Народные гулянья

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Народные гулянья (гулянка) — исторически распространённая и широко практикуемая традиция отмечания праздников у славян, а также у других европейских народов. Представляет собой массовое празднество под открытым небом[1], сопровождавшимися играми, хороводами, песнями, плясками, ряжением, игрой на гармошках, сопелках и дуделках, зажиганием костров[2].





История

Многодневные праздничные гулянья были характерны на Руси для Святок, Масленицы, Светлой и Радоницкой недель, Семицко-троицкого цикла. Весенние гулянья начинались обычно с Пасхи и продолжались до Петрова дня, с перерывом на Петровский пост[3].

В городах и на сельских ярмарках во время народных гуляний шла торговля сластями, фруктами, мороженым, различными напитками, продававшимися как в специально сооружаемых к празднику палатках, так и вразнос. На больших гуляньях, проходивших за городом (у монастырей, в рощах, на полях), часто устанавливался парусиновый шатер, увенчанный флагом, в котором продавалось «зелено вино»[4].

В XVIII–XIX веках в Петербурге устраивалось до тридцати народных гуляний в год[5]. Подготовка к одним из праздничных гуляний по поводу коронации Николая II обернулась Ходынской трагедией.

Гулянья на селе

Гулянья проходили на деревенской улице, на площади или за околицей деревни. Каждая девушка и каждый парень, достигшие брачного возраста, обязательно принимали участие во всех деревенских праздниках и молодёжных развлечениях. Уклонение от участия в них порицалось общественным мнением, вызывало насмешки сверстников и даже рассматривалось как большой грех, за который можно поплатиться безбрачием, бездетностью или ранним вдовством[6].

Неотъемлемой частью гуляний были различные подвижные игры («горелки», игры с костями, мячами, чурками), в которых принимали участие как сами гуляющие, так и зрители. Важным элементом гуляний являлись хороводные игры (карогоды), которые обычно заканчивались выбором пары, и пляской. Во время пляски гуляющие образовывали круг (свой для каждой деревни, если праздник был на две-три деревни). Хороводы и пляски устраивались рядом с деревенскими качелями или ледяными горками, масленичными или троицкими кострами, являвшимися центром гуляния. Здесь же дети и молодёжь играла в подвижные игры[7].

См. также

Напишите отзыв о статье "Народные гулянья"

Примечания

  1. Ушаков, 1935–1940.
  2. Александров и др., 1999, с. 573.
  3. Громыко, 1991, с. 319–367.
  4. Александров и др., 1999, с. 578.
  5. [encspb.ru/object/2804016243 Гуляния народные] // [www.encspb.ru/ru/ Электронная энциклопедия Санкт-Петербурга]
  6. Шангина, 2007, с. 98.
  7. Морозов, Слепцова, 2004, с. 54.

Литература

  1. Громыко М. М. [statehistory.ru/books/Marina-Gromyko_Mir-russkoy-derevni/ Мир русской деревни]. — М.: Молодая гвардия, 1991. — 446 с. — ISBN 5-235-01030-2.
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/784022 Гулянье] // [dic.academic.ru/contents.nsf/ushakov/ Толковый словарь русского языка: В 4 т.] / Под ред. Д. Н. Ушакова. — М., 1935–1940.
  3. Морозов И. А., Слепцова И. С. [indrik.ru/components/com_jshopping/files/demo_products/2004_Indrik_Morozov_Slepcova.pdf Круг игры. Праздник и игра в жизни севернорусского крестьянина (XIX-XX вв.)]. — М.: Индрик, 2004. — 920 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). — ISBN 5-85759-295-X.
  4. [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/index.htm Русские] / Отв. ред. В. А. Александров, И. В. Власова, Н. С. Полищук. — М.: Наука, 1999. — 725 с. — ISBN 5-88590-309-3.
  5. Шангина И. И. [www.booksite.ru/fulltext/girls/rus/san/3.htm#21 Разгуляйтесь, девицы, разгуляйтесь, милые!] // [statehistory.ru/books/Marina-Gromyko_Mir-russkoy-derevni/ Русские девушки]. — СПб.: Азбука-классика, 2007. — 352 с. — ISBN 978-5-352-02194-1.


Отрывок, характеризующий Народные гулянья

– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.