Народы Франции

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Народы Франции — совокупность национальных и этнических групп, населяющих Францию. Большинство населения страны ныне считает себя французами и говорит на французском языке, хотя на протяжении всего средневекового периода народы современной Франции самоопределялись преимущественно на основе региона, в котором они проживали во времена феодальной раздробленности страны (пикардцы, гасконцы и др.). Но наиболее значительной была сохранявшаяся до ХIII века тенденция к формированию двух народностей и двух языков — к северу от Луары с языками ланг д'ойль и к югу от неё с языками ланг д'ок (провансальцы). Хотя обе группы языков имеют общее романское происхождение, то есть восходят к народной латыни времён Римской Галлии, этногенез и культура народов на них говоривших несколько разошлись в средневековую эпоху. В северных и северо-восточных регионах страны население имеет смешанное галло-романо-германское происхождение, на западе и в центре галло-романское, на юге — преимущественно романское с примесью галльских, греческих и мавританских элементов времён поздней Римской империи. После централизации Франции, наметилась тенденция к унификации национального самоопределения её жителей под общим названием французы. Ассимиляция в значительной степени затронула и автохонные нероманские народы Франции, к которым относятся: баски, германские эльзасцы и лотарингцы, кельтские бретонцы, фламандцы в р-не Дюнкерка, евреи и др. Большинство иммигрантов первой половины ХХ века также подверглось галлизации (итальянцы, испанцы, поляки, русские). Иммигранты мусульмане, как правило, быстро переходят на французский язык, сохраняя при этом приверженность национальной религии, культуре и традициям.



См. также

Романские народы


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Народы Франции"

Отрывок, характеризующий Народы Франции

Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.