Настоящие козодои

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Настоящие козодои

Козодой Хорсфильда (Caprimulgus macrurus)
Научная классификация
Международное научное название

Caprimulgidae Vigors, 1825

Ареал


Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе

Настоя́щие козодо́и[1], или козодоевые[2] (лат. Caprimulgidae) — семейство птиц, ведущих преимущественно ночной либо сумеречный образ жизни.





Общая характеристика

Внешний вид

Характерные особенности настоящих козодоев — сравнительно большая голова, большие глаза, короткий и слабый клюв в сочетании с очень большим разрезом рта, длинные крылья и хвост, а также короткие ноги, слабо приспособленные для передвижения по земле. У большинства видов, за исключением птиц из подсемейства Chordeilinae, в углах рта развиты твёрдые щетинки. Оперение мягкое и рыхлое, окрашено преимущественно в песочные, серые, бурые покровительственные тона, скрывающих птицу на фоне древесной коры или почвы. Полупустынные виды, как например обитающий в засушливых регионах Африки великолепный козодой (Caprimulgus eximius), имеет охристо-рыжее оперение под фон окружающего ландшафта.

Образ жизни

Питаются преимущественно ночными летающими насекомыми. Некоторые виды садятся вдоль ветвей деревьев, а не поперек, как большинство птиц. Данный механизм позволяет им лучше прятаться в дневное время. Гнездятся на земле. Специального гнезда не делают. Яйца откладывают непосредственно на почву, чаще на хвою, прошлогоднюю листву, труху сгнившего дерева. На месте, где лежат яйца, по мере насиживания образуется небольшое углубление.

Распространение

Семейство объединяет 89 видов, из которых 6 так или иначе подвержены риску вымирания и находятся под охраной Красной книги Всемирного союза охраны природы.[3] В частности, статус таксона в критическом состоянии (CR) имеют пуэрто-риканский козодой (Caprimulgus noctitherus) и обитающий на Ямайке вид Siphonorhis americana. Козодои широко распространены в мире, однако отсутствуют в северных таёжных и приполярных регионах, в наиболее жарких пустынях и на отдалённых океанических островах.

В орнитофауне России гнездятся два вида козодоев — обыкновенный (Caprimulgus europaeus) и большой (Caprimulgus indicus). Первый распространён в европейской части страны и Южной Сибири на восток до монгольской границы, второй от Забайкалья до Приморья. Обыкновенный, а также населяющий Северную Америку до Канады виргинский сумеречный козодой (Chordeiles minor), являются дальними мигрантами, в зимнее время перемещаясь в тропические районы соответственно Африки и Южной Америки. американский белогорлый, обитающий на Великих равнинах, обладает уникальной способностью из всех птиц впадать в своеобразную спячку — оцепенение, которое может продолжаться от нескольких недель до нескольких месяцев.[4] Остальные виды, обитающие в более тёплых широтах, ведут либо оседлый или кочевой образ жизни, либо зимуют на относительно небольшом расстоянии от гнездового ареала. Среди последних можно назвать красношейного козодоя (Caprimulgus ruficollis) с Пиренейского полуострова и Северной Африки, и рыжещёкого козодоя (Caprimulgus rufigena) из Южной Африки.

Систематика

Традиционно, семейство разделяют на два подсемейства: более обширное Caprimulginae, которое объединяет около 70 видов, и Chordeilinae с 9 видами из западного полушария. По внешним характеристикам обе группы имеют много общего, хотя у представителей Caprimulginae оперение более мягкое, а в углах рта имеются твёрдые щетинки, которые птица скорее всего использует для направления пищи либо защиты глаз от летающих твёрдых насекомых. Некоторые таксономические системы, как например основанная на анализе гибридизации ДНК классификация Сибли-Алквиста, выделяет 7 видов из рода южноазиатских козодоев (Eurostopodus) в самостоятельное семейство Eurostopodidae.[5]

Напишите отзыв о статье "Настоящие козодои"

Примечания

  1. Птицы России и сопредельных регионов: Совообразные, Козодоеобразные, Стрижеобразные, Ракшеобразные, Удодообразные, Дятлообразные / Отв. ред.: С. Г. Приклонский, В. П. Иванчев, В. А. Зубакин. — М.: Товарищество научных изданий КМК, 2005. — С. 108. — 487 с. — ISBN 5-87317-198-X
  2. Иванов А. И., Штегман Б. К. Краткий определитель птиц СССР. — Изд. 2-е, испр. и доп. (В серии: Определители по фауне СССР, издаваемые Зоологическим институтом АН СССР. Вып. 115) — Ленинград: Наука, 1978. — С. 285. — 560 с.
  3. Cleere, С.302-387
  4. Lane, Brigham, Swanson, 2004
  5. Sibley, Ahlquist, 1990

Литература

  • N. Cleere. 1999. Family Caprimulgidae (Nightjars). In del Hoyo J., Elliott A., Christie D., eds. Vol. 5. // Путеводитель по птицам мира = Handbook of the birds of the world. — Barcelona: Lynx Edicions, 1999. — 759 с. — ISBN 8487334253.
  • Charles Gald Sibley, Jon Edward Ahlquist. Phylogeny and classification of birds. — New Haven, Conn.: Yale University Press, 1990.
  • J. E. Lane, R. M. Brigham, D. L. Swanson Daily torpor in free-ranging whip-poor-wills (Caprimulgus vociferus) // Physiological and Biochemical Zoology. — 2004. — Т. 77, № 2. — С. 297-304. (англ.)

Отрывок, характеризующий Настоящие козодои

– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.