Насрулла

Насрулла<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет бухарского эмира Насруллы, 1841 год</td></tr>
правитель, эмир Бухарского эмирата
1827 — 1860
Коронация:	1827, Бухара и Самарканд
Предшественник:	Мир Умар
Преемник:	Музаффар
Рождение:	1806(1806) Бухара
Смерть:	1860(1860) Бухара
Род:	Мангыт
Отец:	Хайдар
Дети:	Музаффар (1830—1885)

Насрулла́ (1806—1860), полное имя Эмир Наср Улла Бахадур Хан — пятый правитель Бухарского эмирата (1827—1860), из узбекской династии мангытов третий сын эмира Хайдара.

Биография

Насрулла был третьим сыном эмира Хайдара. Уже с пятнадцатилетнего возраста отец активно привлекал его к управлению государством. Весной 1821 года эмирзаде Насрулла возглавлял бухарское войско, направленное эмиром на подавление восстания в Мианкале. Царевич сумел взять захваченный восставшими узбекскими племенами Каттакурган, после чего жестоко расправился с бунтовщиками. По его приказу от 400 до 700 человек были обезглавлены. Тела казнённых были сброшены в крепостной ров, а головы на арбах отправлены в Бухару. За чрезмерную жестокость Насрулла впоследствии получил в народе прозвище «кассаб» (мясник). С осени 1821 года царевич Насрулла был назначен отцом хакимом (правителем) Карши. Совершил ещё один военный поход в Мианкаль, а также с переменным успехом вёл борьбу с враждебными Бухаре беками Шахрисабза.

Приход к власти

После смерти эмира Хайдара (1800—1826) на престол был возведен его старший сын Мир Хусейн (1797—1826). Он процарствовал всего лишь два месяца и четырнадцать дней (октябрь-декабрь 1826 года). Накануне смерти он оставил престол своему брату, второму сыну Хайдара Мир Умару (декабрь 1826 — апрель 1827 гг.), который больше занимался развлечением, чем управлением.

Вскоре при поддержке влиятельного премьер-министра государства кушбеги Хакима третий сын эмира Хайдара Насрулла захватил власть и в апреле 1827 года взошел на престол.

Хаким кушбеги сам был из мангытов, братья его управляли двумя провинциями государства, а 13 сыновей заведовали разными округами. Позже после укрепления власти Насруллы, интриги придворных и несогласие Хакима кушбеги с некоторыми поступками Насруллы привели к тому, что в 1837 году он был сослан в Карши, затем в Нурату, а потом вызван в Бухару и отправлен в тюрьму. А в 1840 году он вместе с Аязом тупчибаши был казнен по приказу Насруллы.

Внутренняя политика

Насрулла выпускал монеты не от своего имени, а в честь отца или деда с их именами. Насрулла вел жесткую борьбу против центробежных сил в лице глав родов и племен. В 1837—1845 годах большим влиянием в политической жизни Бухарского эмирата пользовался наиб и глава артиллеристов Абдусаматхан, родом из Тебриза. Абдусаматхан был первым организатором полка сарбазов и отряда артиллеристов — топчи в Бухаре. Насрулла за первые 5-7 лет правления отстранил от должностей всех воинских и гражданских лиц из династий, служивших Хайдару и другим бухарским правителям в течение 200—300 лет. «Нынешние военные и гражданские чиновники бухарские все люди безродные, низкого происхождения», — отмечали современники.

Внешняя политика

Насрулла пытался расширить границы Бухарского ханства. Осенью 1841 года эмир Насрулла начав поход на Кокандское ханство, захватил Ура-тюбе и Ходжент. Согласно миру, заключенному с кокандским ханом Мухаммад Алиханом к Бухаре отошли Ура-тюбе, Заамин, Йом, а Ходжент управляемый братом Мухаммад Алихана Султан Мухаммадханом, должен был платить дань Насрулле. В 1856 году после 32-го похода Насрулла подчинил себе Шахрисабз. Он привлек подарками на свою сторону 30 тысяч кенагасов и только потом взял Китаб. Беками в регион были назначены мангыты — в Китабе — Аллаярбий, в Шахрисабзе — Абдухаликбий, в Яккабаге — Хамит-ходжа.

По данным Джозефа Вольфа, который побывал в Бухаре в 1844 году, по инициативе Абдусаматхана были казнены несколько англичан, в частности, Чарльз Стоддарт и Артур Конолли. Это привело к резкому охлаждению отношений между Бухарой и Британской империей.

В целом, следует признать, внешняя политика Насрулла не была успешной. Особенно это касается его походов на Коканд и Афганский Туркестан. Насрулла неоднократно совершал походы на Коканд. В 1842 году ему даже удалось захватить город и казнить Мухаммад Алихана с семьей. Но вскоре его наместник Ибрахим был свергнут, а бухарский гарнизон истреблен. Новый поход Насруллы закончился его поражением. Провозглашенного кокандского хана Шерали активно поддержало духовенство Ферганы — ходжи и ишаны, а также хивинский хан Аллакули-хан, вторгшийся в Бухарское ханство. Безрезультатно закончились и другие походы бухарцев.

В последний год своего правления (1860) эмир Насрулла выступил к афганской границе и даже перешел со своими войсками Аму-Дарью около Керки, но затем неожиданно повернул обратно и ушел в Бухару. Таким образом, можно считать, что в период правления эмира Насруллы борьба за Афганский Туркестан между бухарцами и афганцами закончилась победой последних, после чего названная провинция прочно вошла в состав Афганистана.

Характеризуя итоги правления эмира Насруллы бухарские историки отмечали, «признаки разрушения государства и причины ослабления мусульманской общины появились с восшествием на престол эмира Насруллы».

Насрулла поддерживал дружественные отношения с Россией. В 1841—1842 годах в Бухаре побывала миссия во главе с Константином Бутеневым.

В 1857 году Насрулла отправил посольство в Россию, в составе которой был известный мыслитель Ахмад Дониш (1827—1897).

В 1858 году в Бухару прибыл российский посланник Игнатьев, который смог подписать с эмиром важный договор.

Смерть

Насрулла скончался 5 октября 1860 года. По одной из версий он был отравлен собственной женой, которая была дочерью правителя Шахрисябза.

После смерти Насруллы на престол взошел его единственный сын Музаффар.

Литература

• Абдулазим Сами, «Тарих-и салатин-и мангитийа» дар ас-салтана-и Бухараи шариф. Перевод Л. М. Епифановой. М.,1962
• Иванов П. П., Очерки по истории Средней Азии (XVI-середина XIX в.) М.,1958
• Миссия в Хиву и Бухару в 1858 г. флигель-адъютанта полковника Н. Игнатьева. СПб. 1897
• О некоторых событиях в Бухаре, Хоканде и Кашгаре. Записки Мирзы Шемса Бухари, изданный в тексте, с переводом и примечаниями В. В. Григорьевым. Казань, 1861

Отрывок, характеризующий Насрулла

– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.