Нарышкин, Александр Петрович
Поделись знанием:
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
Александр Петрович Нарышкин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 4 (17) июня 1912 — 9 (22) сентября 1913 | ||||
| Предшественник: | Владимир Александрович Мишин | |||
| Преемник: | Михаил Александрович Пономарёв[1] | |||
| ||||
| 1914 — 1917 | ||||
| Предшественник: | Михаил Иванович Измайлов | |||
| Преемник: | должность ликвидирована | |||
| Вероисповедание: | Православие | |||
| Рождение: | 1857 | |||
| Смерть: | 1921 Москва | |||
| Род: | Нарышкины | |||
| Супруга: | холост | |||
| Награды: |
| |||
Александр Петрович Нарышкин (1857—1921) — вице-губернатор Забайкальской и Якутской областей.
Содержание
Биография
Сын майора Петра Кирилловича Нарышкина (1823—1897) и его жены Елизаветы Александровны, урождённой Ульяниной (?—1883)[2][3]. Внук генерал-майора Кирилла Михайловича Нарышкина.
Окончил 4-й Московский кадетский корпус и Александровское военное училище, откуда 14 августа 1884 года выпущен был офицером во 2-й Туркестанский линейный батальон[4].
- В 1897 году — штабс-капитан Юхновского резервного батальона.
- С 23 июля 1897 — на службе по ведомству Министерства внутренних дел[5].
- С 12 июня 1907 — непременный член Тобольского губернского по крестьянским делам присутствия, имел чин коллежского советника (со старшинством с 11 апреля 1906)[5].
- В 1912 — статский советник, непременный член Енисейского губернского по крестьянским делам присутствия[6].
- 4 (17) июня 1912 — 1914 — вице-губернатор Якутской области.
- Июль 1913 — сентябрь 1913 — исполнял должность губернатора Якутской области[7].
- В 1913 году был избран председателем Якутского отдела Русского географического общества[8].
- 1914—1917 — вице-губернатор Забайкальской области. Статский советник, действительный статский советник.
- С 16 декабря 1918 — служил в отделе снабжения Народной комиссии Наркомпроса в Москве.
- В ночь с 10 на 11 января 1919 — арестован на квартире Коновницыных[9] и заключен в Бутырскую тюрьму. Приговорён к заключению в концентрационном лагере "до конца гражданской войны". В феврале переведён в Андроньевский концлагерь. В сентябре вновь арестован в лагере в ответ на взрыв бомбы, брошенной анархистами в здание МК РКП(б), снова заключён в Бутырскую тюрьму. Затем переведён в Сокольническую тюрьму, потом снова помещён в Андроньевский лагерь.
- В 1921 — расстрелян в качестве заложника в Спасо-Андроньевском монастыре[2].
Семья
- Старшая сестра — Софья Петровна Нарышкина[2], замужем за Сергеем Константиновичем Смольяниновым[10].
- Брат — Пётр Петрович Нарышкин (1861—1891) Поручик, штаб-ротмистр[2].
- Брат — Михаил Петрович Нарышкин (1862—1895), адъютант Московского гренадерского полка[2].
- Брат — Тихон Петрович Нарышкин (1866—1920), подпоручик, коннозаводчик, участник Первой Мировой и Гражданской войны. Служил в РККА. Был женат на Антонине Иосифовне Дубец (1875—?)[2]. 3-е детей: Кирилл (1893—1979), Елизавета (1895—1915), Александр (1897—1917)[11].
Награды
- Орден Святого Станислава 2-й ст. (1904)[12];
- Орден Святой Анны 2-й ст. (1 января 1909)[12];
- Орден Святого Владимира 4-й ст. (1914)[12];
- Медаль «В память царствования императора Александра III»[12];
- Медаль «За походы в Средней Азии 1853—1895»[13];
- Медаль «В память коронации Императора Николая II»[12];
- Медаль «В память 300-летия царствования дома Романовых»[12].
Адреса
- 1919 — Москва, Арбат, дом 44, кв. 5 у Коновницыных[14]. С весны 1922 года, то есть вскоре после гибели Нарышкина, в свободной комнате в квартире графов Коновницыных поселился писатель Сигизмунд Кржижановский[15]. Это жильё площадью 6 м2 описано им в рассказе "Квадратурин", а в рассказе "Автобиография трупа" автор получает пакет с рукописью погибшего предшественника, жившего до него в его комнате[16].
Напишите отзыв о статье "Нарышкин, Александр Петрович"
Литература
- [naryshkin-alex.livejournal.com/434789.html КНИГА ПАМЯТИ]
- [pkk.memo.ru/letters_pdf/002340.pdf НАРЫШКИН А. П. — в МПКК]
- Нарышкин А. К. В родстве с Петром Великим. Нарышкины в истории России. М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. С. 578-79, 626, 629.
- ГАРФ. Ф. Р-8419. Оп.1: Д. 70. С. 21, 77; Д. 266. С. 70, 85.
Примечания
- ↑ [forum.ykt.ru/viewtopic.jsp?id=1616811&f=15 «Область оная получает права губернии...» ]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.liveinternet.ru/users/4550874/post268186658/ Нарышкины. Фома Иванович и его потомки.]
- ↑ [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:293267 Елизавета Александровна Ульянина (Нарышкина) ум. 1883]
- ↑ Александровское военное училище, 1863—1901. — Москва, 1901. — С. 102.
- ↑ 1 2 Список лиц служащих по ведомству МВД. ч. 2 (губернии) СПб., 1909, стр. 713.
- ↑ Адрес-календарь Российской империи на 1912 год. Ч. 2, стр. 549.
- ↑ [ilin.sakhaopenworld.org/2002-2/hronika1.htm Важнейшие события истории Якутии]
- ↑ [library.by/portalus/modules/geography/readme.php?archive=&id=1408380049&start_from=&subaction=showfull&ucat= Е. А. Базылева.Из истории издательской практики сибирских отделов Императорского Русского географического общества]
- ↑ Неясно о каких именно Коновницыных идёт речь. Род Нарышкиных был многократно породнён с Коновницыными. В частности, родная тётя Александра Петровича, Софья Кирилловна Нарышкина (род. 1840) была замужем за Николаем Ивановичем Коновницыным (1836—1877) [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:192329], [www.liveinternet.ru/users/4550874/post268186658/]. У них двое сыновей Иван (1868—1943) и Сергей (1868—1906). Дочь Ивана, Софья (1893—1968), была замужем за Кириллом Тихоновичем Нарышкиным (1893—1979), племянником Александра Петровича. [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:298529]
- ↑ [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:424855 Александр Петрович Нарышкин р. 1857 ум. 1921]
- ↑ [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:298527 Тихон Петрович Нарышкин р. 1866 ум. 1920.]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [dlib.rsl.ru/viewer/01003412876#?page=415 Список гражданским чинам Первых четырех классов. Чины Четвертого класса, Часть вторая. Петроград: Сенатская типография. 1915, стр. 1726]
- ↑ Список лиц служащих по ведомству МВД. ч. 2 (губернии) СПб., 1909, стр. 713]
- ↑ [pkk.memo.ru/letters_pdf/002340.pdf НАРЫШКИН А. П. — в МПКК]
- ↑ [az.lib.ru/k/krzhizhanowskij_s_d/text_0320.shtml А. Бовшек. Глазами друга (Материалы к биографии Сигизмунда Доминиковича Кржижановского)]
- ↑ Turnbull, Joanne., Notes // Sigizmund Krzhizhanovsky. Autobiography of a Corpse. N. Y.: New York Review of Books. 2013. P. 205.
Отрывок, характеризующий Нарышкин, Александр Петрович
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
Категории:
- Родившиеся в 1857 году
- Умершие в 1921 году
- Персоналии по алфавиту
- Умершие в Москве
- Кавалеры ордена Святого Владимира 4 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 2 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 2 степени
- Выпускники 3-го Московского кадетского корпуса
- Расстрелянные в СССР
- Репрессированные в СССР
- Казнённые политики
- Нарышкины
- Действительные статские советники
