Народный календарь восточных славян

Наро́дный календа́рь восто́чных славя́нК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) (аграрный календарь, русский народный календарь, народные святцы, численник, народный месяцеслов) — исторически сложившийся календарь у восточных славян, организующий обрядовый цикл, хозяйственную и бытовую практику, а также в значительной мере верования и существование фольклора.

Народный календарь соотносится с христианским месяцесловом.

Специфика календаря

«Календарная обрядность у русских, украинцев и белорусов, как и у других земледельческих народов, в целом имела ярко выраженный аграрно-магический характер».

В традиционной культуре восточных славян существуют два основных цикла обрядов:

• цикл календарных земледельческих обрядов и праздников, отражающий основные этапы сельскохозяйственных работ в течение года.
• цикл семейно-бытовых обрядов, включающий родинно-крестинную, свадебную и погребально–поминальную обрядность.

В основе народного календаря восточных славян лежит календарь Православной церкви, который определяет, каковы праздники, посты и мясоеды (единицы годового времени), порядок их следования, определённую иерархию этих единиц и даже во многом терминологию. Однако наполнение народного календаря, интерпретация праздников и постов, а также обрядовая сторона, если взять в целом, не выводимы из христианского учения и составляют часть народной традиции.

Анализ примет и названий дней позволяет прийти к заключению, что если бы народный календарь основывался на церковном, то в первую очередь были бы упомянуты наиболее значимые фигуры церковного пантеона. Однако в народном месяцеслове отмечен целый ряд «второстепенных» мучеников, а большая часть учеников Христа (апостолов) не указана, как и половина ветхозаветных пророков. Создавая месяцеслов, народ исходил не из христианских святцев, а из имевшихся сельскохозяйственных примет и обрядов, часто принимая святых по созвучию, чьи имена перекликаются со старорусскими названиями («мокрый день», то есть день дождя и града, стал называться Мокей Мокрый или Днём Царя-града; День первой встречи весны стал Сретеньем или Встретеньем) или просто к именам святых добавил прежнее название («Купала» стал «Иваном-Купалой», «Скотий бог — сшиби с зимы рог» назвали «Власий — сшиби рог с зимы»). Культ святой Параскевы Пятницы, сформировавшийся у восточных славян после принятия христианства, восходит к языческому почитанию персонифицированного образа Пятницы и имеет исключительное значение для традиционной культуры, в честь неё даже имелся особый «Пятничный календарь».

Особенностью сельского аграрного календаря восточных славян являются пословицы и приметы, которые позволяют реконструировать древнюю модель мира.

Народный календарь бытует преимущественно в устной форме, отчасти также в форме рукописных списков праздников. У всех славян существовали в быту ещё и примитивные деревянные календари (бирки, резы, рабоши), на которых даты праздников и важнейших событий обозначались зарубками. Отдельные славянские традиции были довольно различны в составе, соотношении, толковании и названии единиц времени, составляющих народный календарь.

Комплекс воззрений и традиций, который составляет народный календарь, формировался на протяжении многих веков, начиная с языческой эпохи, и окончательно сложился к IX—XII векам (до выделения из восточной славянской общности русских, белорусов и украинцев). В XVIII—XX веках происходила значительная трансформация народного календаря под влиянием изменения официальных летоисчисления и календарных стилей, поэтому современные даты примет не совпадают, к примеру, с дореволюционными. Существуют региональные отличия народного календаря.

Наилучшая сохранность народного календаря среди восточных славян — в Полесье, где, несмотря на деградацию обычаев, он ещё используется до настоящего времени (нач. XXI века).

Учёные выделяют различные составляющие народного календаря: календарь сельско-хозяйственной деятельности, общинно-церковной жизни (языческие и православные праздники), семейный календарь, детский народный календарь, календарь молодёжных гаданий, демографический народный календарь и т. д.

Русский народный календарь отразил и специфику образа жизни православного русского крестьянина, и те природные условия, где он жил. Это, прежде всего, Центральной части Европейской России (где он и складывался), с её умеренно континентальным климатом и непостоянством переходных сезонов. Чередование сезонных явлений природы лежит в основе традиционного календаря русских.

О датах церковных праздников

Большинство дат православных праздников, послуживших основой для русского народного календаря, устоялось ещё в Римской империи и Византии и было заимствовано с христианизацией Руси. Собственно на Руси зародилось немного крупных праздников, например Покров день или Егорий Осенний, а также дни памяти русских святых, нередко имевших локальное распространение и отмечавшихся лишь в качестве престольных праздников.

По мнению архимандрита Киприана, даты многих христианских праздников не находят подтверждения в исторических источниках. Главным принципом церкви было замена какого-либо античного языческого празднества воспоминанием о христианских событиях. Очень много праздничных дат могут быть объяснены именно этим.

Дата празднования Рождества Христова 25 декабря устоялась на Западе к IV веку. Такая дата была учреждена, по-видимому, в пику или как реакция на dies natalis solis invicti (День рождения Непобедимого Солнца) — римский гражданский праздник, установленный в 274 году императором Аврелианом.

Советский фольклорист В. Я. Пропп считал, что:

…и те праздники, которые церковь считает своими, как праздники рождения, смерти и воскресения Христа, также оказываются по своему происхождению языческими.

В установлении дат празднования Церковь руководствовалась своими особыми, «педагогическими» или миссионерскими соображениями. Фиксируя тот или иной день, Церковь стремилась изменить какие-то местные традиции и прежние религиозные обычаи.

Учреждая во дни языческих празднеств свои праздники, Церковь выбивала из рук политеизма одно из последних средств обороны. Установить христианский праздник в день праздника языческого значило созвать христиан в церковь и поставить их под влияние таких воспоминаний, что для многих становилось потом психологически невозможно участвовать в языческих праздниках. Кто утром слышал о том, что среди шумного пира поведено было усекнуть голову большего из рождённых женами, у того язычески новогоднее настроение было уже на весь день испорчено.

— В. В. Болотов

Многие^{[какие?]} церковные праздники являлись наследниками древних народных. Церкви не всегда удавалось удержать контроль над деревенской праздничной культурой, а некоторые сохранили свою сущность до наших дней (например: Масленица, Русальная неделя, Иван Купала). Крестьянские праздники оставались проявлением народных обычаев, сохраняя связь с древним культом плодородия и природными явлениями.

Бытовая приуроченность имён святых, обозначенных в церковных святцах, только в редких случаях связана с христианской легендой. Дни, отмечаемые именами святых или церковными событиями, чаще служат лишь для обозначения периодов времяисчисления. Сельскохозяйственное осмысление церковных святцев приводило к созданию «бытовых святцев», имевших общее с церковным только в датах и именах «патронов» работ, имена которых нередко имели особую «народную» редакцию, к которым добавлялись прозвища, соответствующие трудовым или природным процессам, обрядам.

Современный историк В. Я. Петрухин считает утверждения о «языческих» истоках обрядности народных праздников плодом некритичного восприятия церковных поучений против язычества:

Общим местом работ, посвященных календарным «праздникам», давно стало утверждение о языческих — дохристианских — истоках святочного колядования, масленицы, русальной недели, ночи на Купалу и т. п. Казалось бы, основания для этого дают многочисленные поучения церковников против обрядности народных праздников, среди которых наиболее подробно живописует «идолскаа, кумирское празнование» псковичей на Купалу игумен Памфил в начале XVI в., ему вторит современный комментатор текста, считающий, что на купальских кострах сжигали «соломенных кукол, изображающих древних божеств (Купалу, Марену)». Сам Памфил, проклиная «бесовски празникь сей», естественно, не называл «бесовских» имен: эти имена (Коляда, Купала и др.) стали тиражироваться в русской книжности XVI в. под влиянием польской историографии. Между тем Н. В. Понырко справедливо заключала, что «народная обрядность святок во многом была продолжением церковной обрядности или её травестией» (то же относится к календарной обрядности народов Европы вообще). Если эти истоки и можно увязывать с древнерусским «фольклором», в том числе скоморошеством, то лишь с той его мало изученной составляющей, которая восходит к византийским традициям (как и имена Коляда и Купала).

А. А. Панченко пишет об инерции средневекового полемического дискурса, заведомо ориентированного на редукцию стигматизируемых групп к некоему историческому прототипу. В неканонических народных практиках христианского происхождения церковники видели «язычество» (нередко «еллинское») точно так же, как в «дуалистических» ересях — манихейство.

Предметы для отслеживания

Материальное воплощение народный календарь получал, как правило, в дереве, это были предшественники современных настенных и отрывных календарей. Они могли являться двенадцатигранными брусками, где каждая грань обозначает месяц, и имеет зарубки по количеству дней, или связками двенадцати дощечек, так же с отметками дней. Были также бруски шести- и четырёхгранные.

Среди дней-отметок особыми значками отмечались праздники, причём значки их обозначающие часто имели отношение к тематике праздника (например: день солнцестояния обозначался символом Солнца, день Евдокии, когда чинили инвентарь — изображением сохи и т. п.).

Со второй половины XVII века сохранились народные месяцесловы, напечатанные на бумаге, обычно с рисунками или схемами.

Названия и приметы дней

К XIX веку русский народный календарь упоминал имена более 400 православных святых, мучеников, лиц духовных и князей. «Персонификация» календарных дней позволяла крестьянам лучше ориентироваться во времени и сохранять традиционный уклад, не опасаясь упрёков в язычестве со стороны православной церкви и государства.

По мнению видного советского этнографа В. И. Чичерова: «Не по названию дней, церковное осмысление которых оставалось чуждым народу, надо рассматривать вопросы аграрного календаря, а по характеру и целеустремленности проводимых обрядовых действий».

Имена, события, идеи христианства селянами интерпретировались на свой лад, приближались к повседневным нуждам крестьян. Так мученик Евсевий в переосмыслении крестьян стал «Евсей — овсы отсей», два святых Стефана 27 апреля (10 мая) превратились в «Степана-ранопашца». Преображение Господне 6 (19) августа называли Яблочным Спасом (время начала сбора яблок), праздник в честь иконы с изображением спасителя 16 (29) августа — известен в народе как Хлебный Спас, то есть период дожинок в уборке злаков.

Новые святые часто переосмысливались, в зависимости явлений природы для этих дней года. Вероятно, что именно наблюдения за погодой, природными явлениями, лежащие в основе народного календаря, стали причиной того, что «бытовое содержание праздников всегда оказывается более устойчивым, чем тот мифологический смысл, который в них вкладывается».

На старых русских резных деревянных календарях особо, с помощью славянских букв, монограмм и пиктограмм, выделены дни: прилета птиц (Жаворонки, Кулики); окончание санного пути (Прокоп Дорогорушитель) или наоборот — его установления (Введение или Ворота зимы), грозы в Ильин день. Эта традиция продолжает жить и в дальнейшем, народный календарь выделяет дни, для которых характерны те или иные фенологические или метеорологические явления. Приуроченные к определенному периоду года, они не связаны с прогнозом погоды, а лишь отражают сроки сезонных изменений, характерные для климата средней полосы России. Так, пограничным днём на стыке осени и зимы, народный календарь считал Покров — 1 (14) октября. «В Покров до обеда осень, после обеда — зима». Но «настоящая» зима приходила на Казанскую-осеннюю — 22 октября (4 ноября): «Казанская морозцам дорогу кажет». На Кузьму-Демьяна 1 (14) ноября «встреча зимы», а про Михайлов день говорили: «С Михайлова дня зима стоит — земля мёрзнет». Народный календарь выделяет несколько волн холода и морозов в течение зимы. Морозы: Рождественские, Васильевские, Крещенские, Афанасьевские, Тимофеевские, Сретенские (но возможна и оттепель), Власьевские и самые поздние, редкие Благовещенские — 25 марта (7 апреля). Но уже с Обретенья — 24 февраля (9 марта) — ощущается приход весны, сначала на юге России, где зимующие птицы начинают готовить места для гнёзд, а затем и севернее: «На Обретение птица гнездо обретает». На Василия капельника — 28 февраля (13 марта) — снег начинает активно таять: «Придёт батюшка Василий капельник — и зима заплачет», на Прокопа Дорогорушителя — 27 февраля (12 марта) — начинают рушиться зимние дороги.

См. также

• Народные праздники восточных славян — список статей
• Русский месяцеслов
• Народное христианство
• Народные календари у славян
• Сербский народный календарь
• Древнеславянский календарь
• Календарь

Литература

1. Агапкина Т. А. [www.inslav.ru/images/stories/pdf/2002_Agapkina_%20Mifopoeticheskie_osnovy_slav'anskogo_narodnogo_kalendar'a_Vesenne-letnij%20_cikl.pdf Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл]. — М.: Индрик, 2002. — 816 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования).
2. Болотов В. В. [www.plato.spbu.ru/RESEARCH/bolotov/pdf/works/w11.pdf Михайлов день: Почему Собор святого Архистратига Михаила совершается 8 ноября?]. — СПб.: Типография А. Катанского и Ко, 1892. — 644 с.
3. Бузин В. С. [vk.com/doc133152248_267460712 Этнография восточных славян]. — СПб.: Издательство Петербургского университета, 1997. — 96 с.
4. Буткевич А. В., Зеликсон М. С. Вечные календари. 2-е изд., доп. и перераб. — М.: Наука, 1984. — 208 с.
5. [www.museum.ru/M934 Вельский районный муниципальный краеведческий музей]. [www.museum.ru/C1134 Календарь народный деревянный]. [www.museum.ru/ Музеи России]. Проверено 5 мая 2012. [www.webcitation.org/67vnS6B9i Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].
6. Власов В. Г. [www.booksite.ru/etnogr/1985/1985_4.pdf Русский календарный стиль] // Советская этнография. — Наука, 1985. — № 4. — С. 22–35.
7. Калинский И. [knigosite.org/library/read/18188 Церковно-народный месяцеслов на Руси]. — М.: Терра, 1997. — 301 с. — ISBN 5-300-01265-3.
8. Киприан Керн. [krotov.info/library/11_k/ker/n_18.htm#_ftnref42 Литургика. Гимнография и эортология]. — М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 2000. — ISBN 6-7873-0007-8.
9. Новак В. [www.promreview.net/moskva/na-chem-imeni-topor-pokrivitsya На чьем имени топор покривится? : фольклорно-этнографические традиции гомельско-брянского пограничья] // Родина. — М., 2008. — № 7. — С. 15–17.
10. Параскева Пятница / Левкиевская Е. Е., Толстая С. М. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2009. — Т. 4: П (Переправа через воду) — С (Сито). — С. 631—633. — ISBN 5-7133-0703-4, 978-5-7133-1312-8.
11. Логинов К. К. [kizhi.karelia.ru/library/vestnik-9/315.html Русский народный календарь Заонежья] // [kizhi.karelia.ru/library/ryabinin-2003 Кижский вестник № 9] / Ред. И. В. Мельников, Р. Б. Калашникова. — Кижи: Музей-заповедник «Кижи», 2003.
12. Мадлевская Е. Л. [www.e-reading.club/chapter.php/141743/75/Eriashvili,_Madlevskaya,_Pavlovskiii_-_Russkaya_mifologiya._Enciklopediya.html Параскева Пятница] // Русская мифология. Энциклопедия. — Эксмо, Мидгард, 2005. — С. 692–705. — 784 с. — 5000 экз. — ISBN 5-699-13535-6.
13. Майстров Л.Е., Просвиркина С.К. [astro-cabinet.ru/library/IAI_6/Iai_Ogl.htm Народные деревянные календари] // Историко-астрономические исследования, № 6. — М., 1960. — С. 279-298.
14. Моисеева Н. И. [pagan.ru/lib/books/history/astron.php Астрономия Древней Руси] // Время в нас и время вне нас. — 1991. — ISBN 5-289-00864-0.
15. Некрылова А. Ф. Круглый год. Русский земледельческий календарь. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — ISBN 5-253-00598-6.
16. [medieval_culture.academic.ru/66/праздник#sel=10:1,10:2 Праздник] // [medieval_culture.academic.ru/ Словарь средневековой культуры] / Под ред. А. Я. Гуревича. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. — ISBN 5-8243-0410-6.
17. Пропп В. Я. [www.philol.msu.ru/~folk/files/lib/Propp_1995.pdf Русские аграрные праздники]. — СПб.: Терра — Азбука, 1995. — 176 с. — ISBN 5-300-00114-7.
18. [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/14884/%D0%A0%D0%9E%D0%96%D0%94%D0%95%D0%A1%D0%A2%D0%92%D0%9E Рождество Христово] // Советская историческая энциклопедия / Под ред. Е. М. Жукова. — М.: Советская энциклопедия, 1973—1982.
19. Руднев В. В. [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/10.htm#38 Аграрный календарь] // [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/index.htm Русские] / Отв. редакторы: В. А. Александров, И. В. Власова, Н. С. Полищук. — М.: Наука, 1999. — 828 с. — (Народы и культуры). — ISBN 5-02-009558-3.
20. [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/index.htm Русские] / Отв. ред. В. А. Александров, И. В. Власова, Н. С. Полищук. — М.: Наука, 1999. — 725 с. — ISBN 5-88590-309-3.
21. Русский фольклор. Том 27 : Межэтнические фольклорные связи / отв. ред. С. Н. Азбелев. — СПб.: Наука-СПб., 1993. — 336 с. — ISBN 5-02-028087-9.
22. Рыженков Г. Д. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/rugenk/index.php Народный месяцеслов: пословицы, поговорки, приметы, присловья о временах года и о погоде]. — М.: Современник, 1991. — 129 с. — ISBN 5-270-01376-2.
23. Срезневский В. И. [www.bolesmir.ru/index.php?content=text&name=o716 Северный резной календарь]. — СПб.: Типография Императорской Академии Наук, 1874. — 108 с.
24. Календарь народный / Толстая С. М. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 442—446. — ISBN 5-7133-0982-7.
25. Толстая С. М. Полесский народный календарь. — М.: Индрик, 2005. — 600 с. — ISBN 5-85759-300-X.
26. Традиционная культура, Выпуски 2-3. — М.: Государственный республиканский центр русского фольклора Министерства культуры Российской Федерации, 2004.
27. Чичеров В. И. [padabum.com/d.php?id=45044 Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI – XIX веков]. — М.: Издательство Академии Наук СССР, 1957. — 237 с.
28. Шмидт С . О. В. О. Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии: материалы научной конференции, Пенза, 25-26 июня 2001 года, Книги 1. — М.: Наука, 2005. — 466 с. — ISBN 5-300-01265-3.

Ссылки

• [www.unecha.net/forum/index.php?topic=210&mode_forum=posts Народный календарь]
• [vkouznetsov.livejournal.com/78720.html Читинский резной календарь]
• [www.gazeta-respublika.ru/article.php/27215 Тайна вомынского календаря]

Отрывок, характеризующий Народный календарь восточных славян

При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.