Население Братиславы
Братислава — город с довольно долгой и интересной демографической историей, которая во многом типична для городов Центральной Европы. По данным последней переписи 2001 г. в столице Словакии проживало 428.672 человек. С середины 90-х гг. число смертей в городе превышает число рождений, поэтому наблюдается прогрессирующая естественная убыль населения (425.459 чел. по оценке на 2008 г.) Средняя плотность населения - 1.157 чел./км².
Содержание
Динамика численности населения
Год | Население | Год | Население | Год | Население | Год | Население |
1720 | 11.000 | 1880 | 48.000 | 1950 | 184.400 | 2012 | 426.603 |
1786 | 31.700 | 1900 | 61.500 | 1961 | 241.800 | ||
1802 | 29.600 | 1910 | 78.200 | 1970 | 291.100 | ||
1820 | 34.400 | 1921 | 93.200 | 1980 | 380.300 | ||
1846 | 40.200 | 1930 | 123.800 | 1991 | 442.197 | ||
1869 | 46.500 | 1939 | 138.500 | 2001 | 428.672 |
В средние века население города росло крайне медленно, в основном за счёт немецких, венгерских колонистов, а также высокого естественного прироста евреев. Темпы роста населения значительно возросли в ХХ века, когда в город начали прибывать словацкие крестьяне. Ныне город разделяется на 5 районов с латинской нумерацией. Подавляющее большинство населения составляют словаки. Из-за особого географического положения города у австрийской границы потенциал его роста во многом исчерпан.
Демографическая история Братиславы
С конца 1950-х подавляющее большинство населения города составляют словаки (свыше 90 %), однако долгое время город был одним из самых многонациональных в Европе. Первое неолитическое поселение на месте современного города Братислава существовало уже 7 тысяч лет назад [www.nevatravel.ru/catalog/slovakia/resort/]. Однако первые письменные упоминания о Братиславе как о славянском поселении относятся к Х веку. Впервые Братислава была упомянута в Зальцбургских летописях в 907 году в связи с падением Великой Моравии и поглощением словацких земель Венгерским королевством.
Германизация
В ХI-ХII веках при поддержке венгерской знати, стремящейся нейтрализовать словацкое влияние, усиливается приток немецких колонистов, постепенно монополизовавших экономическую сферу жизнедеятельности города. Венгры сохраняют в своих руках административно-политические рычаги. В 1536—1830 гг. в связи с турецкими нашествиями столица неоккупированной Венгрии, фактически находящейся в руках Габсбургской монархии, переносится в Братиславу. При этом неоккупированная турками часть Венгрии фактически подчиняется Австрийской империи, которая после 1867 г. трансформируется в Австро-Венгрию.
Этнический состав по переписям населения Австро-Венгрии
- 1850: Немцы (75 %), словаки (18 %), венгры (7.5 %) — оценка
- 1880: Немцы (68 %), словаки (8 %), венгры (8 %), евреи 16 %
- 1910: Немцы (41,92 %), словаки (14,92 %), венгры (40,53 %), прочие — 2,7 % при всём населении 78.223 чел. [www.talmamedia.com/php/district/district.php?county=Pozsony]
- Данные составлены на основе родного языка и практически не отражают еврейскую общину (14 %), так как её родным языком стал по большей части немецкий и производный от него идиш.
Мадьяризация
Как видно из данных, город имел преимущественно немецкое население до середины ХIХ века. После революции 1848 и особенно после провозглашения Австро-Венгрии в 1867 г., когда Братислава оказалась в составе венгерской части — Транслейтании в Братиславе усиливается мадьяризация, начинается массовая иммиграция венгров. При этом город утрачивает свои столичные функции в пользу Будапешта. Своего пика мадьяризация достигла около 1910 г., незадолго до распада Австро-Венгрии. Однако, в конечном счёте, наибольший урон она нанесла немецкому населению города, некоторая часть которого мадьяризировалась. Мадьяризации подверглась и средневековая словацкая знать, но к началу ХХ века в город начали прибывать многочисленные словацкие крестьяне, участвовавшие в процессе урбанизации и индустриализации города.
При этом даже в годы усиленной мадьяризации, окружающие Братиславу пригороды и сельские населённые пункты сохраняли преимущественно словацкий национальный характер. Так, в 1910 прилегающие к городу муниципалитеты на 63,29 % были населены словаками, на 17,39 % немцами, на 13,59 % венграми, при населении в 36.190 человек [www.talmamedia.com/php/district/district.php?county=Pozsony] Да и в самом Братиславском районе, к которому административно принадлежал город, с населением 389.750 человек, словаки сохраняли относительное большинство 166.017 чел. или 42,6 %, по сравнению с 163,367 венгров (41,9 %), и 53,822 немцев (13,8 %). [www.talmamedia.com/php/district/district.php?county=Pozsony]
- 1919 (август): Немцы (36 %), словаки (33 %), венгры (29 %), прочие (1,7 %)
- 1930: словаки (33 %), немцы (25 %), чехи (23 %), венгры (16 %), евреи (3,83 %)
Словакизация
С обретением независимости началась эмиграция венгров и немцев. Многие полуассимилированные словаки вновь переходят на родной язык. Увеличивается приток чехов, прибывших в Словакию по административной линии; немецкое большинство сохраняется лишь в ряде кварталов Старого города; верующие иудеи составляют 12 %, начинается постепенная словакизация оставшихся евреев, венгров и немцев. В результате волнений в конце 30-х происходит массовая депортация чехов и евреев.
- 1940: словаки (49 %), немцы (20 %), венгры (9,53 %), евреи (8,78 %)
- 1961: словаки (95,15 %), чехи (4,61 %), венгры (3,44 %), немцы (0,52 %), евреи (0 %)
Современная история
Примечание: Немецкое население города было эвакуировано практически полностью при вхождении в город войск Красной Армии в 1945 г., еврейское население было практически полностью уничтожено нацистами в ходе Холокоста. Город приобрёл свой современный практически моноэтнично словацкий характер. Крупнейшее меньшинство — венгры (См. Венгры в Словакии).
- 1970: словаки (92 %), чехи (4,6 %), венгры (3,4 %), немцы (0,5 %)
- 1991: словаки (93,39 %), чехи (2,47 %), венгры (4,6 %), немцы (0,29 %)
- 2001: словаки (91,39 %), венгры (3,84 %), чехи (2 %), немцы (0,28 %)
Напишите отзыв о статье "Население Братиславы"
Примечания
Отрывок, характеризующий Население Братиславы
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?