень в Западной Боснии, Герцеговине, Лике и Кордуне. В ходе Первого антипартизанского наступления попадавшие в плен партизаны часто казнились после долгих пыток, а мирные жители расстреливались по малейшему подозрению. Так в стране появились первые концлагеря Ясеновац, Стара-Градишка, Баница, Саймиште, Шабац, Црвени Крст и другие. Солдаты не щадили ни женщин, ни детей, ни стариков, а некоторых даже отправляли в другие лагеря смерти: Бухенвальд, Освенцим, Маутхаузен и Дахау. Самыми кровавыми преступлениями в первый год войны стали бойни в Кралево и Крагуеваце: в первом случае партизаны окружили город, в ответ на что немцы стали стрелять по мирным жителям и уничтожили полностью всё мужское население Кралево; во втором случае в ответ на гибель 10 солдат и ранение 26 немцы захватили в плен 2323 человека и расстреляли их без суда и следствия. В целом между апрелем и декабрём 1941 немцами было расстреляно от 20 до 30 тысяч сербских мирных жителей в качестве мер по борьбе с партизанами.

1942 год

Второе антипартизанское наступление

Стычки с четниками вынудили Верховный штаб перебросить в Восточную Боснию 1-ю пролетарскую ударную бригаду, что привело к очередному всплеску борьбы в Югославии и отвлекло внимание немцев.

15 января 1942 года немецкое верховное командование начало так называемое Второе антипартизанское наступление. Дража Михайлович, которому удалось заручиться поддержкой немецких войск, отдал приказ всем своим войскам ни в коем случае не вступать в бои с немцами и не чинить им препятствий на пути к партизанским войскам. Усташи и вермахтовцы заняли несколько городов, установив связь между гарнизонами, и отрезали партизанам несколько путей к отступлению. В суровых зимних условиях части 1-й пролетарской бригады совершили известный Игманский марш, уйдя от немецкого преследования и сумев разрушить несколько линий коммуникаций между городами Боснии.

В течение марта 1942 года 1-я и 2-я пролетарские бригады соединились и продолжили операции по освобождению страны. Партизанская деятельность оживилась в Герцеговине, Черногории, Санджаке и Восточной Боснии, а в освобождённой Фоче с января по май 1942 года даже располагался Верховный штаб НОАЮ и ЦК Компартии Югославии. За время пребвания в Фоче Верховный штаб в январе утвердил порядок принятия добровольцев в военные формирования партизан, а в феврале утвердил документы о присваивании подразделениям статусов бригад.

Затишье на Востоке, война на Западе

Катастрофа, которая настигла партизан в ходе Первого наступления немцев, привела к тому, что в Западной Сербии и Шумадии прекратилось вооружённое сопротивление. Вместе с тем в Южной Сербии оно обострилось: от Ястребаца до равнины Кукавицы и от Власотинце до Сувой равнины образовалась новая свободная территория, стратегическими пунктами которой были Топлица, Ябланица, Пуста-Река, Кукавица, Црна-Трава и Ястребац. Немцы обрушили на партизан всю свою силу, нанеся большой урон силам антифашистов.

В Санджаке в начале 1942 года против партизан были переброшены не только немецкие силы, но и отряды итальянских войск, а также полицаи, набранные из числа коллаборационистов (туда входили недичевцы, сербские эсэсовцы во главе с Константином Мушицки и мусульмане). Несмотря на упорное сопротивление, партизанам Тито пришлось уходить в Боснию и Черногорию. В Банате, Бачке и Баране партизаны и вовсе прекратили борьбу из-за потерь, в то время как в Воеводине и Среме бои разгорелись с новой силой. Что касается Македонии, то там, как ни странно, партизан становилось всё больше и больше: в течение всего 1942 года они без устали вступали в бои с регулярными частями болгарских войск и полицейскими.

Зима, тем не менее, закалила титовцев и преподнесла им несколько уроков. В Западной Югославии немцы стали терпеть одно поражение за другим, а в Западной и Центральной Боснии сразу пять партизанских отрядов организовали глухую оборону, которую не удавалось взломать немцам. В мае 1942 года был освобождён Приедор, что позволило партизанам на некоторое время снять осаду с части Хорватии и Боснии (Козара и Подгрмеч оказались под их контролем в Боснии; Лика, Баня, Кордун и Горски-Котар в Хорватии; часть Западной Боснии и Далмация). Открыв дорогу на Далмацию, югославы начали вести боевые действия на реках и в открытом море. В бой вступили уроженцы Славонии, Калника, Билогоры и Мославины. Попытки немцев подавить эти очаги сопротивления ни к чему не привели.

В Словении партизанам удалось освободить Доленьску и Нотраньску краины, что позволило им начать поход в Штирию. Вторая группа партизанских отрядов организовала поход в Штирию, где также отбила ряд деревень и городов. В конце концов, немцы потеряли контроль над ситуацией и срочно вызвали дополнительные дивизии для подготовки к очередной операции.

Поход в Боснийскую Крайну

За сохранение самых основных сил партизанской армии Тито и его команде пришлось заплатить большими территориями, занятыми некогда его войсками. К тому же некоторые подразделения партизанской армии всё-таки были уничтожены полностью. Основные силы партизан из Черногории, Санджака и Герцеговины начали прорываться сквозь мощные оборонительные линии немцев и итальянцев в Боснийскую Краину. Когда они соединились, то оказались в относительной безопасности. Из уцелевших отрядов были созданы 3-я санджакская, 4-я черногорская, 5-я черногорская пролетарские ударные бригады и Герцеговинской партизанский отряд НОАЮ. Верховный штаб и Компартия получили новосозданным бригадам, объединённым в группу, прорваться дальше в Боснийскую Краину и выйти на связь с хорватскими партизанскими отрядами, а по возможности освободить как можно больше территорий.

Сам поход в Боснийскую Краину начался 24 июня 1942 года после соединения всех партизанских соединений. Эта небольшая операция переросла в полномасштабное наступление, которое продолжалось до 1943 года. 5-я пролетарская бригада и Герцеговинский отряд вынуждены были остаться на своих позициях для обороны Центрального госпиталя НОАЮ, а спустя некоторое время они отправились в Западную Боснию. К началу 1943 года им удалось освободить города Бихач, Кониц, Прозор, Горни-Вакуф, Дувно, Ливно, Ключ, Гламоч, Мрконич-Град и Яйце. Перенеся боевые действия в долину реки Уна, Верховный штаб НОАЮ решил таким образом рассеять вражеские войска по долинам Уны и Цазинской Краины, чтобы облегчить задачу партизанам и удержать свободные территории Западной Боснии и Хорватии.

Битва за Козару

Самые ожесточённые столкновения за всю войну развернулись на Грмече и Козаре. Немцы отправили сразу 45 тысяч солдат и офицеров против 2-го Краинского партизанского отряда, в котором было всего 3500 человек. С 10 июня по 18 июля 1942 года развернулись самые ожесточённые бои в истории войны: на горе Козаре в неравном бою сошлись превосходящие силы немцев из 714-й, 717-й и 718-й дивизий при поддержке некоторых вспомогательных войск и две партизанские бригады при поддержке одного небольшого отряда. В ходе ожесточённых боёв общие потери (включая мирных жителей) составили 68 тысяч человек.

Однако на юге немцы ничего не добились, даже не добравшись толком ни до Македонии, ни до Косово: в Южной Сербии снова активизировалась партизанская деятельность. На помощь сербам пришли албанские коммунисты, служившие в отрядах имени Зейнела Айдини и Эмина Дураку. Вместе с тем на оккупированных территориях борьба снова обострилась: в Санджаке, Черногории и Герцеговине местное руководство КПЮ нашло силы снова вдохновить партизан; в Среме немцы устроили откровенный геноцид в рамках Фрушской операции, уничтожив около 6 тысяч мирных жителей и уведя 10 тысяч в плен, но целей операции так и не достигли; в Далмации партизаны высадились на островах Хорватского приморья, превратив многие из них в маленькие крепости. Уже были готовы основы для ведения войны на море.

Вместе с тем югославские партизаны добились некоторого успеха: пока немцы бросали на Козару свои силы, два партизана по имени Франьо Клуз и Рудольф Чаявец воспользовались моментами и на аэродромах сумели захватить самолёты «Potez 25» и «Breguet Br.19». 23 мая 1942 года они прилетели в Приедор, что стало началом существования партизанских ВВС. Используя эти самолёты, они начали проводить воздушные операции: хотя попытки захватить немецкую авиацию не прекращались, бросать в бой уже имеющиеся самолёты для югославов было сродни самоубийственной атаке, и поэтому Франьо и Рудольф ограничивались небольшими бомбардировками и разведывательными операциями.

Бихачская республика

В первой половине ноября 1942 года партизанами была проведена Бихачская операция, в ходе которой были освобождены города Бихач, Босанска-Крупа, Подград, Велика-Кладуша, Цетинград и Подцетин, позднее ими же были взяты Мрконич-Град и Яйце, Скендер-Вакуф и Котор-Варош, Теслич и Прнявор. Общая площадь освобождённых территорий составляла 48 тыс. км², которая простиралась от Карловаца до реки Неретвы и от реки Босны до Адриатического моря. Часть территорий была отбита в Словении между Горски-Котаром и Покупле. Вся эта территория была названа Бихачской республикой, поскольку центром партизанских войск, действовавших там, был город Бихач. До конца января 1943 года на этой относительно безопасной территории располагались и штаб НОАЮ, и ЦК Компартии Югославии.

Благодаря освобождённым территориям общая численность партизанских войск резко выросла: добровольцы из освобождённой Боснии записывались в ряды партизан, что привело к рождению новых бригад. В итоге к ноябрю 1942 года их насчитывалось 28. А 1 ноября 1942 года Верховный штаб НОАЮ утвердил решение о формировании первых дивизий и корпусов. В декабре 1942 года Верховный штаб перебросил войска в долину рек Савы и Босны и в центр Далмации для дальнейшего раздробления немецких сил. Так, в Центральную Боснию были переброшены 1-я пролетарская и 3-я ударная дивизии, в долину Саны и Уны были отправлены 1-й хорватский и 1-й боснийский армейские корпусы, а в Книнскую Краину были отправлены 2-я пролетарская дивизия и части 4-й хорватской оперативной зоны (для борьбы с четниками).

Антифашистское вече народного освобождения Югославии

Веря в приближающуюся победу над немецкими и итальянскими захватчиками, югославские коммунистические партизаны начали заранее готовить новую систему государственного строя освобождённой Югославии. В сентябре 1942 года распоряжением Верховного штаба так называемые Народно-освободительные комитеты были признаны единственными законными органами власти на территориях, отбитых партизанами. В коцне 1942 года таких локальных комитетов насчитывалось уже 30, и на освобождённых землях даже прошли выборы в новоучреждённые органы власти.

Формирование представительных органов власти партизан этим не ограничивалось: 6 декабря 1942 года в Босански-Петроваце был учреждён Женский антифашистский фронт, а 27 декабря в Бихаче было сформировано Объединение союзов антифашистской молодёжи Югославии, на которых побывало довольно большое количество как партизан, так и мирных людей. На первых съездах были приняты решения о начале активной восстановительной деятельности на освобождённых территориях, чтобы устранить последствия войны как можно скорее. Во всех восстановительных работах были активно задействованы женщины и дети. Помимо этого, были приняты решения о продолжении боевых действий в разных районах. На обоих съездах были изданы манифесты с призывами к борьбе против агрессора.

Ещё раньше, 26 и 27 ноября 1942 года состоялось Первое заседание Антифашистского вече народного освобождения Югославии (АВНОЮ). Оно прошло в Бихаче, на нём присутствовали 54 человека. Вече официально заявило о передаче законной власти в стране народу, сражающемуся против захватчиков и их пособников. На заседании был утверждён устав НОАЮ, в котором чётко прописывалась структура разделения властей. Предполагалось, помимо ведения боевых действий, также восстанавливать разрушенное войной хозяйство на освобождённых территориях, отстраивая разрушенные заводы, дома, учреждения культуры и просвещения, а также строя новые. Помимо этого, началась акция за международное признание Народной республики Югославия как правопреемницы Королевства Югославия.

1943 год

Битва на Неретве

На помощь немцам снова пришли итальянские части, с которыми были согласованы две операции: «Вайсс I» и «Вайсс II». Они в истории были обозначены как Четвёртое антипартизанское наступление. Для этой операции были выделены сразу 5 немецких дивизий, 4 итальянские дивизии, а также военизированные формирования усташей, домобранцев и четников.

На первом этапе наступления немецко-итальянские войска прорвали оборону НОАЮ, несмотря на отчаянное сопротивление сил 1-го хорватского и 1-го боснийского корпусов. Тем временем Главная оперативная группа НОАЮ в составе 5 дивизий организовала контрнаступление против коллаборационистских отрядов в Герцеговине и Черногории, чтобы открыть дорогу подкреплениям в Сербию. Часть итальянских войск была успешно разгромлена в долине реки Рама, а также на середине реки Неретва между городами Кониц и Ябланица. На Неретву были переправлены 3500 раненых из Центрального госпиталя НОАЮ, которые фактически были приманкой для значительной части немецких войск.

Попавшие в окружение партизаны в течение месяца (с 15 февраля по 15 марта) предпринимали попытки переправиться через реку и доставить раненых, что им всё-таки удалось сделать. Прорвавшиеся в Герцеговину войска продолжили своё наступление, разгромив наголову силы четников общей численностью в 26 тысяч человек, что вызвало всплеск партизанской деятельности в Герцеговине, Черногории и Восточной Боснии, а также нанесло серьёзный удар по репутации Драже Михайловича. Тем временем силы 1-го боснийского и 1-го хорватского корпуса отбили территории, которые немцы захватили на первом этапе операции.

Битва на Сутьеске

Немцы не собирались сворачивать планы «Вайсс I» и «Вайсс II», несмотря на поражение на Неретве. Чтобы восстановить контроль над Югославией, им нужно было избавиться от Главной оперативной группы НОАЮ и постараться разжечь противоречия между участниками антигитлеровской коалиции; главным союзником Югославии, если не считать СССР, была Великобритания, которая то и дело отправляла на Балканы свои авиаэскадрильи. Страх перед возможным вторжением англичан на Балканы и потеря контроля над ситуацией на Восточном фронте вынудили немцев начать немедленные действия: немцам предстояло также и перекрыть снабжение из Южной Моравы и Вардара, чтобы запереть остатки югославских войск в узком углу между Болгарией и Грецией.

Согласно плану, немцы начали 15 мая 1943 крупное наступление в Герцеговине, Черногории и Санджаке против югославов. В течение месяца 5 немецких дивизий, 3 итальянские дивизии, 2 болгарских полка и одна горнострелковая бригада усташей общей численностью 127 тысяч человек пытались разгромить скромные силы 19700 партизан, оборонявших Центральный госпиталь НОАЮ и эвакуировавших в безопасное место 4 тысячи раненых. Этот этап вошёл в историю как битва на Сутьеске и стал поворотной точкой в войне: победа югославов лишила бы немцев стратегического преимущества, а поражение могло положить конец всему партизанскому движению. В ходе месяца кровопролитных боёв югославы потеряли около трети убитыми, умершими от болезней, ранеными и погибшими в горах и реках, однако им удалось прорвать несколько крупных немецких колец окружения. Иосип Броз Тито даже был ранен 9 июня в ходе одного из боёв, однако своим личным примером — непосредственно участвовал в битве — вдохновил югославов на подвиги. В итоге югославские войска сумели остановить немецкое наступление и одержали стратегическую победу.

Партизанские движения в 1943 году

Борьба в разных городах Югославии и разных регионах не затихала ни на минуту. Словенская военизированная организация «Белая Гвардия», которая фактически составляла основу итальянской полиции на оккупированных территориях Словении, вынуждена была в одиночку бороться с партизанскими войсками: солдаты НОАЮ то и дело взрывали железнодорожные пути, задерживая доставку подкреплений из Италии и Германии. Им также удалось отбить часть Каринтии и выйти к Приморью, создав там небольшую флотилию.

В Хорватии борьба с усташами также не прекращалась: в Славонии немцы в рамках Псиньско-Папучской операции в марте 1943 года нанесли значительный урон партизанам, в ответ на что титовцы серией нескольких ударов отбили Мославину, Подравину и Славонию. Из добровольцев ими же был создан 1-й славонский армейский корпус, силы которого в мае 1943 года взяли под контроль Пожешскую котловину. Многочисленные диверсанты то и дело перекрывали дорогу Белград-Загреб.

В другой части Хорватии 1-й хорватский армейский корпус занял Лику, Кордун и Баню. Укрепились позиции партизан в Истрии, где было набрано ещё несколько сотен добровольцев. В Боснии, которая была в то время в составе НГХ, 1-й боснийский корпус в ходе отражения Четвёртого наступления добрался до Центральной Боснии. В мае 1943 года он разделился на две части: первая часть, которая в октябре стала 3-м боснийским корпусом, осталась в Восточной Боснии, а вторая часть, 2-й (с октября 5-й) боснийский корпус, отправилась на запад. С июля 1943 года в Боснии начала действовать 16-я воеводинская дивизия.

На территории оккупированной Сербии активность дивизий и корпусов была значительно меньше, но даже силами маленьких отрядов партизаны держали в страхе солдат вермахта и полицаев. Так, в Восточной Сербии активно себя проявили Тимоцкий и Пожаревацкий отряды; в Западной Сербии и Шумадии отличились 1-й Шумадийский, Валевский, Космайский и Чачанский отряды, которые активно разрушали коммуникации и нападали на немецкие и болгарские отряды полицейских; в Южной Сербии партизанами была создана ещё одна импровизированная республика между реками Топлица, Ябланица и Црна-Трава; в Среме численность партизан росла неуклонно каждый день, часть из которых направлялась в Восточную Боснию. Также шли бои и столкновения в Косово и Санджаке.

В марте 1943 года в Македонии была создана своя коммунистическая партия, что усилило борьбу с оккупантами. Для более успешного ведения боевых действий территория была разделена на пять оперативных зон, также были созданы три новых отряда. Ими же были заняты территории в Тиквеше, Дебраце и Преспе.

С первой половины 1943 года немецкие и итальянские войска начали вести войну с партизанами и на море, поскольку командование войск Оси осознало стратегическую важность островов в Адриатике: в случае потери контроля над островами у партизан появлялась бы неприступная военно-морская база, которая могла бы стать неустранимым препятствием для сухопутных войск Италии и Германии. Этот период считается самым успешным периодом партизанского флота: 23 января 1943 был сформирован Отряд военно-морских сил Южной Далмации, куда входили две вооружённые рыбацкие лодки. Этот маленький отряд успешно вёл боевые действия близ острова Хвар и в Неретвинском канале, продолжая продвигаться на северк Велебитскому каналу. Несмотря на то, что итальянский флот считался в то время одним из мощнейших и крупнейших флотов мира, партизанские войска успешно организовали атаки на 103 корабля, из которых 37 было захвачено или уничтожено.

С конца 1942 — начала 1943 годов (то есть с начала зимы) державы союзников начинают признавать югославских коммунистов в качестве единственной законной власти в Югославии и главной сражающейся против Гитлера силы. В связи с тем с апреля 1943 года Великобритания начинает оказывать военную помощь Югославии: в тот месяц военная делегация впервые посетила освобождённые партизанами территории. В мае в Югославию прибыла британская военная миссия.

Выход Италии из войны

25 июля 1943 власть Бенито Муссолини была свергнута после высадки англо-американских войск в Сицилии. В начале сентября 1943 Италия капитулировала перед союзниками, что привело к её выходу из войны, что стало некоторым облегчением для югославских партизан: они избавились от одного из своих противников. В связи с этим Верховный штаб НОАЮ принял несколько важных решений в военном и политическом планах: в итальянскую оккупационную зону были отправлены дополнительные части НОАЮ для оказания помощи засевшим там партизанам и расширения подконтрольной коммунистам территории. После того, как 8 сентября 1943 года 2-й итальянской армии продолжали сражаться эффективность против немцев согласовано с командующим 2-й армии генерал Марио Роботти и и И. Броз Тито большая часть его находится в союзе с югославскими партизанами.

После капитуляции Италии 3 сентября 1943 1-я альпийская дивизия «Тауринензе» находилась в Никшиче и Даниловграде. Она попыталась пройти по побережью Адриатического моря, чтобы успешно эвакуироваться на родину, но около половины солдат были разоружены немцами. Оставшиеся итальянские солдаты вынуждены были скрываться в лесах и горах Югославии и просить помощи у партизан. 11 октября 1943 была образована 1-я итальянская партизанская бригада «Аоста» численностью порядка 800 солдат из 4 батальонов. 19 октября близ Колашина была образована 2-я итальянская партизанская бригада той же численностью. В Беране тем временем базировалась 19-я пехотная дивизия «Венеция», которая после капитуляции пыталась выбрать между партизанами и четниками дальнейшую сторону для продолжения войны. После переговоров с Пеко Дапчевичем итальянцев удалось склонить на сторону югославов, и 10 октября 1943 дивизия перешла на сторону югославских партизан, а после из её военнослужащих была сформирована 5-я бригада при 2-м ударном корпусе численностью 5 тысяч человек.

В Плевле 2 декабря 1943 была наконец сформирована новая итальянская дивизия, получившая название партизанской дивизии «Гарибальди». В её составе было 5 тысяч человек из четырёх бригад (1-я, 2-я, 3-я и 4-я), подчинявшихся командованию штаба 2-го ударного корпуса НОАЮ во главе с Пеко Дапчевичем. Помимо солдат 1-й альпийской «Тауринензе» и 19-й пехотной «Венеция», в дивизии служили артиллеристы из артиллерийской альпийской группы «Аоста» и 155-й пехотной дивизии «Эмилия», которые после капитуляции оказались заблокированными на территории Черногории, но были объединены в батальон «Биела-Гора». Отличительным признаком партизан стало красное гарибальдийское знамя. Тесное сотрудничество с югославскими партизанами принесло свои плоды в 1944 году, когда партизаны добились ряда побед ещё до прихода советских войск.

13 февраля 1944 произошла реорганизация бригады: вместо четырёх бригад осталось всего три, а некоторая часть военнослужащих перешла в партизанские отряды 2-го армейского корпуса с целью обучения их артиллерийской стрельбе, связи, инженерным работам и иным военным специальностям. В августе 1944 года итальянские партизаны во время осады горы Дурмитор (2522 м) в Черногории прикрывали югославов, которые эвакуировали раненых и свои полевые госпиталя, чем оказали большую услугу партизанам. Дивизия позднее оказывала помощи 3-й ударной, 29-й герцеговинской и 37-й санджакской дивизиям НОАЮ, ведя бои в долине Лима в Сербии. После освобождения Черногории и Герцеговины дивизия перебазировалась в Дубровник.

8 марта 1945 по распоряжению Верховного штаба НОАЮ и итальянского главного командования дивизию вывели из состава НОАЮ и отправили в Сицилию дожидаться конца войны. Из 16 тысяч солдат 3800 вернулись вооружёнными, 2500 человек вернулись с ранениями или инфекционными заболеваниями, 4600 были освобождены из концлагерей. Почти половина личного состава дивизии пала в боях или пропала без вести. В 1944—1945 в других частях 2-й итальянской армии воевали против немцев вместе с Красной армией, югославских партизан и Первый болгарской армии

Немецкое верховное командование после капитуляции Италии, однако, захватило значительную часть итальянского оружия на складах и создало несколько особенно мощных укреплённых линий на Апениннском полуострове, чтобы задержать наступление союзников. Аналогичные меры предпринимались и в отношении Югославии: немцы успели разоружить часть итальянских солдат и забрать их лёгкое и тяжёлое вооружение, чтобы обеспечить себе неприступные позиции в Далмации и Албании. Параллельно в августе месяце в Югославии и Греции завершилось переформирование воинских частей, по итогам которого в Греции образовалась группа армий «E», а в Югославии — группа армий «F» (её командир по совместительству занимал должность командира всех немецких войск в Юго-Восточной Европе). Помимо всего прочего, помощь немцам оказывали также немецкие отдельные отряды на территории Независимого государства Хорватии, болгарский танковый корпус, Сербский добровольческий корпус СС, Сербская государственная стража и 5-я болгарская армия.

Но югославы тоже не теряли время и успели также вооружить свои войска захваченным у итальянцев оружием. Более половины территории Югославии к тому моменту уже было освобождено, а за счёт новых добровольцев число бригад выросло на 56 (из них было собрано 8 новых дивизий и 4 корпуса). Сформировались первые танковые подразделения, была построена в Ливно первая авиабаза. А 18 ноября 1943 был сформирован и Военно-морской флот Югославии, который вскоре вступил в бои с хорватским флотом. Несмотря на то, что первые эскадры флота Коммунистической Югославии состояли из рыбацких лодок, против хорватских кораблей они действовали очень эффективно.

Для стабилизации обстановки в Югославии и возвращения контроля над Адриатикой немцы стали перебрасывать новые силы. В октябре-ноябре 1943 года в рамках так называемого Октябрьского наступления немцы стремительной атакой вытеснили партизан из Словенского Приморья, Истрии и Хорватского Приморья. В конце сентября они взяли Сплит, а в середине октября и начале ноября под их контролем оказался город Шибеник и полуостров Пелешац. Флот НОАЮ базировался на островах Хвар и Брач, где также находились 1-я, 9-я и 11-я ударные бригады, 4 партизанских отряда и несколько тысяч беженецев (всего 15 тысяч человек).

Югославы успешно перевезли часть беженцев на итальянские острова, контролировавшиеся союзниками, а также укрепили уже занятые позиции. Но немцы и не подумали отступать: в ноябре немцами были заняты острова Большой и Малый Древник, а также острова Крк, Црес и Лошинь. В конце декабря 1943 года немцы предприняли атаку на Корчулу, после чего югославы отошли на остров Вис. Совместно с силами 26-й далматинской дивизии югославы стали готовить оборону своего последнего рубежа на море: его потеря уничтожила бы флот полностью. Атаки немцев, однако, успехом не увенчались. Мало-помалу югославы стали отбивать острова.

В это же время в Словенском Приморье и Истрии стали снова создаваться партизанские части: они набирались не только из новобранцев, но и из опытных партизан, которые ранее попадали в итальянские тюрьмы и лагеря для военнопленных. Многие из добровольцев, прибыв на остров Вис, сразу же заступили на службу во флот. Теперь у югославов были силы и на суше, и на море, и в воздухе, что позволило говорить о полноценных вооружённых силах Югославии. Помощь югославам стали оказывать не только англичане и американцы, но и русские, отправляя свои делегации. Однако если англичане уже перебрасывали свои авиационные эскадрильи на Балканы, то до прихода советских войск оставалось ещё много времени.

Второе заседание АВНОЮ

Политическое руководство партизанского движения задумывалось всё чаще о том, каким будет послевоенное устройство Югославии. Уже на втором заседании АВНОЮ, которое состоялось с 29 по 30 ноября 1943 года в Яйце (на нём присутствовали 150 человек: 142 делегата из Сербии, Хорватии, Боснии, Словении и Черногории, а также 8 делегатов из Македонии и Санджака), были приняты несколько решений:

  • Антифашистское вече народного освобождения Югославии будет являться высшим органом власти в Югославии до конца войны;
  • Национальный комитет освобождения Югославии, который был создан по решению того же вече, по окончании войны становился временным высшим органом власти;
  • Югославское правительство в изгнании объявлялось незаконным, а королю Петру II запрещалось возвращение в страну;
  • Будущая Югославия строилась как демократическое федеративное государство.

На заседании было избрано руководство АВНОЮ, куда входили члены Коммунистической партии. Возглавил руководство маршал Югославии Иосип Броз Тито. Народноосвободительные комитеты были признаны единственными законным органами власти на административно-территориальных единицах Югославии. На том же заседании было принято ещё одно решение: после завершения войны часть территории Словении, которая досталась Италии по договорам Первой мировой войны, должна была отойти к Югославии. 14 декабря 1943 советское руководство заявило о поддержке решений АВНОЮ и пообещало отправить в Югославию свою миссию, которая прибыла туда в феврале 1944 года.

1944 год

Этот год стал судьбоносным для Югославии: в сентябре-октябре 1944 года на её территорию вступили советские войска. В течение 1944 года югославские войска вели активную борьбу против немецких войск, начиная с прорыва в Сербию в январе-феврале и заканчивая вытеснением немцев из Сербии и Боснии. В апреле и мае югославские войска организовывали нападение за нападением на разные гарнизоны усташей и немцев в городах Цазин, Ломница, Брач, Шолта, Подгорач, Босилево и других населённых пунктах. Активно вели себя партизаны на море, выдавливая с островов немецкие гарнизоны и атакуя хорватские суда. В конце 1944 года огромные потери понесла группа армий «E», которая, выходя из Греции, попала под атаку партизан и советских войск и лишь немногие солдаты сумели прорваться к другим немецким частям.

Покушение на Тито

25 мая 1944 элитные части СС, куда входили Парашютный батальон СС 500, дивизия СС «Принц Ойген» и другие воинские подразделения, высадились в боснийском Дрваре. Однако операция окончилась полным провалом: Иосипу Брозу Тито удалось сбежать, а немцы только понесли неоправданные и совершенно необязательные потери.

Уже с 7:00 25 мая, с самых первых минут операции, немцев преследовали неудачи — близ Дрвара разбились несколько планеров с частями СС. Парашютисты, которые на первых порах успешно преодолевали укрепления Дрвара и даже уничтожили штаб-квартиру НОАЮ, вскоре вступили в бой с 6-й ликской дивизией имени Николы Теслы и ушли в оборону. Силы партизан многократно превосходили силы немцев, но эсэсовцы не отступали.

В течение всего дня атаки партизан не прекращались. Один раз немцы пропустили контратаку партизан, но вовремя взяли в кольцо прорвавшихся югославов и уничтожили их группу полностью. Но с другой стороны, немцы всё-таки стратегически проигрывали партизанам НОАЮ: хорошо вооружённый отряд батальона СС 500 в тот же день был наголову разбит солдатами 3-й ликской пролетарской ударной бригады, потеряв до половины личного состава.

А в 11:15 по местному времени Иосип Броз Тито с охраной перебрался в пещеру близ Восточного Дрвара, что превратило спецоперацию немцев в бессмысленную высадку. У немецкой разведки не было точных данных о местонахождении Броза, что уже ставило операцию на грань провала. Но бои не прекращались до 6 июня: с самолётов немцам сбрасывались ящики с припасами в течение всех этих дней. Только потом командование осознало, что Тито уже давно сбежал из Дрвара, и 6 июня 1944 войска немцев были отозваны. Операция по уничтожению Тито провалилась.

Белградская операция

В сентябре 1944 года на Балканах происходит важное событие: советские войска вошли в Болгарию, вынудив последних разорвать отношения с нацистской Германией и объявить ей 8 сентября 1944 войну. После, Болгария стала союзником СССР, подписав в Москве 28 октября 1944 перемирие с антигитлеровской коалицией. На помощь которых рассчитывали югославские антифашисты, наконец-то вступили на землю Югославии. При поддержке советских войск и болгарской армии югославские партизаны активизировались и пошли на штурм крупных городов: 28 сентября начался штурм Белграда. Предварительно советская авиация организовала нанесение многочисленных бомбовых ударов по дорогам, ведущим в Белград: советским войскам нужно было предотвратить переброску немецких сил из Греции, что и было успешно сделано (группа армий «E» была заблокирована). 28 сентября 57-я армия начала наступление из района Видина при поддержке Дунайской военной флотилии. 8 октября красноармейцы перебрались через реку Мораву, введя через 4 дня в бой 4-й гвардейский мехкорпус.

Помощь советским войскам оказывали 1-й пролетарский и 12-й ударный армейский корпуса, которые с северо-востока атаковали город (руководил атакой 10-й гвардейский стрелковый корпус). С юга немцев теснил 4-й гвардейский мехкорпус. 16 октября в Смедерево высадился морской десант, который атаковал город со стороны Дуная. Однако взять сербскую столицу было довольно трудно, поскольку к юго-востоку от Белграда находилась крупная немецкая группировка. 20 октября Белград был полностью освобождён при содействии одного мехкорпуса, трёх советских стрелковых дивизий, восьми югославских пехотных дивизий и многих других соединений.

Столица Сербии и Югославии была наконец-то освобождена, что открыло путь на запад югославским партизанам. Часть войск НОАЮ после этого была перенаправлена на Сремский фронт (ближе к югу), часть продолжила сражаться на севере Сербии, на границе с Венгрией в составе Красной Армии, а большая часть после восстановления сил направилась на запад к территории Независимого государства Хорватии. 8 октября 1944 года начал наступление на 1-й 2-й и 4-й болгарской армии на территории Югославии в направлении Страцин Куманово — 1-я болгарская армия , Ниш — вторая болгарская армия Брегальница Струмица — 4-й болгарская армия. Болгарская армия разбила немцев и освободила Македония а также и частью восточной Сербии. Болгарские войска ппомогает при поддержке с воздуха ВВС Болгарии и 17 авиационного корпуса советских ВВС.С декабря 1944 Первая болгарская армия под командованием генерала Владимира Стойчевым воевали против немцев в северной Сербии и Венгрии, а в 1944—1945 годах поражение немецких войск в операции Сремская область январе 1945 а в марте -мая 1945 Первая болгарская армия под командованием генерала Владимира Стойчевым и 133 пехотного корпусапод командованием генерала Павел Артюшеко и 57 я Советская Армию в Дравская операция и Надьканижско-Кёрмендская наступательная операция разгромили немецкие войска на юге Венгрии на границе с Югославией(Хорватия) а также немецкие и хорватское усташей войск в Австрии и Хорватии.

Постепенно Югославское правительство в изгнании стало признавать факты сотрудничества четников с нацистскими оккупантами. В конце концов, в самом конце 1944 года большая часть министров югославского правительства признала Драже Михайловича государственным изменником и отреклась от него, но король Пётр II ещё долгое время колебался. Признать армию Иосипа Броза Тито как единственную законную силу, которая сражается против гитлеровцев, он решился только 20 января 1945 под давлением союзников.

1945 год: победа союзников в войне

Последний год войны ознаменовался не только освобождением западной части Югославии, но и активным преследованием националистических формирований на уже освобождённых территориях. Особенно активная борьба шла на Сремском фронте, где югославы преследовали хорватских коллаборационистов. На освобождённых территориях уже создавались официальные правительственные органы.

20 января 1945 последний король Югославии Петар II Карагеоргиевич признал правительство Иосипа Броза Тито и Ивана Шубашича единственным законным правительством, осудив при этом югославских четников как государственных изменников. Вместе с тем генерал Драже Михайлович не сложил оружие и продолжил сопротивление как коммунистическим партизанам, так и нацистско-усташским войскам. В феврале 1945 года завязались упорные бои за Славонию, которую обороняли отборные горнострелковые части вермахта.

7 марта 1945 на базе Национального комитета освобождения Югославии было создано Временное правительство Демократической Федеративной Югославии (ДФЮ) во главе с Иосипом Брозом Тито. В освобожденных районах Югославии вся полнота власти сосредоточивалась в руках трудящихся под руководством КПЮ. Народно-освободительные комитеты превращались в органы народно-демократической власти. 11 апреля 1945 в Москве был подписан Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Югославии, а 13 апреля было заключено торговое соглашение.

С 6 по 8 мая 1945 югославские войска приближались к Загребу, громя силы усташей на своём пути. Силы 45-й славонской дивизии выбили силы усташей из Сисака, которые спешно отступили к Загребу. 7 мая в бой брошен был 10-й загребский армейский корпус. 8 мая войска Унской оперативной группы первыми вошли в Загреб, а 9 мая части 2-й югославской армии довершили разгром усташей, захватив последний оплот хорватских коллаборационистов.

15 мая 1945 года считается официальным днём завершения войны в Югославии: завершилась Полянская битва, последняя битва на европейском театре военных действий. Последний крупный отряд коллаборационистов и остатков несдавшихся нацистских войск общей численностью 30 тысяч человек был разгромлен партизанскими отрядами. Но даже после этого в Югославии продолжались многочисленные стычки с четниками, усташами, домобранцами и прочими военизированными организациями, которые воевали на стороне гитлеровцев, и эти битвы не всегда завершались в пользу НОАЮ (см. Битва при Оджаке). Тем не менее, 15 мая считается днём победоносного завершения войны.

Потери

За время войны югославы потеряли убитыми от 270 до 350 тысяч партизан и ранеными около 400 тысяч. Жертвами немецкого, хорватского (НГХ), итальянского (до 1943), албанского, мусульманского и болгарского (до 1944) террора стали от 1,2 до 1,7 млн гражданских лиц. Югославской экономике был нанесён ущерб в размере около 46,9 млрд долларов США. В годы войны погибло также много солдат других стран, сражавшихся на стороне Югославии: более 300 тысяч советских солдат и офицеров, 10,5 тысяч болгарских солдат и офицеров и около 22 тысяч итальянцев, ушедших после капитуляции Италии на сторону партизан.

Значительная часть югославских семей были истреблены полностью за один факт сотрудничества с партизанами. Тем не менее, некоторые семьи даже под угрозой смерти не предавали партизанское движение и сражались всю войну (серб.). Историками насчитывается не менее 25 таких югославских семей, члены которых участвовали в Народно-освободительной войне и были отмечены наградами (в том числе и посмертно).

Народно-освободительная война Югославии в культуре

Литература

Для югославских народов (особенно сербов и черногорцев) Народно-освободительная война занимает такое же место в истории и культуре, как и Великая Отечественная война для народов СССР. В литературе Югославии времён второй половины 20 века тема войны занимала одно из первых мест. В рядах партизан сражались такие писатели и поэты, как Владимир Назор, Иван Ковачич, Джордже Андреевич, Антун Аугустинич, Божидар Якац, Йован Попович, Бранко Чопич, Мира Алечкович, Добрица Чосич и другие. Сражения партизан с фашистами, нацистами и четниками, а также партизанский быт и особенности жизни описывались Бранко Чопичем, Юре Каштеланом, Йожей Хорватом, Оскаром Доавичо, Антоние Исаковичем, Добрицей Чосичем, Михаило Лаличем и другими писателями.

В массовой культуре среди югославов были распространены даже комиксы о партизанах, по которым снимались и фильмы. Наиболее известными авторами комиксов были сценаристы серб Джордже Лебович и хорват Юлес Радилович (сериал «Партизаны»), чуть менее популярными были дуэт сценариста Светозара Обрадовича и художника Бранислава Кераца («Поручик Тара», «Трое несломленных» и «Курьер Горан»), а также дуэт Ивицы Беднянца и Здравко Сулича. Самым популярным комиксом о войне был сериал «Мирко и Славко» Десимира Жижовича, тираж которого составлял 200 тысяч экземпляров в стране.

Памятники и музеи

Многочисленные памятники, посвящённые войне, некогда украшали крупнейшие города Югославии. Самым известным памятником был памятник Воина Бакича «Призыв к восстанию» — воин, призывающий югославский народ к борьбе с захватчиками. В Белграде, Сараево и Нише есть несколько памятных комплексов с мемориальными досками в память о погибших партизанах и мирных жителях, а также бюсты Народных героев Югославии (особенно в Сараево).

Часть памятников была разрушена в ходе военных действий в 1990-е годы, в том числе, умышленно, националистами, которые считали хорватских, сербских, боснийских и македонских коллаборационистов своими национальными героями. Восстановление этих памятников в настоящий момент почти не ведётся. Вместе с тем в Хорватии с 2003 года ведётся работа по возвращению югославских названий улиц, которые были убраны указами Франьо Туджмана.

Большая часть экспонатов времён войны сейчас находится в разнообразных музеях, самым известным из которых является Белградский военный музей. В числе экспонатов времён войны представлены некоторые документы, портреты деятелей народно-освободительного движения, образцы оружия и униформы югославских партизан. Шапки, которые в просторечье носят название «титовка» и «триглавка», являются самыми узнаваемыми элементами формы партизан и также представлены в музеях.

Кинофильмы

О Народно-освободительной войне Югославии были сняты самые разнообразные фильмы, которые составили в югославском кинематографе новый жанр — «партизанский фильм», в котором действовали негласные правила, мотивы, штампы и клише, как в американском вестерне. Самыми известными фильмами являются «Битва на Неретве» об одноимённом сражении с Юлом Бриннером и Сергеем Бондарчуком в главных ролях и «Сутьеска» также об одноимённом сражении с Ричардом Бартоном в главной роли. В фильме «Единственная дорога» второстепенную роль исполнил Владимир Высоцкий.

Напишите отзыв о статье "Народно-освободительная война Югославии"

Примечания

  1. Tomasevich, Jozo; War and Revolution in Yugoslavia, 1941–1945: The Chetniks, Volume 1; Stanford University Press, 1975 ISBN 978-0-8047-0857-9 [books.google.com/books?id=yoCaAAAAIAAJ&pg=PA226&dq=chetniks+collaboration#v=onepage&q=chetniks%20collaboration&f=false]
  2. Cohen, Philip J., Riesman, David; Serbia's secret war: propaganda and the deceit of history; Texas A&M University Press, 1996 ISBN 0-89096-760-1 [books.google.com/books?id=Fz1PW_wnHYMC&pg=PA40&dq=chetniks+collaboration#v=onepage&q=chetniks%20collaboration&f=false]
  3. Ramet, Sabrina P.; The three Yugoslavias: state-building and legitimation, 1918–2005; Indiana University Press, 2006 ISBN 0-253-34656-8 [books.google.com/books?id=FTw3lEqi2-oC&pg=PA147&dq=chetniks+collaboration#v=onepage&q=chetniks%20collaboration&f=false]
  4. Tomasevich, Jozo; War and revolution in Yugoslavia, 1941–1945: occupation and collaboration, Volume 2; Stanford University Press, 2001 ISBN 0-8047-3615-4 [books.google.com/books?id=fqUSGevFe5MC&pg=RA1-PA308&dq=chetniks+collaboration#v=onepage&q=chetniks%20collaboration&f=false]
  5. Словенский Альянс находился под контролем Италии вплоть до капитуляции последней в сентябре 1943 года, после чего был распущен
  6. Королевство Черногория образовано 17 апреля 1941 года на территории бывшей Югославии. Являлось протекторатом Италии вплоть до капитуляции последней в сентябре 1943 года, затем до декабря 1944 года было оккупировано Германией
  7. Албания была оккупирована Италией 7 апреля 1939 года и превращена в протекторат. В апреле 1941 года Италия использовала Албанию как плацдарм для вторжения в Югославию. После капитуляции Италии в сентябре 1943 года, территория Албании была оккупирована Германией вплоть до ноября 1944 года
  8. Perica Vjekoslav. Balkan Idols: Religion and Nationalism in Yugoslav States. — Oxford University Press, 2004. — P. 96. — ISBN 0195174291.
  9. Tomasevich 2001, p. 255.
  10. Vucinich, Wayne S. (September 1974). «Yugoslav Resistance in the Second World War: The Continued Debate». Reviews in European History 1 (2). “In September 1943, the total strength of the armed forces of the Independent State of Croatia (regular army and Ustashe militia) was about 262,000 officers and men.”
  11. Тимофеев А. Ю. Сербские союзники Гитлера. — 2011. — С. 144-145.
  12. 1 2 3 [www.hic.hr/books/manipulations/ 'Yugoslavia manipulations with the number Second World War victims, – Zagreb: Croatian Information center,1993 ISBN 0-919817-32-7]
  13. Tomasevich 1969, p. 120.
  14. [www.feldgrau.com/stats.html Feldgrau.com]
  15. Мане М. Пешут. Крајина у рату 1941—1945. — Београд, 1995. — С. 51.
  16. [www.weltkrieg.ru/battles/Jugoslavia / Jugoslavia]
  17. [otvaga2004.narod.ru/otvaga2004/wars0/wars_51.htm Действия Югославского партизанского флота на Адриатике 1942—1945]  (рус.)

Литература

  • Војна енциклопедија (књига 5). Београд 1974. година
  • др. Гојко Миљанић. «Кадрови револуције 1941—1945», «Обод» Цетиње, 1975. година
  • др. Гојко Миљанић «Велике битке на југословенском ратишту 1941—1945», «Народна књига» Београд 1989. година
  • Мома Марковић, «Преглед Народноослободилачке борбе у Србији», Београд 1947. година
  • Народни хероји Југославије, Партизанска књига Љубљана, Народна књига Београд, Побједа Титоград, 1982. година
  • Югославия — статья из Большой советской энциклопедии.


Отрывок, характеризующий Народно-освободительная война Югославии

– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.