Нарышкин, Михаил Михайлович

Михаил Михайлович Нарышкин
Дата рождения	4 (15) февраля 1798(1798-02-15)
Место рождения	Московская губерния, Российская империя
Дата смерти	2 (14) января 1863(1863-01-14) (64 года)
Место смерти	Москва, Московская губерния, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1815—1826, 1837—1844
Звание	полковник, разжалован в рядовые, прапорщик
Сражения/войны	Кавказская война
Михаил Михайлович Нарышкин на Викискладе

Михаил Михайлович Нарышкин (4 (15) февраля 1798 — 2 (14) января 1863) —русский офицер и декабрист из рода Нарышкиных, полковник Тарутинского пехотного полка. Член Союза благоденствия (1818) и Северного тайного общества.

Происхождение

Родился в семье полковника Михаила Петровича Нарышкина (17 декабря 1753 — 23 августа 1825) и его жены Варвары (6 ноября 1760 — 1 марта 1827), дочери князя А. Н. Волконского. Имел шесть сестёр (среди которых Маргарита Тучкова, основательница Спасо-Бородинского монастыря) и двух братьев — Кирилла и Александра.

Отец его был крупным землевладельцем: в 1802 году в Московской, Нижегородской, Казанской и Калужской губерниях имел 8275 душ. По случаю рождения сына Михаила выстроил в селе Одинцово-Архангельское на месте старой новую церковь Михаила Архангела (ныне территория резиденции Президента РФ «Бор», доступ ограничен).

Биография

В детские годы М.М. Нарышкин в зимнее время жил до 1815 года в московском городском доме своей матери на Пречистенском бульваре (ныне дом № 10 на Гоголевском бульваре); а в летнее время — в загородном доме в селе Одинцово-Архангельское. Воспитывался дома (учителя — немцы Гесслер и Кастнер), в 1815 году посещал занятия в Московском учебном заведении для колонновожатых. В 1818—1819 годах в Петербурге слушал частные лекции профессоров Куницына, Германа и Соловьева.

В службу вступил подпрапорщиком в Псковский пехотный полк 6 апреля 1815 года.

Послужной список

• портупей-прапорщик — 20 июня 1815 года
• прапорщик — 4 октября 1815 года
• подпоручик — 30 апреля 1817 года
• переведен в лейб-гвардии Московский полк — 23 октября 1817 года
• поручик — 26 января 1818 года
• штабс-капитан — 24 августа 1819 года
• капитан — 1 января 1822 года
• полковник с переводом в лейб-гвардии Измайловский полк — 12 декабря 1823 года
• переведен в Бородинский пехотный полк — 6 июня 1824 года
• переведен в Тарутинский пехотный полк — 17 декабря 1825 года (стоял в Москве).

Участвовал в переговорах Северного и Южного обществ. Находясь с полком в Москве, готовил выступление офицеров в декабре 1825 года.

Арестован в Москве приказом от 30 декабря 1825 года и доставлен в Петербург на гл. гауптвахту 8 января 1826 года. В тот же день переведён в Петропавловскую крепость («посадить по усмотрению, где удобнее») в № 16 куртины между бастионами Екатерины I и Трубецкого.

Осужден по IV разряду и по конфирмации 10 июля 1826 года приговорён в каторжную работу на 12 лет, срок сокращен до 8 лет — 22 августа 1826 года.

Годы ссылки

Отправлен из Петропавловской крепости в Сибирь 2 февраля 1827 года (приметы: рост 2 аршина 8 4/8 вершков, «лицо белое, круглое, глаза карие, нос широкий, остр, волосы на голове и бровях темнорусые, на бороде на левой стороне небольшая природная бородавка и глазами близорук»), доставлен в Читинский острог 20 марта 1827 года, прибыл в Петровский завод в сентябре 1830 года. По указу 8 ноября 1832 года обращён на поселение в город Курган Курганского уезда Тобольской губернии, куда прибыл с женой 14 марта 1833 года (первоначально местом поселения был определен Селенгинск).

Нарышкины купили дом, построенный в 1774 году, на берегу реки Тобол, который стал центром культурной жизни города. По пятницам здесь собирались декабристы, ссыльные поляки, местная интеллигенция, проходили дискуссии по вопросам истории, философии, читались стихи, устраивались музыкальные вечера. Михаил Михайлович занимался садоводством, получал от богатых родственников посылки с черенками, отыскивал в округе редкие сорта деревьев и кустарников. На отведённой декабристам земле устроил небольшой конный завод, выписывая из Европейской России племенные экземпляры лучших пород. По словам декабриста Лорера, Нарышкины были истинными благодетелями целого края. Они помогали бедным, лечили больных, давали деньги на лекарства. В 1837 году, во время приезда в Курган цесаревича Александра, находившийся в его свите поэт В.А. Жуковский посетил дом Нарышкиных, где встретился с декабристами. В настоящее время в доме Нарышкиных (г. Курган, ул. Климова, 80а) находится Музей декабристов. По высочайшему повелению, объявленному военным министром 21 июня 1837 года, определён рядовым в Кавказский корпус, выехал из Кургана 21 августа 1837 года, зачислен в Навагинский пехотный полк 14 октября 1837 года, унтер-офицер 6 декабря 1838 года, переименован в юнкера 30 сентября 1840 года, подпрапорщик 1 января 1841 года, за отличие прапорщик 25 июня 1843 года, уволен в отпуск на 6 месяцев 29 марта 1844 года, уволен от службы 25 сентября 1844 года с обязательством безвыездно жить в с. Высоком, в 7 верстах от Тулы, причём для всяких отлучек требовалось особое разрешение, освобожден от надзора 12 ноября 1855 года. От всех ограничений освобожден по манифесту об амнистии 26 августа 1856 года. В 1859—1860 года ездил с женой за границу и долго жил в Париже. Умер в Москве 14 (2) января 1863 года. Похоронен в московском Донском монастыре (фото могилы).

Семья

Женился 12 сентября 1824 года на бывшей фрейлине, графине Елизавете Петровне Коновницыной (1802—1867), которая последовала за ним в Сибирь. Единственная дочь Наталья родилась и умерла в 1825 году. В 1830 году супруги взяли на воспитание в Чите приёмную дочь — Ульяну Чупятову.

Ссылки

• Нарышкин, Михаил Михайлович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Нарышкин, Михаил Михайлович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Отрывок, характеризующий Нарышкин, Михаил Михайлович

«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.