Костариканцы

Костарика́нцы (самоназвание costarricenses, costarriqueños, ticos) — латиноамериканский народ, основное население Коста-Рики. Численность — 3,5 млн.чел. (2008, оценка). В Коста-Рике — 2,94 млн. Живут также в других странах, в том числе 25 тыс. — в США.

Верующие — католики (2,67 млн.), негры и мулаты — протестанты.

Язык — испанский с местными особенностями. Отличается от других латиноамериканских вариантов испанского тем, что в нём меньше всего индейской лексики. Но в нём очень много уменьшительных суффиксов типа «-ico, -tico», отчего самих костариканцев называют «тикос». Часть населения Коста-Рики (негры и мулаты) говорят также на лимонском диалекте ямайского наречия западнокарибского креольского языка (на английской основе).

Происхождение

80% населения Коста-Рики составляют потомки переселенцев из Испании, мигрировавших в 16-17 вв., в основном из Галисии, Арагона, Бискайи, что делает Коста-Рику страной с наиболее европеоидным населением в Центральной Америке. Негры и мулаты — потомки рабов, вывезенных с Антильских островов, составляют меньшинство. 10 % составляют метисы, потомки белых и индейцев, по этнокультурному облику близкие белому населению.

Хозяйство и быт

Большая часть населения занята в сельском хозяйстве. Часть занята в промышленности. Большинство белых — фермеры. Негры и мулаты в основном заняты, как наёмные рабочие на плантациях. В сельском хозяйстве преобладает растениеводство. Основные культуры — сахарный тростник, бананы, кофе.

В 2015 году 76,8 % населения проживает в городах. Дома в городах имеют 1-2 этажа. Низкая этажность — следствие землетрясений. Сельские дома строятся из сырцового кирпича, крыша — черепичная. Сейчас преобладают дома другого типа, североамериканского, из бетона с металлической кровлей. Но в начале 20-го в. домов из сырцового кирпича было ещё много. Сейчас они сохраняются больше в сельской местности у богатых крестьян. У такого дома прежде был патио (внутренний двор), где размещались хлев, кухня, сад. Сейчас у многих домов часто разбивается цветник, огород, или высаживается рощица из кофейных деревьев.

Из одежды у женщин распространены низко вырезанные блузы с кружевными манжетами, длинная юбка, шейный шарф. У мужчин — яркие рубахи, штаны, сапоги, шейные платки, соломенные шляпы.

Национальная пища — блюда из кукурузы, бобов, сердцевины пальмы, фрукты, тортильяс(лепешки). Из сердцевины пальмы обычно готовят салат под названием пальмито. Распространен мясной суп, по-местному — олья де карне. Распространенные напитки — кофе, агуа дульсе (кипяченая вода с неочищенным сахаром), ром, гуаро (сахарная водка).

Ремёсла — гончарное, ткацкое, плетение. Ремесла по происхождению связаны с индейской культурой. Наиболее развита деревообработка.

Культура

У костариканцев представлен фольклор, легенды, народные песни бомбас, танцы. Национальный танец — пунто, исполняется под аккомпанемент гитары и маримбы (вид ксилофона). Самый известный из местных композиторов — Мануэль Мариа Гутьеррес, автор национального гимна (1852). В стране популярна также легкая аргентинская, мексиканская, кубинская музыка и европейская классика.

Праздники и развлечения — еженедельные гулянья на центральных площадях в городах (ретретас) и загородные пикники (мальчокос). На пикниках устраиваются танцы, скачки, петушиные бои, бои быков. В отличие от испанской корриды быков не убивают, у них подпилены рога, и принять участие в бою могут любители по желанию. Проводятся рождественские карнавалы.

Наибольшее распространение в Коста-Рике имеет римско-католическая церковь — 76,3 % приверженцев среди всего населения, евангелисты — 13,7 %, свидетели Иеговы — 1,3 %, другие протестанты — 0,7 %, другие конфессии — 4,8 %, неверующие — 3,2 %.

96 % населения старше 15 лет умеют читать и писать.

Литература

• Народы и религии мира, под ред. В. А. Тишкова, М.,1998.
• Латинская Америка, энциклопедический справочник в 2-х томах, гл.ред. В. В. Вольский, м.,1982.
• Народы Америки, под ред. А. В. Ефимовой и С. А. Токаревой, М.,1959.

Отрывок, характеризующий Костариканцы

Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.