Русский месяцеслов
Поделись знанием:
К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.
Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
(перенаправлено с «Народный месяцеслов»)
 |
Эту страницу предлагается переименовать в Список праздничных дат в русском месяцеслове. Пояснение причин и обсуждение — на странице Википедия:К переименованию/7 июля 2015.
Возможно, её текущее название не соответствует нормам современного русского языка и/или правилам именования статей Википедии. Не снимайте пометку о выставлении на переименование до окончания обсуждения. Переименовать в предложенное название, снять этот шаблон |
 |
Проверить информацию. Необходимо проверить точность фактов и достоверность сведений, изложенных в этой статье.
На странице обсуждения должны быть пояснения. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 5 января 2013 года. |
Эта страница — информационный список. См. также основную статью: Месяцеслов
Ру́сский месяцесло́в[1], Народный месяцеслов[2], Славянский месяцеслов[3] — годовой круг русского (восточнославянского) крестьянина, выраженный в устном народном творчестве и расписанный по дням каждого месяца, за которыми закреплены отдельные приметы, обычаи, обряды, поверья и наблюдения за явлениями природы. Дни месяцеслова обычно были соотнесены с соответствующими православными святыми и ангелами.
Народный календарь восточных славян сложился исходя из сочетания сроков начала и конца определенных работ в поле и дома, наиболее удобных дат заключения брачных союзов. Принятие христианства оказало на него огромное воздействие. Церковь стремилась преобразовать языческую сущность празднеств, наложив на народный календарь церковный месяцеслов, или святцы, в которых в календарном порядке были расположены дни поминовения христианских святых, события из истории церкви. В результате подобного наложения возникли своеобразные «производственно-бытовые» святцы — народный месяцеслов. Каждый день в году оказался посвященным какому-либо святому, а чаще даже нескольким, или некоему важному эпизоду из Библии. Таким образом, каждый день в году — стал праздником, большим (нерабочим) или малым (рабочим). Из народного календаря исчезли имена всех языческих богов, их заменили имена христианских святых. Но при всех этих изменениях сохранилось главное — дохристианское мировоззрение крестьянства, придавшее образам святых функцию покровителей плодородия. Так на Руси возникло особое, «бытовое православие», при котором святые превратились в добрых помощников крестьян в сельском труде, в семейной и общественной жизни[4].
По мнению Анны Некрыловой, «народный месяцеслов даёт прекрасную возможность увидеть, услышать, прочувствовать всю красоту и ёмкость фольклорного слова»[2].
Содержание
Дни «в датах»
Январь
| 1 января (01.01/14.01) |
Васильев день, Зажив дня Утром проводится обряд «посевания», чтобы в наступившем году был добрый урожай и достаток. C 1-го января начинаются Страшные вечера — на Василь-вечер ведьмы скрадывают месяц. |
| 2 января (02.01/15.01) |
День Кура и Курки, Селиверстов день «Святой Сильверст гонит лихоманок-сестёр за семьдесят семь вёрст». Не только на земле зимой студено-морозно, но и под землею: выгоняет мороз лихих сестёр из самого ада. |
| 3 января (03.01/16.01) |
Доильница, Пророк Малахия В этот день лечили (отчитывали) припадочных, скаженных. Считалось, что если на Малахию можно из человека выгнать нечистую силу, то с особой силой она нападает на скотину. |
| 4 января (04.01/17.01) |
Изгнание нечистого, Феклист По преданию, в этот день нечистая сила возвращается в свои владенья, стараясь напоследок натворить как можно больше бед. В этот день по обычаю гнали чёрта из деревни. |
| 5 января (05.01/18.01) |
Водяная коляда, Крещенский сочельник Последний день Коляд. Ходят ряженые вокруг деревни, горящие головни носят. Медвежьей лапой во всякое окошко стучат. Последние святочные гадания. |
| 6 января (06.01/19.01) |
Водокрещи, Крещение Богоявленская вода знаменует одухотворение и преображение стихий. Освящённую воду бережно приносят в дом. Все ею омываются, питаются, очищаются и орошаются. |
| 7 января (07.01/20.01) |
Свадебник, Бражник, Иоанн Креститель Начало малой свадебной поры. От Крещения до Масленицы — время свадеб. К родителям невесты засылают сватов и играют свадьбы. |
| 8 января (08.01/21.01) |
Провод коляд, Емельяны Перезимники В Белоруссии говорили: «До обеда Коляда» — окончательно прощались со Святками. До обеда не работали, а после обеда уже брались за отложенные занятия. |
| 9 января (09.01/22.01) |
Скрута будняя, Филипп Будни подкатились. В этот день принято было в банях омываться. Недаром говорили: «в деревнях печи топятся, в банях девки моются, а в добрых людях силы копятся». |
| 10 января (10.01/23.01) |
Григорий Летоуказатель Примечают, какое лето будет: засушливое или дождливое. Выходят в этот день смотреть на сенные стога и хлебные скирды и если заметят, что на них есть иней, то лето наступит серое и мокрое. |
| 11 января (11.01/24.01) |
Федосей Весняк, Худосей Оттепели никак не ко времени: «Коли в январе март, бойся в марте января». Дальний путь в этот день заказан. Мороз худ, готовит хлуд. В этом морозе — пагуба силы неведомой. |
| 12 января (12.01/25.01) |
Бабий кут, Татьяна Крещенская Бабий кут — место у печи, где стояла утварь домашняя. Коли девушка хотела поскорее к парню в дом войти, она должна была незаметно оставить в бабьем куту, в избе у парня, шесточную ометалочку. |
| 13 января (13.01/26.01) |
Ерёма на печи, Ермил Коли неможется, тянет и крутит и боль в ногах, то погляди — где кошка любит лежать? Ступи на то место. Не сходи подольше. Говорили: «Ерёма на печи, кошка в печурке». |
| 14 января (14.01/27.01) |
Обряд скотины, Нина Корову «ладили», о домашней скотинке думали. Выбрасывали из-под коровы навоз. Стлали золотистую солому. Коровушка тяжелее ходила — скоро отёл. |
| 15 января (15.01/28.01) |
Павел — дня прибавил Павел взмок — дня приволок. Коли ветер — будет год сырой. Звёздная ночь с этого дня на следующий — к урожаю льна. |
| 16 января (16.01/29.01) |
Пётр Полукорм На день Петра-полукорма выходят осматривать сенники и амбары. В сенниках, осматривая сено и солому, замечают, сколько вышло корму для скотины и сколько его осталось до весны. |
| 17 января (17.01/30.01) |
Антон Перезимник Перезимник — обнадёжит, обтеплит, а потом обманет — всё морозом стянет. Обнадежит Антон теплом на один день, ибо «Хитёр Антон со всех сторон». |
| 18 января (18.01/31.01) |
Афанасий Ломонос, «Изгнание ведьм» На Афанасия-ломоноса знахари ведьм со Святой Руси гонят. Только на афанасьевские морозы можно изгнать ведьм. |
| 19 января (19.01/01.02) |
Макар валенком раздувает самовар, Макарьев день Макаром в старину прозывали мужичка, что слыл пройдохой и плутом. Мол, он душой не худ, а просто плут. Но вот чаёк с ним попить — одно удовольствие! Поутру — лечебный чай. |
| 20 января (20.01/02.02) |
Ефим метельный, Ефимкины недели На Ефима — тут уж девкам неймётся, узнать торопятся: «Какова сударыня Маслена будет?» А старики подначивали: «Налетели с утра метели — быть Маслене метельной». |
| 21 января (21.01/03.02) |
Максим Утешитель Если в жизни что-то не ладилось, муж и жена выходили с крыльца, взявшись за руки, подходили к яблоне и отряхивали снег-иней неразведёнными руками — на счастье. |
| 22 января (22.01/04.02) |
Тимофей Полузимник О нынешней стуже месяцесловы загодя предупреждали: «Не диво, что Афанасий-ломонос морозит нос, а ты погоди, дождись Тимофея-полузимника». С ветром стужа — то есть хуже, чем позимы! |
| 23 января (23.01/05.02) |
Агафий Полухлебник На Агафия забота: «Надобно ещё раз закрома оглядеть. Запасы хлебные пить-есть не просят. Но коли за ними не доглядишь оком, то заплатишь боком». |
| 24 января (24.01/06.02) |
Весноуказник, Аксинья Этот день называли — весноуказник, потому что «Какова Аксинья — такова и весна», то есть если на Аксинью хорошая погода, то и весна будет красная. |
| 25 января (25.01/07.02) |
Зимоуказчик, Григорий Богослов Этот день — зимоуказчик следующего года. Каков день с утра, такова будет первая половина следующей зимы. А погода с полудня до вечера предвещает вторую её половину. |
| 26 января (26.01/08.02) |
Заметуха, Фёдоров день Кольнёт мороз и отскочит, затаится в крепях таежных за колодиной, в поле сугробами. Воет по-волчьи ветер, шатая деревья перелеска, мигают в острастку колючим блеском звёзды. |
| 27 января (27.01/09.02) |
Златоустьев огонь, Иоанн Златоуст Наслушивают огонь. Если в этот день без разбора знобит, в квашне спорынью унимает, то большуха русскую печь топит так, чтобы, когда поленья огнём занимаются, золотым бы устье печи казалось. |
| 28 января (28.01/10.02) |
Кудесы домового, Ефрем Сирин Кудесы — день угощения домового. Домовой — обычно это рачительный, заботливый дух («хозяин»), помогающий трудолюбивой, дружной семье. Но в этот день буйствует проказничает. |
| 29 января (29.01/11.02) |
Морозобитная былинка, Герасим По народному поверью, ведьмы устраивают в этот день пережины, заломы сухой травы, снегом незанесённой. Потому старики ходили в поле смотреть: не наследили там, случаем, нечистые? |
| 30 января (30.01/12.02) |
Звериный свадебник, Три Святителя В это глухое зимнее время в лесу идут яростные схватки на выносливость, за право владеть лесными крепями. Звериный род берёт рост. |
| 31 января (31.01/13.02) |
Коник, Никита Новгородский Конёк над избой — охлупень, оберегающий избу, мол, лешим облюбован. Оседлает леший конька — и шатнётся изба, худые ветра подступят ко крыльцу. |
Февраль
| 1 февраля (01.02/14.02) |
Мышиное заклятье, Трифон На Трифона заговаривают мышей, чтобы уходили из избы и амбаров. Ночью звёзды ожигают. Человека, глядевшего в эту полночь на звёзды, потом трясучка изводила. |
| 2 февраля (02.02/15.02) |
Громница, Сретение Сустретьев день — зима с весною встретилась. Зима весну встречает, заморозить красную хочет, а сама лиходейка от своего хотенья только потеет. Сороковой день после зимнего солноворота. |
| 3 февраля (03.02/16.02) |
Починки, Семён и Анна Следуя поговорке «Готовь сани летом, а телегу зимой», хозяева сразу после етенья с утра пораньше принимались за ремонт сельскохозяйственного инвентаря. |
| 4 февраля (04.02/17.02) |
Студёный день, Никола Студеный Редкий год на Руси этот день обходится без морозов. На Студёного Николу снегу навалит гору. Никола студёный — волчий сват, маковый закат. |
| 5 февраля (05.02/18.02) |
Агафья Коровница, Поминальница Селяне поминают в этот день отошедших в иной мир отцов-праотцев, дедов-прадедов. боты этого дня — пуще глаза беречь коровку-кормилицу, присматривать, стеречь от пришлых людей. |
| 6 февраля (06.02/19.02) |
Телятник, Вукола Вуколу — начало весеннего отёла коров. Теплое сытное пойло корове не раз на день надобно принести, ей ведь ещё и телёнка кормить. А тот уже играет, к вымени тянется. |
| 7 февраля (07.02/20.02) |
Могущница, Лука На счастье и в раздачу нищим выпекались пироги с луком. Этот день был верховым для приготовления отваров и настоев из могущницы. |
| 8 февраля (08.02/21.02) |
Именины серпа, Захар Серповидец Кузнечный молот праздновал вместе с серпом очередную веху крестьянского годового круга. «Не обрежёшь вовремя серпа, не нажнёшь в поле снопа». Поновить насечку — работа ответственная. |
| 9 февраля (09.02/22.02) |
Лапотник, Никифоры-Панкраты Сильный мороз бывает чаще лишь ночью, перевалила зима, поэтому: «Не всяк Панкрат хлебом богат», но «Наш Панкрат лаптями богат». |
| 10 февраля (10.02/23.02) |
Прохор Весновей, Харлампий На Прохора и зимушка-зима заохает. Пришёл Прохор — и весна заглянула на двор, поворот к теплу. Святой угодник Харлампий почитается покровителем чиновников. |
| 11 февраля (11.02/24.02) |
Власьев день, Скотий бог — сшиби с зимы рог, Власий Устраивалось молебствие, во время которого освящались караваи ржаного хлеба. Хозяйки затем скармливали этот хлеб скоту. Масляный день — первое в этом году молоко и первое масло. |
| 12 февраля (12.02/25.02) |
Семеннóе, Алексей рыбный Хозяева в течение трёх дней выставляли зерно на утренний мороз. Крестьяне нали, что тронутое холодом, оно лучше по весне взойдёт. Также зарили пряжу — стлали на наст выбеливать. |
| 13 февраля (13.02/26.02) |
Окликание звёзд, Светланы Наши предки окликали звёзды, окликали умерших родных и близких, глядя подолгу в небо. Они верили, что если окликать звезды, глазам от чистого сияния Божьих очей прибудет зоркости. |
| 14 февраля (14.02/27.02) |
Бабьи взбрыксы, Кирилл-весноуказчик Мужья готовят для жён пиво. Воду берут из семи святых источников, смешивают её с местной водой и в золотой ступе толкут серебряным пестом. Такое пиво, жёны относят повитухам. |
| 15 февраля (15.02/28.02) |
Онисим Овчар Зима становится безрогой. В этот день зима с весной начинают борьбу: «Кому дти вперёд, а кому вспять повернуть». |
| 16 февраля (16.02/29.02) |
Зимобор, Маремьяна-кикимора Кикимора представлялась в народе по-разному: как хозяйка избы, как жена домового или лешего, в виде уродливой старухи маленького роста или девки с длинными чёрными волосами. |
| 16 февраля (16.02/29.02) |
Ярило с вилами, Новый Год Света Когда мартовские лучи солнца, как воткнутые в землю золотые спицы, сияли в полях, крестьяне говорили: «Ярило вздевает зиму на вилы». |
| 17 февраля (17.02/01.03) |
Ярило с сохой-бороной, Федор Тирон Феодор Тирон — устраняет раскачку устоев. Феодору Тирону молились о защите от злодеев. В сказаниях каликов перехожих «Хвёдор Тырянин» напоминает былинного богатыря Добрыню. |
| 18 февраля (18.02/02.03) |
Овсянка, Лев Ярило птице овсянке наказ давал — пора начинать петь: «Покинь сани, покинь сани!» Пекли в деревнях в этот день овсянички — пирожки из овсяной муки. |
| 19 февраля (19.02/03.03) |
Вешние обереги, Филимон Обычай в этот день — делиться хлебом с соседями, с сиротами и вдовами. Оставь хлеб позади себя, предложи хлеб нуждающемуся, и этот хлеб, придёт время, сторицей возвернётся. |
| 20 февраля (20.02/04.03) |
Катальщик, Лев Катанский Советовали ребятне накататься досыта. В этот день нельзя глядеть на падающие звёзды с неба: «Худая примета заляжет на душу того, кто завидит падающую звезду». |
| 21 февраля (21.02/05.03) |
Весновей, Тимофей Каков Тимофей — такова и весна. Весновей теплом веет, стариков греет: если в этот день была солнечная погода, старики выходили на завалинку, грелись на солнышке, разговоры вели. |
| 22 февраля (22.02/06.03) |
Наст — на добро горазд, Маврикий Пока крепок наст — удержать сани горазд, поспешали крестьяне с дальних полей оставшееся сено вывезти, из лесу — дрова, да проверить силки-капканы. |
| 23 февраля (23.02/07.03) |
Кислые девки, Поликарп Ну как тут кислой не станешь, когда старые люди подначивают: «Убирай, девка, сундуки, закрывай наряды.» Коли до масленой свадьба не сыграна — сиди до весенних хороводов. |
| 24 февраля (24.02/08.03) |
День птиц, Обретение Обретенье — птичье потенье, гнёзд обретенье. Зимующие птицы начинают готовить гнёзда, а перелётные готовятся к возвращению домой из Вирия (тёплых мест). |
| 25 февраля (25.02/09.03) |
Тарас Кумашник, Тарасий Бессонный Если в полдень тянет ко сну — к болезни. Хоть по стенке ходи, а днём спать погоди. Бытовало поверье о кумохе, которая так и норовила ухватить сытый кусочек от здоровья человека. |
| 26 февраля (26.02/10.03) |
Порфирий поздний Рано затает — долго не растает. Поверье об этом дне такое: дело молодое — обнадейчивое, как и ранняя весна, непрочное. А вот поживёшь, дело в руки возьмёшь — и дастся жизнь тебе. |
| 27 февраля (27.02/11.03) |
Дорогорушитель, Прокоп перезимный Нельзя было в этот день выезжать из дому, не приложив ухо к земле. Надо было сперва убедиться: надежна ли снеговая дорога. И только после этого справлять хозяйские заботы. |
| 28 февраля (28.02/12.03) |
Капельник, Василий Исповедник В этот день бывает капель. Ледяная наковаленка, как колокол: на всю округу слышно: «Дон-динь!» Звонкие капели. Протальник ломает зиму. Воздух в солнечные дни целебен. |
| 29 февраля (29.02/13.03) |
Корыстник, Касьян-високос Касьянов день занимает особое место в народном календаре: это самый страшный день, находящийся во власти злопамятного святого. Исстари заведено на Руси считать високосный год опасным. |
Март
| 1 марта (01.03/14.03) |
Весновка, Евдокия-плющиха Весновка весну сряжает, — говорят в народе, справляющем в день «Евдокеи — подмочи порог» первую встречу весны. Евдокея красна — и весна красна. Первые «Заклички» весны. |
| 2 марта (02.03/15.03) |
Ветронос, Федот вешний По этому дню судят о предстоящем лете: холодный день — лето будет не жарким, дождь обещает мокрое лето. День обычно ветреный. «У Федота ветра, метели — бабам затеи.» |
| 3 марта (03.03/16.03) |
Евтропий — снег топит В древности был такой обряд: крестьяне поле крест-накрест проходили. Этим они напоминали солнцу, что недосуг отдыхать, надобно, мол, снежицей поле поить. |
| 4 марта (04.03/17.03) |
Грачевники, Кикиморы, Герасим По наблюдениям поселян известно, что в этот день прилетают с тёплых стран на русскую землю грачи, первые весенние птицы. Если грачи прилетят прямо на гнездо, то весна будет дружная. |
| 5 марта (05.03/18.03) |
Огородник, Конон-градарь Хотя бы в день Конона-градаря была и зима, начинай пахать огород, и ты только очни в этот день, непременно огород будет добр." Пришла пора гряды назмить, навозом землю кормить. |
| 6 марта (06.03/19.03) |
Константиновы круги В этот день бабы и мужики обходят колодцы кругами, чтобы те горькими стоками не полнились, чтобы подземную водицу подпустили добрую. |
| 7 марта (07.03/20.03) |
Северный капельник, «Раўнадзенства», Василий Зима убегает тёмными ночами". Видимо, неспроста откуда-то задувать стало на чердаке, петь по-худому в печном столбе. Надобно было подумать о добром духе дома. |
| 8 марта (08.03/21.03) |
Вербоносица, «Раўнадзенства», Лазарь и Афанасий Праздник Вербоносицы — этот день в деревнях посвящали тому, что бы набраться вербы чистоты, красоты, здоровья и целомудрия. |
| 9 марта (09.03/22.03) |
Жаворонки, Заклички Весны, Сóроки В этот день из тёплых стран прилетают первые жаворонки. На Сóроки хозяйки пекут из ржаной или овсяной муки сорок шариков — «сóроки святые. |
| 10 марта (10.03/23.03) |
Вешней воды указательница, Василиса Василисы — весенние заботы. Отвести воду от дома, чтобы в подпол вода не . С этого дня ждут первую весеннюю грозу. |
| 11 марта (11.03/24.03) |
Заря-кукушка, Ефим Всполашивается зорька утренняя, кукушкой голос подаёт. И порой день этот оборачивается кукушкиными слезами. |
| 12 марта (12.03/ 25.03) |
Феофанов день, Феофан — проломи наст, Григорий В этот день привечали птиц к родным угодьям, к домам, к грядам льняным да конопляным семенем. Задумывали крестьяне на обильный урожай, на крепкие холсты. |
| 13 марта (13.03/26.03) |
Медведь потягивается, Никифор На Никифора — медведь в берлоге потягивается. С косогоров снег в низины сходит. Вот уже и логово космача вода вешняя обступила. |
| 14 марта (14.03/27.03) |
Скотник, Федор В это весеннее время приходится линька скотины. Обновляется волосяной покров ошадей, у коров. Бери голик — коровий бок поскреби. |
| 15 марта (15.03/28.03) |
Лесное ухожье, Никандр Зимой волчья стая близко подходила к крестьянскому двору. Но теперь логово ора волчице в глухих непроходимых лесных ухожьях устраивать, щениться, потомство оберегать. |
| 16 марта (16.03/29.03) |
Тележный день, Савин До большой воды надобно было снарядить телегу. Надобно было и колёса крепить, оглобли ладить. Первой снаряжалась к полям телега-навозница. |
| 17 марта (17.03/30.03) |
Позимный, Алексей — человек Божий В этот день местами не работали. Устраивали проводы зимы с угощением жёниной родни. Полагалось пить праздничное питьё — медово-берёзовый взвар. |
| 18 марта (18.03/31.03) |
В облаках март, Трофим-Евкарп Кирилл — дери полоз. Около этого времени дороги портятся, ездить на санях становится трудно. На Трофима-Евкарпа сзади и спереди — зима. |
| 19 марта (19.03/01.04) |
Грязные пролубницы, Дарья — засори пролуби Тают снега, проруби мутятся. С Дарьи холсты белят. Если вешняя вода на Дарью идёт с шумом — травы хорошие бывают. Какова погода в этот день, такова и на „Журавлиный лёт“ (18 сентября). |
| 20 марта (20.03/02.04) |
Колодезница, Фотиньи позимные Старые люди отмечали, что вода, почерпнутая в этот день из колодца, обладает необычной силой — она пробуждается сама и вбирает в себя всю мощь весеннего воздуха, света. |
| 21 марта (21.03/03.04) |
Дери полоз, Фома лихорадки гонит Предел зимним забавам детворы, катанью с гор, крутых берегов на реку. Санки с вечера прятались, наутро будет меньше слёз: реви не реви — катаник твою теху унёс! |
| 22 марта (22.03/04.04) |
Солнечник, Василий-капельник Пекли в этот день калачи. И все домочадцы, пока по калачу за столом не съедят, других угощений не должны были трогать. Девицы песни-веснянки поют. |
| 23 марта (23.03/05.04) |
Зяблик прилетает, Никон Прилёт зябликов. Зазывали птиц ко крыльцу, потчевали крошками, зёрнышками, льняным семенем. Это был день „генеральной уборки“ в доме и в саду. |
| 24 марта (24.03/06.04) |
Похвала, Захарово очищение На Очищение крестьяне порядок в доме наводят, очищают избу и двор от нечисти. Чудесными травяными настоями вымывались в этот день в избах полы. |
| 25 марта (25.03/ 07.04) |
Зимобор, Весна, Благовещенье Благовещенье весна зиму поборола. Самый большой у бога праздник. Каково Благовещенье проведёшь, таково и весь год. |
| 26 марта (26.03/ 08.04) |
Благовест, Гавриил Благовестник может оповестить о себе громом или молнией-блискавкою: наши едки считали, что пробуждение природы начинается тогда, когда впервые прогремит гром. |
| 27 марта (27.03/ 09.04) |
Настовица, Матрёна Настовица-птица, так называли чибиса. Матрёну называют полурепницей оттого, то поселяне отбирают годные репы для семян, что и составляет у них неприкосновенную половину». |
| 28 марта (28.03/ 10.04) |
Мать-и-мачеха, Иларион — Выверни оглобли Мать-и-мачеха — дарует этот цветок всем на свете материнскую заботу, всем щедро отдаёт своё тепло. Обязательно благоухал в этот день в домах чай из золотистых цветов. |
| 29 марта (29.03/ 11.04) |
Берещенье, Кирилл Берестить — это обвивать, связывать берестою. «В огне крещается, берестой повивается», — сказано о горшке, самой древней посуде наших предков. В этот день слушали берёзы. |
| 30 марта (30.03/ 12.04) |
«Проказы домового», Иоанн Лествичник Чтобы небесные дожди на землю сошли, чтобы зелёные ростки скорее ввысь поднимались, кланялись Лествичнику крестьяне. «На Иоанна Лествичника домовой бесится». |
| 31 марта (31.03/ 13.04) |
Огнище, Канун пролетья, Ипатий Чудотворец В этот день наши предки чествовали огнище, вспоминая с благодарностью и любовью своих предков, сумевших найти и обжить это место. Домовые особенно «расходятся» в этот день. |
Апрель
| 1 апреля (01.04/14.04) |
Пробуждение Домового, Марья — зажги снега[5] День пробуждения домового. Спал домовой ровно до того времени, когда уже весна полностью вступит в свои права. Первая встреча пролетья. |
| 2 апреля (02.04/15.04) |
Безхлебица, Тит и Поликарп Ворона каркала-каркала — да Поликарпов день мужику и накаркала. В этот день, вероятно, блюли строгий пост — ни крошки хлеба в рот не брали. |
| 3 апреля (03.04/16.04) |
Пробуждение Водяного, Никита-водопол Просыпается Водяной от зимней спячки. Водяной дух ослаб за зиму. В этот день рыболовы приходили к воде в полночь полакомить Водяного-дедушку. |
| 4 апреля (04.04/17.04) |
Смотрины ольховые, Песнопевец, Осип Осипа начинает звучать голосок сверчка. Шли глядеть за деревню, как ольха цветает. Крестьяне, у которых пчёлы были, смекали: «Не пора ли ульи доставать?» |
| 5 апреля (05.04/18.04) |
Тёплый ветер, Федул тёплый С нетерпением ждут в деревнях этого дня, чтобы растворить оконницу. Ждали Федула, до него никак нельзя. Раньше Федула кто оконницу отворил — тот ненастью угодил. |
| 6 апреля (06.04/19.04) |
День тихий, Евтихий, Ерёма-пролетний Когда выдавался тихий день, то крестьяне примечали: «Это — к урожаю ранних яровых». А когда Евтихий разъярится, ветром бьёт, то уже крестьяне горевали: Колос собьёт". |
| 7 апреля (07.04/20.04) |
Пробуждение русалок, Акулина Не одни мы на земле живём, дышим, растём. По весне не только над землей поднимается влага, и в самой воде начинается движение. И у рыб, и у водорослей, тварей неведомых. |
| 8 апреля (08.04/21.04) |
Встреча Солнца с Месяцем, Родион-ледолом Встреча солнца с месяцем. Согласно древним сказаниям, солнце да месяц ещё о осени с первых морозцев расходятся. Одному — на запад спешить надо, другому — на восток. |
| 9 апреля (09.04/22.04) |
Отмыкание родников и ключей, Вадим Издревле в этот день обходили родники и ключи, которые были заповеданы родителями. Всякое семейство ходило навещать свой источник, чтобы почистить его, отомкнуть. |
| 10 апреля (10.04/23.04) |
День солнцезахода, Терентий Маревный Если солнце в туманной дымке — будет год хлебородный, а если яро на землю скатится, то перепахивать землю и бросать в неё семя сызнова. В иных местах судят по восходу. |
| 11 апреля (11.04/24.04) |
Половод, Водогон, Антип Антип воду распустил", вскрытие рек к этому дню обещало хороший урожай, но если «На Антипа воды не вскрылись — лето плохим предстоит». Антип-половод — целитель зубной боли. |
| 12 апреля (12.04/25.04) |
Лесной праздник, Комоедицы, Василий-парильщик В этот день медведь выходит из берлоги и прячется в кустах. Просыпается леший. Главное у него дело — будить деревья от зимней спячки. |
| 13 апреля (13.04/26.04) |
Заячьи именины, Медуница, Фомаида Чествовался заяц — «через дорогу прядыш». У ушастых именины — зайчихи дали од. В это время цветёт медуница, а тут и шмели зашумели. |
| 14 апреля (14.04/27.04) |
Вороний праздник, Лисогон, Мартын В этот день ворон купает своих детей и отпускает «в отдел, на особое семейное житьё». На Мартына переселение лисиц со старых в новые норы. |
| 15 апреля (15.04/28.04) |
Пчела — Божья угодница, Пудов день, «Святы Андрэй» В день святого Пуда вынимай пчёл из-под спуда. В день Пуда изгоняют смерть, окликают дождь. Целебные настои готовили в старину из почек калины и рябины. |
| 16 апреля (16.04/29.04) |
Урви берега, Арина-рассадница Подмывает водой берега. У мельников забота — не разнесло бы запруду. А у баб своё дело — готовить семена на рассаду, высевать в ящики капусту, огурцы. |
| 17 апреля (17.04/30.04) |
Открытие ульев, Зосима-пчёльник, Андрианова ночь В этот день ульи выносят из омшаника на вольный воздух, осматриваются и открываются. С колод и бортей снимают зимнее утепление. В ночь на 17 апреля гадают на конопле. |
| 18 апреля (18.04/01.05) |
Огородник, Козьма Огородник в дверь постучал, копать гряды позвал. На Козьму — сей морковь свеклу. По народному поверью, радеет Козьма о животе, то есть о здоровье о жизни крестьянина. |
| 19 апреля (19.04/02.05) |
Весне новина, Иоанн-ветхопещерник В этот день ударяют бабы челом весне, кланяются, ей холстиною, одевают в новину. Обратясь лицом к восходу солнечному, выкликали: «Матушка-весна, вот тебе новая новинка!». |
| 20 апреля (20.04/03.05) |
Родовые угорья, Фёдор Предание гласит, что на Угорье на заре земля открывается, и летят души пращуров в тончайших золотистых оболочках к родовым гнёздам, к родным домам, навещают близких. |
| 21 апреля (21.04/04.05) |
Проклятие нечести, Януар и Прокл В этот день проклинают нечистую силу, заковывающую тепло в ледяные оковы опутывающую свет солнечный тьмою-сумраком. |
| 22 апреля (22.04/05.05) |
Красная горка, Лука День гуляний молодёжи и свадеб. |
| 23 апреля (23.04/06.05) |
Отмыкание земли, Егорий вешний В этот день Егорий «отмыкает» Мать Сыру-Землю и выпускает росу, от чего начинается бурный рост трав. Кое-где это четвёртый по значимости праздник осле Рождества, Масляницы и Купалы. |
| 24 апреля (24.04/07.05) |
Евсеев день, Евсей — овсы отсей В этот день гнуло к земле, к человеку маета приставала. Девятая Елизавета омогала от тяжести избавиться. Сеют овёс. |
| 25 апреля (25.04/08.05) |
Ключник, Марк Святого Марка в народе называют иногда ключником, ибо верят, что он владеет ключами от дождей. Поэтому в этот день особенно молятся и просят о ниспослании так необходимого сильного дождя. |
| 26 апреля (26.04/09.05) |
Горошница, Глафира В этот день следовало вспомнить, что пора горох сеять. К нему на Руси издавна большое почтение. Летом — и малому, и старому сладок, зимой — горох да каша, весна — наша. |
| 27 апреля (27.04/10.05) |
Ранопашец, Степан Крестьянин брал землю в горсть, крепко сжимал, выпускал, и если земля при падении рассыпалась, то это означало, что она готова к пахоте, если оставалась в комке — пахать ещё рано. |
| 28 апреля (28.04/11.05) |
Тепляк-здоровяк, Евсей — овсы отсей Как только начинает тянуть южным ветерком, деревенские знахарки собирают берёзовый сок и пользуют этим весенним снадобьем маящихся неотвязной лихорадкою. Время сеять овёс. |
| 29 апреля (29.04/12.05) |
День целителей, Мемнон — девять напастей вон В это страдное время крестьяне были исполнены думами не только о пахоте севе, но и сохранении душевного здоровья. Девять напастей в этот день брали верх над торопящейся душой. |
| 30 апреля (30.04/13.05) |
Тёплый день, Яков-звездоночный По всем старинным приметам, в дальний путь в этот день не выезжают — после вчерашнего всяческие напасти деревню оставили и ходят-бродят они ослабшие, тощие, заморенные, по близким дорогам. |
Май
| 1 мая (01.05/14.05) |
Пролетье, Еремей-запрягальник В эту весеннюю пору Земля и Небо венчаются — наступает пролетье, начинают вязываться семена и плоды. Последняя встреча пролетья — последняя неделя начала сева. |
| 2 мая (02.05/15.05) |
Соловьиный праздник, Борис и Глеб В этот день землю нельзя пахать, копать, забивать колья. В средней полосе России соловьи запевают. Третья и последняя встреча пролетья. |
| 3 мая (03.05/16.05) |
Зелёные щи, Мавра Крапива — она в эту пору на подмогу здоровью встаёт, всякую немочь чёрную тела гонит, чистит кровь, восстанавливает силы мужицкие. |
| 4 мая (04.05/17.05) |
День Баклушников, Пелагея В этот день рубили дерево на выделку ложек. Ранее к битью баклуш (заготовок для деревянных ложек) допускали лишь особых людей. |
| 5 мая (05.05/18.05) |
Рассадница, Арина Пришла пора высаживать капустную рассаду на гряды. Бабоньки в этот день не плошают, всякая несёт с оглядкой свою рассаду на гряды, подальше от лишнего глаза. |
| 6 мая (06.05/19.05) |
Росенник, Иов-огуречник, Денис-горошник В этот день, по преданиям наших предков, мать — сыра земля даёт и траве, верю, и птице, и человеку исцеление. Она открывает подземные воды, черпает серебряным ковшом живую влагy. |
| 7 мая (07.05/20.05) |
Купавница, Иван-бражник Купавница — так назван день в честь гордого цветка, что распускает свои нежные лепестки среди тихой воды, прячась от луговых цветов. |
| 8 мая (08.05/21.05) |
Пшеничник, Иван-градобой В этот день пахали под пшеницу. По древнему обычаю, чтобы пшеница уродилась, пекли в этот день обрядовые пироги на добрый посев и ждали у перекрестка странников. |
| 9 мая (09.05/22.05) |
Микула с кормом, Травный день, Никола вешний Никола-вешний хороводы водит, травой кормит, крестьянину велит ни свет ни я подниматься, чтобы май пашню не сманил к полынь-куколи, к семени сорному. |
| 10 мая (10.05/23.05) |
Именины Земли, Симон Зилот Святодень, когда Мать Сыра-Земля чествуется как «именинница». Считается, то в этот день Земля «отдыхает», поэтому её нельзя пахать, копать, боронить. Примета Семика в поле — цветение жита. |
| 11 мая (11.05/24.05) |
День мокрый, День обновления Царь-града, Мокий По этому дню судили о лете: Мокро на Мокéя — жди лета ещё мокрее. В этот день не сеяли и не пахали, чтобы посевы градом не побило. |
| 12 мая (12.05/25.05) |
Рябиновка, Красный кафтан, Епифан Если в этот день «утро в красном кафтане», то есть красная утренняя заря, то это к жаркому, пожарному лету. Заклинали у рябин свои избы от молнии, от пожарного лета. |
| 13 мая (13.05/26.05) |
Комарница, Лукерья Появились комары — пора сеять рожь. Комара нет — овса и травы не будет. Если в день Лукерьи-Комарницы покажутся комары, то ягоды родятся в большом обильи. |
| 14 мая (14.05/27.05) |
Сиверы, Сидоры До этого дня по земле заморозки ходили да сивера-ветра, что холодом повевали. Сивера — ветры северные, когда отступают, то по-за ними стрижи прилетают. |
| 15 мая (15.05/28.05) |
Бокогрей, Пахом Пришёл Пахом — запахло теплом. С Пахомия устанавливается совершенно летняя погода. На Пахома тепло — всё лето тёплое. Можжевельник зацветает — пора ячмень сеять. |
| 16 мая (16.05/29.05) |
Житник, Фёдор Крестьяне говорили: «У Житника забота — ячменное поле заборонить». Этот день служит самым крайним сроком для яровых посевов. |
| 17 мая (17.05/30.05) |
Звездочёт, Андрон — с дождём По звёздам гадают об урожае и о погоде. Заклинают, чтобы открыл сторож Андрон небесные врата, чтобы пролились дожди на зерно, что в землю легло. |
| 18 мая (18.05/31.05) |
Овсяник, Федот, Семь дев Пришёл Федот — берётся земля за свой род. Сеяли овёс, ячмень. В Белоруссии н старались сеять не позднее этого дня. Сеяли также и коноплю. |
| 19 мая (19.05/01.06) |
Оберег нивы, Иван Долгий По восходящему солнцу ходили крестьяне к хлебной ниве. Надобно было отвести от поля ветра-суховеи, не дать пустоколосице родиться. |
| 20 мая (20.05/02.06) |
Огуречник, Фалалей До него нет лета, а после него уже не бывает зимы. Пришёл Фаладей — досевай огурцы скорей. Засей поле, а потом хоть на заборе сиди. |
| 21 мая (21.05/03.06) |
Еленин день, Алёна-лёносейка Алёна-лёносейка напоминает деревне, что пора сеять льны. На сев льна в старину было в обычае не выезжать без выполнения особой обрядности. |
| 22 мая (22.05/04.06) |
Василиск, Соловьиный день Коли соберёшься пахать, сеять, какое дело начинать — погоди, отложи на завтра. В этот день вылупляется из петушиного яйца огненный царь-змей Василиск. Начинается русалочья неделя. |
| 23 мая (23.05/05.06) |
Конопляник, Огуречник, Леонтий «На Леонтия кончай посадку огурцов». Сеют коноплю, считая, что «Лучший срок посева конопли на Леонтия». |
| 24 мая (24.05/06.06) |
Свобориное дерево, Симон Столпник Зацветает шиповник. С этого дня, по мнению русского народа, начиналось настоящее ето: «Шиповник цветёт — румянец года ведёт». |
| 25 мая (25.05/07.06) |
Иван — Медвяные росы, Иван-гусятник С Иванова дня пошли медвяные (медовые) росы. Скотину выгоняли в этот день на поскотину после того, как роса сойдёт. Начинали сбор некоторых лекарственных растений. |
| 26 мая (26.05/08.06) |
Земля-кудесница, Карп День нёс весть удильщикам юга: у карпов-де жор, клюют отменно. На Карполова рождаются горшечники, способные отыскать «живую» глину и договориться с Землёй. |
| 27 мая (27.05/09.06) |
Домовница, Федора Полы мести, Боже упаси: веник празднует Федорины именины! В этот день деревенские хозяйки не метут избы, чтобы не быть худу. |
| 28 мая (28.05/10.06) |
Гусятник, Полудницы, Никита Появляются гусята. Золотые облачка летают над землёй, начинает колосится рожь. Почиталось за хорошее бабу на сносях к хлебному колосу подпустить. |
| 29 мая (29.05/11.06) |
Колосяница, Гречушница, Федосья В это время скакать было нельзя: земля была «тяжела», а когда заколосились хлеба, молодёжь отправлялась в поле величать рожь: «Расти, трава, к лесу, рожь к овину». |
| 30 мая (30.05/12.06) |
Змеевик, Исаакий В народном календаре — день змеиных свадеб. Считается, что в эту пору змеи сползаются и идут поездом на змеиную свадьбу. |
| 31 мая (31.05/13.06) |
Распрягальник, Еремей Пришёл севу край, и опустив сетево на землю-кормилицу, сеятели и пахари опускались на землю, катались по траве, изымали тем самым надсаду великую, страдную. |
Июнь
| 1 июня (01.06/14.06) |
Брусничные губы, Устин и Харитон Гадали о погоде в июне. Сличали с тем, что сказал Григорий-летоуказатель 10 января. Красное утро на Устина — красный налив ржи. Дождливый и пасмурный стинов день — к урожаю яри. |
| 2 июня (02.06/15.06) |
Вьюн зелёный, Никифор дубодёр Вьюны — песенные летние хороводы. Заигрывают парни с девушками, те тоже молодцев присмотрели — завлекают друг друга в круги, песни поют протяжные. |
| 3 июня (03.06/16.06) |
Ветреник, Лукьян Ветер — Дух Божий — говорят в народе. Дыхание Господне в летнее время благостно, благодаря ему наши предки судили о перемене погоды. «Надобно караулить время, с уборкой не оплошать» |
| 4 июня (04.06/17.06) |
Красный сарафан, Митрофан На Митрофана окликают ветер. Просят его пригнать дожди благодатные. Ветер, он всё скажет, но спрашивать его не торопись. |
| 5 июня (05.06/18.06) |
День Волхва-Дорофея Дорофей гадал по ветру и по воде. Он водил к лесному ключу, размыкал надсаду, утворял в душе веру. Дорофея просят сон дать, солнцу о загаданном сказать. |
| 6 июня (06.06/19.06) |
Полольник, Лавривон С этого дня обыкновенно начинается прополка льна, проса и других хлебов: «На Лвривона с поля сорняки тяни». Но и траву сорную полоть надобно было, ведая, на ущербе ли месяц стоит. |
| 7 июня (07.06/20.06) |
Урожайник, Налив, «Сонцаварот», Федот Заботы о хлебной ниве не оставляли крестьянина. Тощее зерно в колосе тяжёлой надсадой ложилось на думы земледельцев. Если вёдро и тепло в этот день — зерно хорошо нальётся. |
| 8 июня (08.06/21.06) |
Колодезник, «Сонцаварот», Фёдор Стратилат Накануне этого дня колодезники опрокидывают сковороды, чтобы узнать, где есть подземная водяная жила. С этого дня идёт навозница — вывозят навоз на паровой клин. |
| 9 июня (09.06/22.06) |
Солноворот, Кирилл Кирилу — конец весне, почин лету. На Кириллу отдает земля солнышку всю свою силу. В этот день проводили очищение детей Огнём, Водой и Мёдной Росой. |
| 10 июня (10.06/23.06) |
Знамения, Тимофей В день Тимофея бывают разные знамения. Распускает Тимофей призраки. Гонят эти призраки вороньи стаи к деревне. К сердцам крестьян подступает тревога. |
| 11 июня (11.06/24.06) |
Варнава-земляничник Варнаву — не рви травы, ибо в этот день по травам, по лугам и полям, по лесам и долам в полдень сила неведомая катается. |
| 12 июня (12.06/25.06) |
Поворот, Пётр, Онуфрий Передерник На солноворот конец весне, почин лету. С этого дня солнце на зиму, а лето на жары. С лета на зиму поворачивает «колесо солнца красного» бог-громовник — Перун. |
| 13 июня (13.06/26.06) |
Мирские каши, Гречишница, Задери хвосты, Акулина Начало лета. На Акулину из гречи было принято готовить мирскую кашу «отсталой», то есть оставшейся от предыдущего урожая, гречи для нищих и странников. Посев гречи. Появление оводов. |
| 14 июня (14.06/27.06) |
Гречкосей, Поварки, Елисей «Холь гречиху до посева да сохни до покоса» — нужен за капризой неотступный призор. Общинный праздник Поварки в Поморье. В этот день освящают всякую новую одежду. |
| 15 июня (15.06/28.06) |
Скотный заступник, Амос, Вит Пришёл Амос — пошёл овёс в рост. Охраняют от скотины поле, а скотину от сочной зелени. А то и беда, бывает, к хлеву подступает. Вздует Пеструху, отъевшуюся на хлебном поле. |
| 16 июня (16.06/29.06) |
Утишитель, Тихий Тихон Солнце идёт тише. Смолкает птичья звонница — с этого дня начинают затихать птицы, кроме соловья и кукушки. На Тихона в сёлах толока на навозницу. Конец поздних яровых посевов. |
| 17 июня (17.06/30.06) |
Солнцестой, Мануил В этот день солнце застаивается, то есть медлит в зените. Начинается бурный ост растительности. По омутам распускаются белые кувшинки. |
| 18 июня (18.06/01.07) |
Воробьиные ночи, Федул Народ связывал праздник Федула с подготовкой к жатве. Говорили: «Федул на двор заглянул — пора серпы зубить (точить), к жнитву готовятся загодя». |
| 19 июня (19.06/02.07) |
Пчёльник, Пчёлы меда запасают, Зосима Идёт активный медосбор. В этот день проводится осмотр ульев (колод, бортей). Проходя мимо колод и ульев, дети приговаривают: «Рой, гуди, в поля иди!»… |
| 20 июня (20.06/03.07) |
Тенетник, Перепелятник, Мефодий Тенета — паутина. К поведению пауков присматриваясь, строили о погоде наметки. давних пор замечено, что паук лучше всякого барометра предугадывает погоду два-три дня. |
| 21 июня (21.06/04.07) |
Липов цвет, Ульян Липа зацветает. И тут уже ребятишки не плошают. Липового цвета надо успеть собрать. В зимнем-то чае вспоминается месяц летний. Особирывают липовый цвет ребятишки в туеса. |
| 22 июня (22.06/05.07) |
Ульянин день, Ульяна Повсюду узорчато. Голубые колокольчики, белые ромашки, золотистые лютики, малиновые остроконечные шапки иван-чая, красные шашечки вьюнков… |
| 23 июня (23.06/06.07) |
Купальница, Аграфена Этот праздник ассоциировался с началом купального сезона. Всё, что было связано с водой, баней и купанием нашло отражение в этот день. Подготовке к празднику Купалы. |
| 24 июня (24.06/07.07) |
Купала, Иван-травник Ещё накануне с утра девушки собирают травы и цветы, плетут венки и припасают травы-обереги для всех участников праздника. Обережные травы обычно крепятся на поясе. |
| 25 июня (25.06/08.07) |
Русальницы, Петр и Феврония Русалки хороводы затевают, прибывает в их царстве речном. С этого дня ожидается ещё сорок жарких дней. Время большого сенокоса. Этот день благоприятен для влюблённых. |
| 26 июня (26.06/09.07) |
Медосбор, Давид-земляничник В деревне почитают ягоду землянику за целебную. В ней — солнечная нежность, дух земли. Земляникой лечили старые язвы. Шли за ягодой, пока ещё роса не опала. |
| 27 июня (27.06/10.07) |
Сеногной, Самсон Дождь в этот день, от которого может почернеть сено, полезен для проса, наоборот, сухая погода, которая даёт возможность убрать сено зелёным, полезна для гречихи. |
| 28 июня (28.06/11.07) |
Крапивное заговенье, Герман Последние щи из молодой крапивы, из листочков нежных. Крапивный холст перед Петровками вытканный, выплетенное крапивное полотнище помогает от болей в пояснице. |
| 29 июня (29.06/12.07) |
Мирская свеча, Петров день Вероятно в этот день заканчивался летний свадебный сезон. Устраивается братчина, в которой принимают участие, как правило, только женатые и старики. Тёщи зятьёв угощают. |
| 30 июня (30.06/13.07) |
Поминки весны, Двенадцать апостолов «Двенадцать апостолов весну кличут, вернуться просят», да поздно, простилась умывающаяся трудовым потом деревня с крáсною. Выходят крестьяне на Красные горки, зоре кланяться. |
Июль
| 1 — 12 июля | Сенокос Время сенокоса — праздничное событие, ожидаемое с нетерпением, в особенности молодыми людьми. Уборка сена считается одною из приятнейших сельских работ. |
| 1 июля (01.07/14.07) |
Летние кузьминки, Кузьма и Демьян В этот день женщины успевали не только справиться с огородом, накосить, выполнить всю домашнюю работу, но и отметить свой праздник — летние кузьминки. |
| 2 июля (02.07/15.07) |
Берегиня, Сырая Богородица, Фотий В народе это был день древней богини Берегини, охранявшей от всякого зла, носившей здоровье, покровительствующей семейной жизни. |
| 3 июля (03.07/16.07) |
Маков день, Мокий и Демид Маков день считается несчастливым. В этот день лучше быть осторожным и не начинать никакие дела. Выращивался мак для красы-басы и для семян — посыпать калачи, сдобу. |
| 4 июля (04.07/17.07) |
Наливы, Андрей, Марфа Крестьянин, с головой поглощенный сенокосом, не выпускал из поля зрения хлебные нивы. «На Марфу овёс в кафтане, а на грече и рубашки нет» — замечали в южных губерниях. |
| 5 июля (05.07/18.07) |
Месяцев праздник, Афанасий В этот день вечером коли месяц играет — перебегает с места на место, играючи семью цветами, с цвета на цвет переливаясь. |
| 6 июля (06.07/19.07) |
Сисой светел, Еремей День почитания в каждом Искры Божьего Огня. Даёт роса и птице, и зверю, и человеку в знойное время окрепнуть: «Сысой — ходи по росе босой». |
| 7 июля (07.07/20.07) |
Авдотья-сеногнойка, Фома Фома серпы ладит. Пора пришла в поле спину гнуть, кланяться ржи-матушке. Звенят наковальни, крестьяне серпы к жатве готовят, косы точат. |
| 8 июля (08.07/21.07) |
Жнец, Прокопий, Казанская летняя В этот день на юге встарь делался первый «зажин» ржи. Яйца, хлеб, соль надобно было с собой взять на зажинки. Всем миром нажнут бабку — девять снопов поставят — и садятся за трапезу. |
| 9 июля (09.07/22.07) |
Черничный день, Панкрат и Кирилл Всей семьёй пробуют первые огурцы. Начало сбора черники. Черника — уводит от живота лихо, восстанавливает здравие и увеличивает Мировосприятия. Исконное название — Теремника. |
| 10 июля (10.07/23.07) |
Антоний Громоносец, Антоний Печерский Грому в этот день придавали особое значение: «Глухой гром — к тихому дождю, гром гулкий — к ливню». «Если в этот день гремит гром и сверкают молнии — где-то в поле горят копны» |
| 11 июля (11.07/24.07) |
Стожарница, Ефимья и Ольга Стожары — созвездие северного неба, Плеяды, ярче, блистальней сияющие с потемнением ночей. Также называют в некоторых местах Малую медведицу и Полярную звезду. |
| 12 июля (12.07/25.07) |
Великие росы, Прокл В этот день выпадает большая роса. Проклова роса — сеногнойная. Заканчивают заготавливать сено и начинается уборка высушенного сена. В некоторых местах начинается жатва. |
| 13 июля (13.07/26.07) |
Гаврила Летний Архангел Гавриил на хлебное поле вступил. Кланяться матушке-ржи и святым приспело. Ещё один знаменательный день для зачина жатвы, если жито поспело. |
| 14 июля (14.07/27.07) |
Дозоры, День Акилы Ржаная соломка жницам силу отдаёт. Жгут из соломы повязывали ввечеру после страдного дня крестьянки на голову — и тяжесть от головы отливала. Начало спада лета с 14 июля по 13 августа. |
| 15 июля (15.07/28.07) |
Полудницы, День Кирика и Улиты Полудницы над жатвой летают. Мороками день путают. Надобно остеречься, коли жара донимает землю. Не жни на Кирика и Улиту — маньяки (видения, мороку) увидишь". |
| 16 июля (16.07/29.07) |
Волотки на бородки, Зажинки, Финоген В этот день лето перешагивает зной и поворачивает к осени. Первый сжатый сноп. Сноп-первенец с полосы нарядно, по обычаю, одетая хозяйка дома проносила гордо серединой села. |
| 17 июля (17.07/30.07) |
Зори с пазорями, Марина с Лазарем Лазоревый свет в сумерках. То ли цветок лазоревый распустил лепестки, то далекие всполохи небо освещают. Время отблесков грозовых, предвестий пожарных. |
| 18 июля (18.07/31.07) |
Воробьиные ночи, Емельян Гроза впотьмах, говорили: «воробьиная ночь». Омельян — серпу даёт роздых. Топят бани, парят веники из травы и цветов, смывают усталость страдную. |
| 19 июля (19.07/01.08) |
Указчицы осени, Макриды День Макриды — указник осени. По погоде сего дня замечали о будущей осени: дождь с утра — не жди добра: будет осень вся мокра". |
| 20 июля (20.07/02.08) |
Громобой, Илья-пророк День перелома лета и поворота на осень. Илья лето кончает, жито зажинает; первый сноп — первый осенний праздник. В этот день устраивают большой обед на мирскую складчину. |
| 21 июля (21.07/03.08) |
Ладят закрома, Онуфрий молчаливый На Онуфрия ладят закрома — отведённые места для зерна в амбарах. Надо было крома просушить, доски проверить, чтобы мыши зимой не прогрызли. |
| 22 июля (22.07/04.08) |
Ягодница, Добрый день, Мария Магдалина Женский день, «в поле не работают». Выкрой, Марьюшка, времечко: «в лес иду — пусто, из лесу — густо»! Мария «оберегает от холеры». |
| 23 июля (23.07/05.08) |
Безсонник, Калинники-малинники, Трофим Разворотливым хозяевам день короток в дни страдные. Между тем в обычаях древности было с этого дня до дня Силы (30 июля) справлять «калинники-малинники». |
| 24 июля (24.07/06.08) |
Зажинки, Борис-и-Глеб — поспел хлеб Зажинки, начало жатвы — один из древнейших земледельческих праздников. В XIX веке он не был приурочены к определенной дате, а зависел от времени созревания злаков. |
| 25 июля (25.07/07.08) |
Зимоуказница, Анна и Макарий По этому дню предсказывают время наступления и характер будущей зимы. Если на Анну холодный утренник, то зима будет ранняя и холодная. Продолжалась жатва. День калик перехожих. |
| 26 июля (26.07/08.08) |
Ермил и Параскева На мельницах, ветрянках и водяных, толчеях, крупорушках спешный ремонт. К Ермолаю спешили закончить жатву хлеба. |
| 27 июля (27.07/09.08) |
Целитель, Капустные щи, Палий Предосенний сбор лекарственных трав. Никола кочанный — вилки́ капусты в кочан завиваются. «Палий спалит двор того, кто возит в этот день копны на гумно». |
| 28 июля (28.07/10.08) |
Менялы, Прохоры и Пармены Прохоры-Пармены не затевай никакой мены. В этот день не обменивают свои вещи на чужие — выгоды не будет. Осуждала деревня охочих до мены: мол, обмен обману сродни. |
| 29 июля (29.07/11.08) |
Калинник В этот день в северных губерниях опасаются утреннего заморозка, предпочитая ему туман, почему крестьяне и говорят: «Пронеси, Господи, Каллиники мороком (туманом), а не морозом». |
| 30 июля (30.07/12.08) |
День Силы и Силуяна, Иван-воин Святой Сила подбавит мужику силы. Про этот день записано поверье о том, то на него «обмирают ведьмы». По народной молве, происходит это оттого, то они опиваются молоком. |
| 31 июля (31.07/13.08) |
Заговор бороны, Евдокимово заговенье Надо было обязательно заговорить борону, чтобы при работах в полях не сломались бья, не встала она намертво посреди поля. Скоромное долой со стола, наступает Успенский пост. |
Август
| 1 августа (01.08/14.08) |
Медовый спас, Маккавей Называется Медовым, так как считается, что с этого дня пчёлы перестают носить медовую взятку с цветов. «Пасечники заламывают (подрезают) соты». Первые оводы лета. |
| 2 августа (02.08/15.08) |
Сеновал, Степан К этому времени в лугах отрастала отава — «второе сено». Начинали косьбу: Отава (осеннее сено) летнее прибережёт". Дни 2 — 6 августа считаются показателями погоды на сентябрь — январь. |
| 3 августа (03.08/16.08) |
Вихревеи, Малинник, Антон Каковы Антоны-вихревеи, таков октябрь. Допрашивают вихри о зиме: берут нож етуха, выходят на пересечение дорог, втыкают нож в перекресток и ждут вихрь. |
| 4 августа (04.08/17.08) |
Малиновка, Огуречница, Сеногной, Авдотья Поспевает малина лесная. Последний сбор огурцов. Другое названия дня — Сеногной. Раньше скошенная трава на граблях сохла, а сейчас — сено в зародах сгорается, коли смётано впопыхах. |
| 5 августа (05.08/18.08) |
Житник, Евстигней На Евстигнея жнивы заклинали на все четыре стороны, призывали Мать-сыру землю на помощь. Жали всегда молча. Гадали о погоде в декабре. |
| 6 августа (06.08/19.08) |
Яблочный спас, Преображение До яблочного спаса не позволяется есть яблоки и блюда из яблок. А вот с этого дня, напротив, полагается срывать и освящать яблоки и другие фрукты нового урожая. |
| 7 августа (07.08/20.08) |
День больных и сирот, Пимены-Марины Полагалось потчевать больных и сирот яблоками, мёдом и пирогами. Ночи становятся прохладными. По аистам гадают об осени: «Если аисты готовятся к отлёту, осень будет холодной». |
| 8 августа (08.08/21.08) |
Ветрогон, Мирон (ранний) Предки говорили: «Ветер — Божие дыхание. Оно может быть тихим и сильным, добрым и жестоким». Ветры, в особенности те, что вызывают смерчи, всегда были явлением таинственным. |
| 9 августа (09.08/22.08) |
Змеесос коров, Матфей В этот день сушат зелень. День Матфея — змеесоса коров. Считают, что в этот день змей сосёт коров, поэтому их не выгоняют на паству. |
| 10 августа (10.08/23.08) |
Праздник мельника, Лаврентий Почёт водяной мельнице. Первый сноп несут на мельницу, чтобы испечь первый хлеб и караваи из муки нового урожая. На Лаврентия день обычно тихий. Гадают о погоде по воде. |
| 11 августа (11.08/24.08) |
Козы, Василий, Евпл Василий «овцам шерсть даёт» зимнюю. Полагают, что в ночь на мученика Евпла на могилах ходят разные привидения: слышны свист, вой, песни, и бегает белый конь. |
| 12 августа (12.08/25.08) |
Праздник огня, Фотя-поветенный Фотя-поветенный хозяину покоя не даёт — на поветь зовёт. Надо было разобраться там, чтобы было куда убирать летнюю упряжь, соху, борону. С 12 августа возможны первые заморозки в воздухе. |
| 13 августа (13.08/26.08) |
Спасовские деды, Максим-исповедник В этот день убираются в погребах, проверяют, не завелось ли там гнили или сырости. В субботу перед Максимом-исповедником поминают предков. |
| 14 августа (14.08/27.08) |
Тиховей, Михей День известен своими ветрами, по силе которых судят о предстоящей погоде. хеев день с бабьим летом бурей-ветром перекликается. На Михея дуют ветры-тиховеи — к ведренной осени. |
| 15 августа (15.08/28.08) |
Обжинки, Дожинки, Большая пречистая, Успение К середине августа заканчивается жатва, отсюда и название праздника — Спожинки. этого дня вновь начинают водить хороводы. С Успенья солнце засыпает. |
| 16 августа (16.08/29.08) |
Хлебный спас, Ореховник В старину говорили: «Первый Спас — на воде стоят; второй Спас — яблоки едят; третий Спас — на зелёных горах холсты продают», поэтому третий Спас ещё называли «Спас на холстах». |
| 17 августа (17.08/30.08) |
Вдовьи помочи, Мирон-ветрогон В этот день было правилом пойти на вдовий двор и спросить, не нужно ли чем помочь. Не забывали о домах, где хозяина не было. |
| 18 августа (18.08/31.08) |
Лошадиный праздник, Флор и Лавр Лошадей по общему и неизменному правилу в этот день кормят в полную сыть ни в коем случае на них не работают, даже на скачках седлать лошадей не принято. |
| 19 августа (19.08/01.09) |
Тепляк, Андрей Стратилат В этот день отмечался южный ветер — тепляк. И, одабривая его, кивали на поле: «Хороши нынче овсы стоят». Когда тепляк распускал тёплые туманы — то косы ждать не заставляли. |
| 20 августа (20.08/02.09) |
Свекольница, Самойлин день Наступает пора дергать свеклу, морковь. Свекольница — девкам невольница. добно своему огороду кланяться. В этот день «Самойло Пророк сам о мужике молится». |
| 21 августа (21.08/03.09) |
Льняница, Василиса Судили-рядили крестьяне: не пора ли дергать лен? В прозелень лён выбирать — волокна не потерять. Мол, семя — оно и в снопах дозреет. |
| 22 августа (22.08/04.09) |
Огуменник, Потехи лешего, Агафон Ночь под Агафона отличается, по поверью крестьян, проделками леших: «На Агафона леший из лесу в поле выходит», — бегает по сёлам и деревням, раскидывает снопы по гумнам. |
| 23 августа (23.08/05.09) |
Брусничник, Луппа Луппа ходит. Рыжий мужик по спинам лупит. Нагнись — брусника поспела, шевелись — овёс в поле дошёл. Луппенские заморозки на овёс садятся, брусникой сластятся. |
| 24 августа (24.08/06.09) |
Заря тихая, Евтихий Зоря эта сентябрьская окликает будто всякого, кто в одиночку собирается в лес. В этот день то ли цветок какой по полянам катается, то ли огонь ожечь норовит, манит в глубокую чащу. |
| 25 августа (25.08/07.09) |
Гриборост, Замолотки, Тит Тащит Тит в корзине последний гриб. Самый ядрёный, без червоточинки. Ягоды на столе — подспорье, грибы — снедь. Грибы грибами, а молотьба за плечами. |
| 26 августа (26.08/08.09) |
Овсяницы, Наталья Овсяница С этого дня в одних местах начинают косить овёс, а в других оканчивается уборка овса. Поселяне в первый день покоса, скосивши пук овса, вяжут сноп, несут его с песнями в свои избы. |
| 27 августа (27.08/09.09) |
Рябинник, Пимен Первый поклон рябиннику. Птицы первыми лакомятся ягодами рябины. Милостива будет зима к крестьянину, если ягод на рябине останется много. |
| 28 августа (28.08/10.09) |
Скирдник, Савва В эту пору идёт усиленный вывоз снопов, хлеб складывается в одонья, кладушки, скирды, спешат убрать его перед наступлением сентябрьского ненастья. |
| 29 августа (29.08/11.09) |
Полетовщик, Иван-постный, Головосек День — осени отец крёстный. Окончание мужицкого и начало «бабьего» лета. трогий однодневный пост. «Репный» праздник отмечается без песен, но обильной едой и угощением нищих и странников. |
| 30 августа (30.08/12.09) |
Свытник, Александров день До этого дня были оставлены на корню на ниве ячменные стебли. Был обычай завивать ячменные стебли со льняными да овсяными, заговаривать ниву на будущий урожай. |
| 31 августа (31.08/13.09) |
Журавлиное вече, Куприян Журавли покидают родные Болота. Будто слышим из осеннего неба мы в сентябре: Прощай, матушка-Русь, я к теплу потянусь". Это слово журавлиное, горькое. |
Сентябрь
| 1 сентября (01.09/14.09) |
Семён Летопроводец 1 сентября с 1492 по 1699 год считался на Руси днём «Новолетия». Под Семён-день вечером гасят старый огонь, а утром вытирают новый «живой огонь». |
| 2 сентября (02.09/15.09) |
Козий род, Мамонт-овчарник Не выгоняют со двора поутру скотину: «выгонишь — беду нагонишь». По дедовским поверьям, не выпускают в этот день до полудня ни коров, ни овец. Убирают двор, сарай, где овцы и козы стоят. |
| 3 сентября (03.09/16.09) |
Домовница, Домна В эту пору бабья работа в полном разгаре. С утра до ночи прибирали бабы всякую рухлядь в доме, «припасая себе этим благополучие и спорину во всём на целую осень». |
| 4 сентября (04.09/17.09) |
Праздные вилы, Богородица Неопалимая Купина Тут мужское дело — стога обойти, вилами потыкать, чтобы залезшая в сено трясуха или гнетуха скотине после вреда не учинили. И на сеновале в этот день мужики вилами орудуют. |
| 5 сентября (05.09/18.09) |
Кумоха осенняя, Захарий и Елизавета Гнали из деревни Кумоху. Кумоха в отрепьях ходит да беды за собой водит. По народному поверью, большеглаза она, а с лица худюща. День считается счастливым для предсказаний. |
| 6 сентября (06.09/19.09) |
Чуды, Михайловские утренники Первая Братчина. В старые времена на мирских сходках решались семейные и частные дела. После примирений предлагались взаимные угощения, переходящие в особое празднество — братчину. |
| 7 сентября (07.09/20.09) |
Луков день, Созонт В селах начиналась заготовка репчатого лука, повсеместно убирали лук, а то его головка не успеет высохнуть. В комнатах развешивали луковицы — воздух очищался. |
| 8 сентября (08.09/21.09) |
Осенние оспожинки, Рождество Богородицы Праздник посвящён собранному урожаю, плодородию и семейному и общинному благополучию. В этот день организуется большая трапеза. |
| 9 сентября (09.09/22.09) |
Поднесеньев день, Аким и Анна Новобрачные подносят свату, и родне круглый пирог. Молодые соседей зазывали: К нашей хлеб-соли, милости просим!« Чествовали солнце, молили светозарнее накопить сил. |
| 10 сентября (10.09/23.09) |
Рябинники, Осеннее равноденствие, Пётр-Павел осенний По народному поверью, с этого дня солнце ослабевает. И тогда зовут Петр-Павел — рябинники покислиться рябиной. Собирая рябину, оставляют часть ягод на прокорм птицам. |
| 11 сентября (11.09/24.09) |
Конец бабьего лета, Обдёра, Федора В Федóру лето кончается, осень начинается.» В некоторых местах встреча осени. Федору считали покровительницей озимых хлебов, поэтому в этот день ходили в поле смотреть озими. |
| 12 сентября (12.09/25.09) |
Змеиный день, Артамон Артамон последний раз змей на волю отпускает. А после зазывает их в норы затворяет в глубинах земных на замок. Вереницей в этот день в полдень ползут змеи по лесу. |
| 13 сентября (13.09/26.09) |
Корнилье, Корнилий Это, по повериям русского народа, последний тёплый день осени. Последний тёплый дождь идёт. В этот день корнилье заготавливают — корнеплоды разные: репу, свеклу, редьку. |
| 14 сентября (14.09/27.09) |
Воздвиженье, Вырий Птицы улетают в тёплые края. Славяне верили, что они прилетают в верхний мир, где живут души умерших — в Ирий. Воздвиженье — третья последняя встреча осени. |
| 15 сентября (15.09/28.09) |
Гусепролёт, Репорез, Никита С этого дня начинают срезывать репу, бить домашних гусей; дикие же гуси поднимаются из наших стран восвояси на зимовье. На Никиту задабривают водяного. |
| 16 сентября (16.09/29.09) |
Птичья костка, Ефимия Птичья костка — утки ли, глухаря ли — своей твёрдостью, жировым оплывом как бы говорила какой будет предстоящая зима, Не выморозит ли в суровое время семена, озимые хлеба? |
| 17 сентября (17.09/30.09) |
Всесветский бабий праздник, Софья-Вера-Надежда-Любовь Принято чествовать, угощать пирогами односельчан, которых зовут Софьей, Верой, Надеждой и Любовью. Именины празднуют в честь материнской Мудрости женских Добродетелей. |
| 18 сентября (18.09/01.10) |
Журавлиный лёт, Арина осенняя Арину отсталый журавль за тёплое море тянет. Дети и взрослые, заметив издали журавлей, кричат: «Колесом дорога! Колесом дорога!» |
| 19 сентября (19.09/02.10) |
Пчелиная девятина, Зосима Дни с 19 по 27 сентября слывут во многих местах Святой Руси «пчелиной девятиною». В эти дни готовят пчелиную семью к зимовке и убирают ульи на зимний покой, в тёплый уют. |
| 20 сентября (20.09/03.10) |
Ветряк, Мельник, Астафьевы ветры Крылья мельницы — трепетные, они будто ходят во времени неостановимом. А мельница в солнце — недвижная — чудилась крылатым зверем, что с изумлением землю оглядывает. |
| 21 сентября (21.09/04.10) |
Дворы, Кондрат В этот день отмечались Дворы — праздник что ни на есть для девушек на выданье. Ходили свахи да свахоньки по улицам, заглядывали через заборы во дворы — каково обихожены? |
| 22 сентября (22.09/05.10) |
Листодёр, Фока-ветроградарь Осина по народному поверью, в этот день примеряет зелёное платье. Ветки ствол становятся ещё более зелёными. Зло осиной не возлюблено. |
| 23 сентября (23.09/06.10) |
Оберег уголья печного, Иоанн Предтеча Прошло три недели с 1 сентября — положенное время, чтобы сложенные печниками новые печи уже показали себя. Осень — третье время года, с сентября 23 числа до декабря 25 дня. |
| 24 сентября (24.09/07.10) |
Фёкла Заревница, Замолотки В этот день возжигали «новый» огонь, который добывали путём трения. С Фёклина дня начинаются «замолотки». С полуночи зажигают огонь и при нём начинают молотьбу в овине. |
| 25 сентября (25.09/08.10) |
Сергей Капустник Рубят капусту. Набивают отпаренные бочки мелко нарубленным, отсечённым от кочерыжек капустным листом. Работа эта была для всей семьи. Дети чистили морковь, старики резали. |
| 26 сентября (26.09/09.10) |
Шептун покровный, Иван-путник Этот день — граница всем полевым работам, — земля получает за свои дары небесное благославение на покой до самой весны. |
| 27 сентября (27.09/10.10) |
Пчёльник, Савватий Последний день пчелиной девятины (с Зосимы — 19 сентября). Заканчивается уборка ульев в омшаники. Терпеть работницам неволю до ив вешних, до раннецветов. |
| 28 сентября (28.09/11.10) |
День Ильи Муромца, Харитон Былинный герой Илья Муромец почитается как народный заступник, известен как лицо историческое, жил около 1188 года. В Харитонов день старики советовали за порог носа не высовывать. |
| 29 сентября (29.09/12.10) |
Феофан осенний Феофан накинул на солнце кафтан. Потому доброго света в этот день ждали от звёзд. На звёзды, чтобы изба не выстудилась, глядели с полудня, с полуночи. |
| 30 сентября (30.09/13.10) |
Печальница, Михаил-соломенный Крестьяне обновляют постели, жгут старую солому из подушек и матрасов, набивают новой. На Заре купают детей для укрепления здравия, от призору на пороге через решето. |
Октябрь
| 1 октября (01.10/14.10) |
Первое зазимье, Покров Первый иней «покрывал» землю. В народной традиции в этот день отмечалась встреча Осени с Зимой. И именно с этого дня начинались регулярные девичьи посиделки. |
| 2 октября (02.10/15.10) |
День очищения от наваждений, Киприан и Устинья Девушки продолжают ходить на вечёрки, но в будни не играют, не веселятся. дят с прялкой или шитьём, за работой, часто поют проголосные песни. День очищения от наваждений. |
| 3 октября (03.10/16.10) |
Осенние лихорадки, Позимний Денис — лихого глаза берегись В этот день необходимо опасаться шабаша нечистой силы. Лютуют осенние лихорадки, шатаются по белу свету, мучаются сами и людей мучат. |
| 4 октября (04.10/17.10) |
Лешегон, Ерофеев день Леший сквозь землю проваливается. Расстаётся лесной хозяин со своим зелёным, спевшим уронить наземь почти всю листву, царством, — ломает с досады злой деревья встречные. |
| 5 октября (05.10/18.10) |
Первые холстины, Харитины Баба, смекать смекай да за кросны садись, холсты затыкай". Ткали и тонкое бельевое полотно, «сукман», засученный шерстью, для верхней одежды, армяков, азямов. |
| 6 октября (06.10/19.10) |
Большие крома, Фома «Кром», «кромы», «крома» — в древности означало сусек, ларь для зерна и ломоть во всю краюху (а у северян одновременно ткацкий стан). |
| 7 октября (07.10/20.10) |
Зиме начальник, Сергий зимний Сергий зиму зачинает. «И увидел Сергий Павла, который стоял на пне, и птицы вились возле него, тут же стоял медведь, ожидая пищи, и бегали вокруг него лисицы и зайцы.» |
| 8 октября (08.10/21.10) |
Ознобицы, Трифон и Пелагея С Трифона-Пелагеи все холоднее. Трифон шубу чинит, Пелагея рукавички шьёт барановы. Худо, коли зима врасплох застанет — шапкой с ног свалит. |
| 9 октября (09.10/22.10) |
Древопилец, Яков Наступает пора заготовки дров на зиму. Ожидали, что «Яков, Брат Божий, крупицу (снежную) пошлёт». Позже всех до сего дня растут сыроежки. |
| 10 октября (10.10/23.10) |
Зимоуказатель, Евлампий В этот день крестьяне выходили смотреть на месяц: куда он смотрит? Потому, то «Рога месяца на полночь (на север) — к метелям, к скорой, зиме». |
| 11 октября (11.10/24.10) |
Филиппова канитель Кичига и ворочь (водяного колеса лопасть) спорят. Крестьяне зерно на мельницу возят. Наступает канитель — распутица, на дорогах грязь. |
| 12 октября (12.10/25.10) |
Звездочёт, День мельника, Андрон В этот день наблюдают появление звёзд с полудня и со полуночи. По звёздам гадают о погоде, об урожае. К этому дню в основном заканчивался осенний помол зерна. |
| 13 октября (13.10/26.10) |
Банное обиходье, Злата-онучница Выгоняли из больных падучую. На полке протопленной бани прели настои из целебных трав. «Вениамин — топи овин». |
| 14 октября (14.10/27.10) |
Параскева Грязниха Этот день отмечался неустойчивой погодой: слякоть, пороша, грязь. «На Грязниху не бывает сухо». Другое название этому дню — Параскева Трепальница — лён треплют. |
| 15 октября (15.10/28.10) |
Льняницы, Луки, Ефим Ефимий холодом корни трав и деревьев с землей смыкает, всякое насекомое в жухлой траве укрывает, сон навевает. |
| 16 октября (16.10/29.10) |
День зрения, Лонгин-сотник Лонгин-сотник считается целителем глазных болезней, поэтому ему люди молятся о прозрении ослепших и исцелении от «очных» болезней. |
| 17 октября (17.10/30.10) |
Конец летнего пути, Осий-осенний Конец летнего пути. На Осия — колесо с осью до весны прощается. Дай роздых лошади. Телегу на повети, в сарай втаскивали мужики. |
| 18 октября (18.10/31.10) |
Лука Подступило время, когда «зима со бела гнезда сымается, к мужику в гости сряжается: дай-ка я на Руси погощу, деревни-села навещу, пива попью, пирогов поем». |
| 19 октября (19.10/01.11) |
Конюхам отдых, Садок Считали, что в эти дни конюшенный домовой баламутит. Гривы заплетает по ночам у коней, покой старых кобылиц рушит, гордых жеребцов встать на дыбы принуждает. |
| 20 октября (20.10/02.11) |
День атаманов, Артемий День атаманов, воинских предводителей. Бывало поверье, что на защиту рождённого в этот день встаёт «мати зверям» волчица. С этого дня начинается Родительская неделя. |
| 21 октября (21.10/03.11) |
Первая пороша, Илларион Первая пороша — не путь. Надо помнить: «Бездорожье хулить — по белу свету не ходить». И вправду, в колдобинах путь, в налитых дождём ямах предостерегает: не зевай по сторонам. |
| 22 октября (22.10/04.11) |
Бабья заступница, Осенняя Казанская Свадьбы старались играть на Казанской, так как «Кто на Казанской женится, счастлив будет». Казанскую называли зимотворной: «Казанская морозцам дорогу кажет». |
| 23 октября (23.10/05.11) |
Гужники, Яков Починка упряжи. Гуж — кожаная глухая петля, укрепляемая в хомутных клещах. Поэтому в этот день кланялись гужникам, хотя всё равно вожжи да гужи, дуги да оглобли — мужицкая забота. |
| 24 октября (24.10/06.11) |
Русский светец, Арефа Устраивали вечером девицы посиделки. Девицы собирались прясть, а сухие поленья на лучину приносили на посиделки парни. Светцем называли деревянный столбик с рогатиной наверху. |
| 25 октября (25.10/07.11) |
Дедовские плачи, Маркиан По наблюдениям наших предков, в этот день дождь и тот плачет. А если снег идёт, то снежинки катятся с небес, как слезы. Плачет весь белый свет. Поминают умерших родителей, дедов и прадедов. |
| 26 октября (26.10/ 08.11) |
Большие Осенины, Дмитриев день На Дмитрия заканчивается сезон сватовства. «До Дмитрá девка хитрá, осле Дмитра ещё хитрее (вышед замуж)», «Да Дзiмiтра баба хiтра, па Дзiмiтры — мужчыны хiтры (белорус.)». |
| 27 октября (27.10/09.11) |
Обеты, Несторы Обет или зарок — это наложенное на себя обещание, принятое самовольно во мя исполнения чего-либо. Для наших предков выполнение обета становилось святым долгом. |
| 28 октября (28.10/10.11) |
Параскевы Льняницы, Параскева-Пятница Макошь — богиня брака и родов, в её ведении находится такое ремесло, как яжа. У славян считается покровительницей женского начала, защитницей женщин девушек. |
| 29 октября (29.10/11.11) |
Овечница, Настасья На Анастасию начинали стричь овец. Всему был праздник на Анастасию: моткам овечьей шерсти, связанным платкам, шерстяным поддевкам, сшитым из овечьих кур, шубам и тулупам. |
| 30 октября (30.10/12.11) |
Синицын день, 3иновий Первое массовое появление синиц около домов. У охотников и рыбаков была мета: первого зайца и первую рыбу поймать до Кузминок — всю зиму удача будет сопутствовать. |
| 31 октября (31.10/13.11) |
День матицы, Никодим Матица — мать дома. Благочестивые люди говаривали: «Порядки старины мы чествовали, од матицей мы сиживали, от людей спасибо слыхивали.» Подготовка к зимним Кузьминкам. |
Ноябрь
| 1 ноября (01.11/14.11) |
Кузьминки осенние, Рукомесленники Кузьмадемьян — кузнец, покровитель ремёсел, брака и домашней птицы. Кузьминки — об осени поминки, встреча зимы. Кое-где с этого дня начинают обучать детей грамоте. |
| 2 ноября (02.11/15.11) |
Житницы, Акиндин и Пигасий С Акундина по деревням постоянно слышались перестуки мялиц и цепов. Обминали коноплю и лён, продолжали обмолачивать хлеб. |
| 3 ноября (03.11/16.11) |
Кросник, Агапий Агапий глядит, может ли девушка поставить ткацкий стан без подсказки матери. На Агапия выткешь кросны, тогда и о женихе будет подумать не поздно. |
| 4 ноября (04.11/17.11) |
Ерёма — сиди дома Ни огня, ни уголья из дома не дают, счастья пытать не идут. Светец лучину крепко держит, чтоб ни нагаринки из избы не утянула нечистая сила. |
| 5 ноября (05.11/18.11) |
День Млечности, Галактион Встарь то-то раздолье ворожбе, невестам-славутницам советы: «О женихах, девки, молитесь». Прошенье к Галактиону доходчиво, в зимний мясоед поставят под венец. Проводы рекрутов. |
| 6 ноября (06.11/19.11) |
Ледоставы, Павел исповедник Мороз и вьюга обнялись, в любви вечной поклялись. На многих речках появляется лёд. Снег в этот день — к снежной зиме. |
| 7 ноября (07.11/20.11) |
Зимородок, Федот-ледостав Этого дня весь деревенский люд ждал: «Лишь бы Федот льдом воду сплотил». Если ко дню Федота ручьи и реки вставали, то старики спорую зиму пророчили. |
| 8 ноября (08.11/21.11) |
Дворовой, Михайлов день Михайлов день — последний осенний праздник. В этот день, по народному обычаю, ублажали дворового — он считался младшим братом домового. |
| 9 ноября (09.11/22.11) |
Зима становится, Матрёны зимние Раньше люди полагали, что с Матрёны зимней зима, которая была убита Михайловскими оттепелями, встаёт на ноги и морозы прилетают от железных гор. |
| 10 ноября (10.11/23.11) |
Крепкий наст, Родион и Ераст Настужает, морозит, что ни зорька. Но снег ноябрьский часто тает, покрываясь тонкой ледяной корой — наслудом. А вот наст — это снег слежавшийся, окрепший. Он охотнику путь укорачивает. |
| 11 ноября (11.11/24.11) |
Студенец, Фёдор-студит Со дня Фёдора Студита прилетают зимние ветры, бывает от них студёно на дворе и морозно на земле. Фёдор Студит на дворе студит, в окошко стучит, ветры голодным волком воют. |
| 12 ноября (12.11/25.11) |
День подарков, Иван-милостивый На Ивана — снега́. Перед Филиповским постом поминали предков. В Белорусском Полесье старались с кем-нибудь хоть чем-нибудь поделиться, подарить что-либо. |
| 13 ноября (13.11/26.11) |
Осенние зяби, Иоанн Златоуст Созывает зима свою свиту: вьюги и метели. На Украине в этот день ходили в гости сами и принимали гостей, стараясь съесть и выпить как можно больше скоромных продуктов. |
| 14 ноября (14.11/27.11) |
Куделица, Филипповки Конец свадебным неделям. День святого Филиппа праздновался широко, щедро: это было Заговенье (мясоед) перед Рождественским постом. Куделица — первая неделя прядения в Филиппов пост. |
| 15 ноября (15.11/28.11) |
Зима на пегой кобыле, Гурий С этого дня все нечистые убегают с земли завидев зиму на пегой кобыле. В Гурьев день зима с коня слезает, встаёт на ноги, куёт седые морозы, стелет по рекам, озёрам ледяные мосты. |
| 16 ноября (16.11/29.11) |
Зима потеет, Матвей На Матвея погода ещё весьма непостоянная, осень никак не уступает зиме, эта особенность природы передана в календарной примете: «На Матвея зима потеет, а земля преет». |
| 17 ноября (17.11/30.11) |
Встреча Сивера, Григорий Зимоуказатель Сивер — это северный ветер, старший из ветров, от него зависят и зимние дороги, и метели, и весь зимний промысел. Суровый северный ветер испытывает силу русского человека в этот день. |
| 18 ноября (18.11/01.12) |
Зимоуказчики, Платон и Роман Гляди зиму! С утра тепло — значит быть оттепелям в начале зимы, холод да вьюга в полдень — таковой будет середина зимы, а если под вечер закрутит метель — то уйдёт зима с угрозами. |
| 19 ноября (19.11/02.12) |
Радетель, Авдей Метель дорогу перенимает, в щели земные, в трещины лихие болезни загоняет. Хитростью брала нечистая сила, и морозу, чтобы настигнуть её, нужна была хитрость и мудрость не меньшая. |
| 20 ноября (20.11/03.12) |
Проклинатели нечисти, Прокл Знахари, бабки-шептуньи нарасхват: «На Прокла всякую нечисть проклинают». Перед стужами провалилась сквозь землю некошная погань, сотворить же от неё заговор не хуже. |
| 21 ноября (21.11/04.12) |
Ворота зимы, Введение Введение — или зимы не ставит, или сряжает на зимний торг сани. Со Введеньева дня начинались зимние гулянки-катанья и зимние торги. Праздник молодой семьи. |
| 22 ноября (22.11/05.12) |
Вехостав, Прокопий зимний В обычае — с этого дня чистить от снега дороги, зимние вехи ставить, дорогу обозначать; местами вешать дорогу снопами вымолоченной ржи, по другим местам — сосенками да ёлочками. |
| 23 ноября (23.11/06.12) |
Волхв, Митрофан, День памяти Александра Невского Белорусы называют день «Варажбiт» — волхв, ворожей, и в этот день не прядут. На Руси чтут память великого князя Александра Невского. |
| 24 ноября (24.11/07.12) |
Санница, Катерина Устраиваются гонки на санях. Всей деревней, стар и мал, собираются на какой-либо горке, чтобы посмотреть и поболеть за своих. С Екатерины мужики нередко ходили в извоз. |
| 25 ноября (25.11/08.12) |
Холодный, Клим Мороз в этот день ярый случается, мужика погоняет. В ригах продолжали молотить хлеб. Женщины садились поближе к окошкам с веретеном и прялкой, с пяльцами коклюшками. |
| 26 ноября (26.11/09.12) |
Волчий Заступник, Егорий осенний Не напрасно существует так много высказываний о звере рыскучем. Волки на Егория хаживают возле дворов, норовят скороминку ухватить. |
| 27 ноября (27.11/10.12) |
Знамение, Домочадцев день, Роман Русский народ без родни не живёт. Сказывают люди: «Вся семья вместе, так душа на месте». Старики позорчей наблюдали за звёздами, ветрами, течением облаков. |
| 28 ноября (28.11/11.12) |
Сойкин день, Степаны зимние Сойка — заступница рождённого в этот день. Коли она позовёт в этот день, к окну прилетит или у крыльца станет кричать, — то это предвестие, знак следовать за ней. |
| 29 ноября (29.11/012.12) |
Зорник, Парамон «Утреннюю зарю смотри!» — наказ Парамона хоть домоседам, хоть тем, кто в пути. Багряная заря — к ветрам стылым, утро красно — быть дню ясному, коли утро снежное — быть метелям неутешным. |
| 30 ноября (30.11/013.12) |
Гадальный день, Андрей Первозванный Поутру старики воду наслушивали и судили о погоде зимой. Ночь на 30 ноября называют в народе Андреевой — девушкам и юношам в Андрееву ночь являются образы их суженых. |
Декабрь
| 1 декабря (01.12/14.12) |
Грамотник, Наум По давно заведённому обычаю крестьяне с этого дня детей начинали учить грамоте. Более удобного времени для овладения азами чтения и счёта крестьянину не найти. |
| 2 декабря (02.12/15.12) |
Аввакумовы обереги, Абакум Следовали наши предки Аввакумовым обережениям: «У Господа испроси. Он светильник горящий и священный. К его Свету следуй!» Угрюмость и отчаяние в себе искореняй. |
| 3 декабря (03.12/16.12) |
Безмолвник, Иван-молчальник В этот день сведущие люди советовали молодёжи попридержать язык, помолчать. Кто на Иоанна Молчальника помолчит, тот красноречив весь год будет. |
| 4 декабря (04.12/17.12) |
Заваруха, Варвара — ночи урвала Считается, что на Варвару день увеличивается! Этот день был «бабским» праздником, поэтому не прядут кудель, а вот толокно молоть и лён трепать дозволяется. Варваре молятся о лёгких родах. >> |
| 5 декабря (05.12/18.12) |
Савва с салом, Савин день Не ходи за порог — не мешай мостить дорог. Савва салит, ледяные настилы стелет, гвозди острит. Укатает Савва, будет земля укрыта справно. >> |
| 6 декабря (06.12/19.12) |
Зимник, Никола зимний «Никола — второй после бога заступник». Покровитель земледелия и скотоводства, хозяин земных вод, милостливый святой, заступник крестьян от всех бед и несчастий. >> |
| 7 декабря (07.12/20.12) |
Абросим «Преподобный Абросим сорок праздников отбросил». С этого дня до Рождества (25 декабря) нет никаких праздников. С особым усердием принимались девицы шитьё. >> |
| 8 декабря (08.12/21.12) |
Рукодельница, «Сонцаварот», Анфиса В этот день над шитьём девушки уже задумывали на суженых. «Иголка-сестричка, покажи мне суженого личико!» Девушка шьёт, но лишний глаз при том шитье — что сглаз. |
| 9 декабря (09.12/22.12) |
Тёмный день, «Сонцаварот», Анна-тёмная В этот день, по народному поверью, идёт страшная битва тёмных сил со светом Божиим. Анна считается заступницей и покровительницей беременных женщин. |
| 10 декабря (10.12/ 23.12) |
Оберег от полуночниц, Мина и Ермоген Когда дитя не спит, ножками стучит, бабка омельной лопаточкой — куриным крылом над колыбелью качит, гонит полуночниц. Дни Спиридона Поворота начинаются и длятся по 29 декабря. |
| 11 декабря (11.12/ 24.12) |
Никон, Данила и Лука В этот день говорили: «Никон стоит у икон». Молились святому, просили успокоить душу, отогнать нечистую силу, которая в снеговых бурях да метелях кружила. |
| 12 декабря (12.12/ 25.12) |
Солнцеворот, Спиридон После осеннего равноденствия, по народному поверью, солнце умирало — и тогда начинал торжествовать мрак. На Спиридона солнце поворачивает на лето на радость свету. |
| 13 декабря (13.12/26.12) |
Ведьмины посиделки, Евстрат — солнышку рад В этот день бывали, по мнению русского народа, ведьмины посиделки и сборища, на которых они решали, как схватить солнце да сжить его с белого света. Нельзя в этот день сквернословить. >> |
| 14 декабря (14.12/27.12) |
Хозяин, Филимон В это время выходят ехидны, кикиморы и жалятся у оконниц. Оборотень зловещий волком рыскучим по двору мечется. Но у хозяина одна забота — не встала бы в доме работа. >> |
| 15 декабря (15.12/28.12) |
Заря в рукавицах, Трифон Заря в рукавицах, красными радугами опоясана — значит, мороз грозен. Высыпал хозяин поутру раскалённые угли в снег, тем самым нечисть от дома отваживал. >> |
| 16 декабря (16.12/29.12) |
Инесей, Аггей Агей-пророк сеет иней на порог. В этот день внимательно следили за погодой. Если в этот день будет на деревьях иней, то Святки будут тёплыми. >> |
| 17 декабря (17.12/30.12) |
Данииловы сборы Даниил в путь сбирается, сны под головы в звёздную ночь кладёт, предвещает: «Сын Божий на землю идёт. Во снах не заспите святой земли!». >> |
| 18 декабря (18.12/31.12) |
Покров скота, Модестов день Святому Модесту молятся о защите скота от падежа. День этот отмечался мужскими братчинами с пивом и мясом, посвященными святому — заступнику животных. >> |
| 19 декабря (19.12/01.01) |
День памяти Ильи Муромца, Вонифатий День памяти былинного героя Ильи Муромца. В день этот полагалось поклониться Земле Родной и вспомнить славные подвиги народных героев — защитников Отечества. >> |
| 20 декабря (20.12/02.01) |
Игнатий Богоносец, Оберег дома В этот день дом оберегали. Игнатию Богоносцу молебны служили, чтобы дом беречь от всякой напасти. Дому надо было обязательно поклониться. >> |
| 21 декабря (21.12/03.01) |
Полукорм, Пётр Прикидывает, хозяин, запас сена, соломы: достанет на сытную зимовку? Поутру ходил хозяин кромить сусеки, торкать (перелопачивать) зерно. Принято было в этот день «наслушивать» сусеки. |
| 22 декабря (22.12/ 04.01) |
Узоразрешительница, Анастасия Молитва к этой великомученице, — гласит простонародная мудрость, — способствует благополучному разрешению от бремени. |
| 23 декабря (23.12/ 05.01) |
Оберег скотины, Федул Скотину недолго испортить в этакую морозную пору, не то, что человека. Лишний раз постелить корове, навести пойло коню. Ведь всякая скотинка от хозяйского глаза и добреет, и здоровеет. |
| 24 декабря (24.12/06.01) |
Сочельник, Постная кутья Под Рождество во дворе жгут навоз и солому среди двора, чтоб родители на том свете согревались. Стол к ужину осыпается сеном, поверх стелется скатерть. |
| 25 декабря (25.12/07.01) |
Коляда, Рождество Солнце, круто поворачивая с зимы на лето, словно возрождается к новой жизни с новой силою. Накануне в сумерки всей деревней собираются на высокие костры, молодёжь с вечера колядует. |
| 26 декабря (26.12/08.01) |
Бабьи каши, Праздник собора пресвятой Богородицы В этот день принято чествовать повивальных бабок. Им приносили подарки и угощения, водку, блины. Приходили с детьми, чтобы бабки их благословили. |
| 27 декабря (27.12/09.01) |
Степановы труды, Вождение медведя Стефан считается покровителем домашнего скота, особенно лошадей. На Стефанов день поят лошадей через серебро, чтобы не болели и были добрыми. Происходили выборы пастуха. |
| 28 декабря (28.12/10.01) |
Домочадцев день, Агафия и Домна В Домочадцев день вся семья приходила на Красную горку и повязывала на свои колья каждый свой лоскуток и загадывали желания. |
| 29 декабря (29.12/11.01) |
День сказок и загадок, Страшный вечер В сумерках, когда вся семья, за исключением молодёжи, проводившей время на посиделках, забиралась на печи, да на полати отдыхать, детям рассказывали сказки, да загадывали загадки. |
| 30 декабря (30.12/12.01) |
Порезуха, Анисья-желудочница Крестьяне режут свиней и гусей и по печени и селезенке судят о характере зимы. Если селезенка ровная и гладкая, то ожидай зиму суровую. |
| 31 декабря (31.12/13.01) |
Щедрец, Маланья, Васильев вечер, Овсень Последний день святок — Щедрец, знаменит своими щедровками и праздничным пиром. Перед пиром необходимо повеселить народ щедровками. Вечером проводят обряд вождения «козы» или «коня». |
Подвижные даты
Пасхальный цикл
- Пёстрая неделя
- Мясопустная суббота
- Масленица
- Фёдорова неделя
- Средокрестная неделя
- Похвала
- Вербная неделя
- Страстная неделя
- Пасха (Велик день)
- Светлая неделя
- Красная горка
- Радоница
- День Жён-мироносиц
- Преполовение
- Вознесеньев день
- Семик
- Троицкая суббота
- Русальная неделя
- Троицын день
- Духов день
- День воды
- Петровское заговенье
Недельный цикл
См. также
Напишите отзыв о статье "Русский месяцеслов"
Примечания
- ↑ Толстая, 1995, с. 113.
- ↑ 1 2 Некрылова, 1991, с. 14.
- ↑ Казаков В. С., [русскоеобщество.рф/obsheslavianskiy-russkiy-mesiaceslov.html Славянский месяцеслов]
- ↑ Рыженков, 1991.
- ↑ Некрылова, 1991, с. 147.
Литература
- Васілевіч Ул. А. [starbel.narod.ru/kalendar.htm Беларускі народны каляндар] (белор.) // Паэзія беларускага земляробчага календара. Склад. Ліс А.С.. — Мн., 1992. — С. 554—612.
- Воропай О. Звичаї нашого народу. — К.: АВПТ «Оберіг», 1993. — 507 с. (укр.)
- Коринфский А. А. Народная Русь. — М.: Издание книгопродавца М. В. Клюкина, 1901. — 723 с.
- Некрылова А. Ф. Круглый год. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — ISBN 5-253-00598-6.
- Рыженков Г. Д. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/rugenk/index.php Народный месяцеслов: пословицы, поговорки, приметы, присловья о временах года и о погоде]. — М.: Современник, 1991. — 129 с. — ISBN 5-270-01376-2.
- Сахаров И. П. [www.bibliotekar.ru/rusSaharov/ Сказания русского народа. Народный дневник. Праздники и обычаи]. — СПб.: Издательство МГУ, 1885. — 245 с.
- Скуратівський В. Т. Дiдух. — К.: Освiта, 1995. — 272 с. — ISBN 5-330-02487-0. (укр.)
- Снегирёв И. М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды (Выпуск 1). — М.: Университетская типография, 1837. — 246 с.
- Антоний / Толстая С. М. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1995. — Т. 1: А (Август) — Г (Гусь). — С. 112—113. — ISBN 5-7133-0704-2.
- Толстая С. М. Полесский народный календарь. — М.: Индрик, 2005. — 600 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). — ISBN 5-85759-300-X.
Отрывок, характеризующий Русский месяцеслов
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.
Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
