Нарсе

Нарсе пехл. Nrshy<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение Нарсе на серебряной драхме</td></tr>
шахиншах Ирана и не-Ирана
293 — 302/303
Предшественник:	Бахрам III
Преемник:	Ормизд II
Род:	Сасаниды
Отец:	Шапур I

Нарсе — царь царей (шахиншах) Ирана, правил в 293 — 302/303 годах. Из династии Сасанидов. Сын Шапура I.

Биография

Предыстория захвата власти Нарсе

В правление своего отца Шапура I Нарсе правил «Индом, Сакастаном и Тураном вплоть до побережья моря», как гласит надпись Шапура на «Каабе Зороастра». Затем начиная примерно с 276 года Нарсе был «великим царём» Армении.

Шахиншахом Ирана Нарсе стал в результате мятежа. Кризис власти в династии Сасанидов назревал уже давно. Дело в том, что чётких правил престолонаследия у первых Сасанидов, видимо, не было. Зороастрийский обычай предполагал наследование старшим в роде. Но эта традиция соблюдалась не всегда. Уже после смерти Шапура I к власти пришёл его сын Ормизд-Ардашир, и не факт, что он был старшим сыном, а был назначен своим наследником самим Шапуром. После смерти Ормизда в 274 году равное право на престол имели два оставшихся в живых сына Шапура — Бахрам I, тогда правитель (царь) Кермана и Нарсе, по-видимому в это время ещё правивший Сакастаном. Престол достался Бахраму I и уже тогда не обошлось без столкновения, пока скрытого, различных придворных группировок. Кризис особенно обострился после смерти Бахрама I в 276 году, когда, явно в обход преимущественных прав Нарсе, на престол был возведён юный сын Бахрама I — Бахрам II. В скором времени, тот, желая закрепить право на престол за своим потомством, провозгласил наследником своего недавно родившегося сына Бахрама III. Нарсе стал «великим царём» Армении — наиболее важного царства в политическом отношении, «ключа» к восточноримским провинциям, где была сосредоточена основная масса войска. Не исключено, что власть над Арменией досталась Нарсе как компенсация — ведь его обошли при передаче царства.

Мятеж Нарсе

В 293 году умер Бахрам II и его сторонники при дворе во главе с верховным жрецом Картиром и фраматаром (букв. «отдающий приказы», то есть визирь) Вахунамом возвели на престол его сына Бахрама III, до этого бывшего царём Сакастана. Это вызвало немедленную реакцию Нарсе, которого во второй раз попытались отодвинуть от престола. Надпись в Пайкули, на камнях ныне разрушенного здания (поэтому сильно повреждённая и понятная лишь частично), составленная самим Нарсе, так описывает данные события:

«[Я, поклоняющийся Мазде, владыка Нарсе,] царь [царей] Ирана и не-Ирана, происходящий [от богов, сын поклоняющегося Мазде] владыки Шапура, царя [царей] Ирана и не-Ирана, [внук происходящего от богов владыки Ардашира,] царя царей. Монумент [этот (?) … мой,] Нарсе. И мною этот монумент вот для чего сделан… (ЛАКУНА) Я был царём Армении и Армению хранил. Бахрам, царь царей, сын Бахрама… умер, и Вахунам, сын Татроса [из-за] своей лживости и [ведомый] Ахриманом и дэвами, повязал диадему Бахраму, царю саков, и об этом событии ни мне ни [харгупату и] царевичам не сообщил. (ЛАКУНА)… Ни у вельмож и азатов, ни у персов и парфян он не спросил …(ЛАКУНА)… о том, что он с самого начала желал [Бахраму], царю саков, повязать на голову диадему … И тех, кто был не согласен [с этим, шахрдаров и царевичей], знать и азатов — он убил их и их дома разорил. (ЛАКУНА)… и захватил их земли. И поскольку мой дастакерт был прочен, царь саков разрушить его собрался, и сам [намеривался это сделать]. И тогда и знатные вельможи, [и персы, и парфяне], и другие, кто были [на границах Асурестана, сообщили] Вахунаму и [царю саков, сказав] так: [Нарсе, царь Армении] — более всего подходит для царствования в Иране. (ЛАКУНА) … Вахунаму же и царю [саков] такое слово и наказ были даны, чтобы они …(ЛАКУНА) … и согласились на царствование Нарсе, ибо Нарсе происходил из рода Сасанидов, и люди всего владения армянского царя [считают] самым великим и первейшим, и страной [он должен] править. И затем уповал я … (ЛАКУНА) Теперь я сделаю, чтобы было установлено моё царствование и Ираншахр [стал процветающим].»

Победа восставших

Нарсе, решившийся на восстание, двинулся из Армении в Асурестан (то есть Северную Месопотамию, бывшее царство Ассирия) — «во имя Ахурамазды, и всех богов, и Анахиты, госпожи». Послания Нарсе владыкам пограничных областей, тем, «кто раньше этого признавал [моё право на престол] в Ираншахре», и уверения, что намерения Нарсе — «установить порядок и защиту, а не скверну», дали возможность собрать большие силы. На стороне Нарсе была армия: от того, будет ли во главе государства сильный шахиншах, зависили служба и доходы и высших военачальников, и простых солдат. К тому же «великий царь Армении» сосредоточил в своём уделе во время войны с Римом крупные силы, среди которых наверняка были всецело преданные ему полки. Даже хазарапат (начальник царской гвардии) Ардашир, до недавнего времени занимавший исключительно высокое положение при дворе, предпочёл перейти на сторону Нарсе. В борьбе за престол Ирана «царь Армении» Нарсе мог рассчитывать на поддержку владетелей западных областей страны, граничащих с римскими провинциями, ибо только сильная центральная власть могла обезопасить эти области от римского вторжения. Решительной опорой Нарсе была большая часть придворной знати, которую возглавил харгупат (глава ведомства налогообложения) Шапур. Интересно, что среди вельмож, поддержавших Нарсе, упомянут и «магупат Ахурамазды» Картир. Ведь этот верховный жрец был одним из виднейших пособников возведения на трон Бахрама II, в правление которого он носил титул «хранитель души (то есть духовник) Бахрама», был «владыкой» родового храма Сасанидов — храма Анахиты. Не совсем понятно, что заставило его предать сына Бахрама II Бахрама III? Возможно у него возникли разногласия с визирем Вахунамом. Однако, Картир, видимо, не сразу переметнулся в лагерь сторонников Нарсе и его имя стоит одним из последних в списке вельмож поддержавших мятеж Нарсе.

Видя всеобщую измену, визирь Вахунам запросил помощи у Атурфарнбага, царя Месены (Мешана), одного из главных врагов Нарсе, предлагая ему регентство над страной до совершеннолетия Бахрама III. Обращение именно к Атурфарнбагу можно понять — ведь именно Атурфарнбаг был ставленником Бахрама II. Беспорно, в острой ситуации, создавшейся в стране, он был предпочтителен на роль регента.

Первым из врагов Нарсе был схвачен и казнён Атурфарнбаг. Лакуны в тексте надписи в Пайкули не позволяют решить, где произошла решающая битва и произошла ли она вообще. Из текста как будто бы ясно, что после разгрома войска Атурфарнбага Вахунам, даже не вступая в Асурестан, бежал, его сторонники сдаются Нарсе, а самого Вахунама хватают и подвергают страшной казни. Малолетний «царь саков» Бахрам был казнён последним — как будто бы по решению совета нового шахиншаха. Заканчивается надпись в Пайкули длинным перечнем тех, кто «лично ко двору явились», и тех, «кто прислал послов» по случаю коронации Нарсе. Среди прибывших упомянуты и римляне со своим императором, «ради почтения и мира явившиеся», и царь кушан, и ещё много разных царей и правителей разных частей государства Сасанидов и окрестных народов.

О повсеместной поддержке Нарсе упоминает и ат-Табари: «Когда его короновали, знать и благородные люди пришли и высказали свои благопожелания, а он пообещал им добра и назначил помогать ему в управлении. Он обходился с ними очень справедливо. В день прихода к власти он сказал: „Мы никогда не перестанем благодарить Бога за милость, оказанную нам“.»

С приходом к власти Нарсе закатилась звезда «партии Картира». Конечно же, новый шах был праведным зороастрийцем, но понимал необходимость ограничить власть жречества, вознёсшегося за годы правления Бахрама I и Бахрама II. Сан верховного жреца Анахиты в Истахре был возвращён Сасанидам, а в день своей официальной коронации Нарсе открыто послал магам вызов, приняв главу манихеев Инная. Естественно, о направляемых государством гонениях на манихеев (и других незороастрийцев), чем так гордился Картир, не было уже и речи.

Рельефы

Под Бишапуром сохранился рельеф на котором Ахура Мазда вручает царскую диадему шахинхаху. Нечёткая и неглубокая надпись высеченная в правом верхнем углу сообщает нам: «Это — изображение поклоняющегося Ахура Мазде владыки Нарсе, царя царей Ирана и не-Ирана, происходящего от богов, сына поклоняющегося Ахура Мазде владыки Шапура, царя царей Ирана и не-Ирана, происходящего от богов, внука поклоняющегося Ахура Мазде владыки Ардашира, царя царей». Размещение этой надписи на инвеститурном рельефе, который явно изображает Бахрама I в его индивидуальной короне, выглядит нелепой. К тому же фигура поверженного врага под копытами коня шахиншаха, судя не только по иконографическим деталям, но и по следам инструментов скульпторов, добавлена к рельефу позднее основной сцены, скорее всего одновременно с надписью Нарсе. Эта фигура, с оковами на ногах, одетая в определённую одежду (короткие штаны, заправленные в сапоги) и с кулахом (мужской войлочный колпак) на голове, должна была изображать, скорее всего, Бахрама III, «царя саков». Как и положено с его возрастом, побеждённый изображён молодым и безбородым. Видимо, Нарсе просто узурпировал рельеф Бахрама I, добавив на него свою надпись и изобразив поверженного Бахрама III.

Войны с Римом

В начале правления Нарсе поддерживал дружеские отношения с Римом; римские послы засвидетельствованы присутствующими на дне коронации Нарсе, где они подтвердили свои мирные отношения с Ираном.

Война началась с того, что из Армении был изгнан царь Тиридат III, который пользовался поддержкой римлян. В начале Нарсе в битве между Каллиником и Каррами одержал победу над цезарем Галерием, который самонадеянно с небольшим войском выступил против многочисленной армии шахиншаха. Разбитый Галерий бежал, бросив вверенные ему войска. Широко известна история о том, как, разгневанный неудачной кампанией на Востоке, император-август Диоклетиан заставил бежать за своей колесницей младшего соправителя цезаря Галерия, одетого в парадное императорское облачение.

Весной 298 года армию Галерия пополнили новыми легионами, набранными из ветеранов и новобранцев в Иллирии и Мезии. После этого император с 25-тысячным войском начал наступление на владения персов через Армению. Рельеф местности в Армении был благоприятен для римских легионов, но неудобен для действий персидской кавалерии. Кроме того персы, по своему обыкновению, отправились на войну со всеми своими домочадцами и были отягощены многочисленными обозами и захваченным добром, что также снижало маневренность их войска. Внезапно напав на их лагерь, армия Галерия нанесла персам сокрушительное поражение. Нарсес бежал, но в руки римлян попали его жены, сестры и дети. Также захватили они бесчисленное множество персидской знати и богатейшую казну.

Нисибинский мир

Нарсе был вынужден пойти на невыгодный для Ирана мирный договор — так называемый Нисибинский мир сроком на 40 лет. Главными его условиями стали отказ персов от притязаний на Армению и Иберию, возврат Риму всех земель, завоёванных персами в середине III века. Особо оговаривались и ограничение торговли между Римом и Ираном — так для обмена товарами разрешён был лишь город Нисибин, оставшийся под властью Римской империи. На армянском престоле воцарился Трдат III, ориентировавшийся в своей внешней политике исключительно на Рим. После заключения мира, Нарсе были возвращены его дети и жены. Празднуя победу над персами, старшие императоры-августы Диоклетиан и Максимиан Геркулий устроили триумфальный въезд в Рим, проведя в процессии тринадцать слонов.

В результате неудачной внешней политики и растущего недовольства со стороны персидской знати Нарсе отрекся от престола и передал власть своему сыну Ормизду II.

Ат-Табари и Аль-Бируни утверждают, что Нарсе правил 9 лет, хотя Агафий Миринейский говорит, что правление его продолжалось 7 лет и 5 месяцев.

Ссылки

• [www.livius.org/sao-sd/sassanids/sassanid-reliefs.html Скальные рельефы Сасанидов]

Литература

• Дашков С. Б. Цари царей — Сасаниды. История Ирана III — VII вв. в легендах, исторических хрониках и современных исследованиях. — М.: СМИ-АЗИЯ, 2008. — 352 с. — 4000 экз. — ISBN 978-5-91660-001-8.

Правители раннесредневекового Ирана (Сасаниды¹)

Сасан • Папак • Ардашир Папакан • Шапур I • Ормизд I • Бахрам I • Бахрам II • Бахрам III • Нарсе • Ормизд II • Шапур II • Арташир II • Шапур III • Бахрам IV • Йездигерд I • Бахрам V • Йездигерд II • Ормизд III • Пероз • Балаш • Кавад I • Замасп • Хосров I Ануширван • Ормизд IV • Бахрам VI • Хосров II Парвиз • Кавад II • Арташир III • Шахрвараз • Борандохт • Азармедохт • Йездигерд III ¹выделенные шрифтом маленького размера не относятся к этой династии

Отрывок, характеризующий Нарсе

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.