Наташа Ростова

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Наташа Ростова

Одри Хепбёрн в роли Наташи в голливудской экранизации 1956 года
Создатель:

Л. Н. Толстой

Произведения:

«Война и мир»

Пол:

женский

Национальность:

русская

Возраст:

В первом томе — 13 лет. В четвертом — 29 лет

Дата рождения:

1792

Дата смерти:

неизвестно

Семья:

Отец — граф Илья Андреевич Ростов; мать — Наталья Ростова; сестра — Вера Ростова; братья — Николай Ростов и Пётр Ростов; муж — Пьер Безухов

Дети:

Машенька, Лиза, мальчик и ещё одна девочка

Роль исполняет:

Людмила Савельева, Одри Хепбёрн, Клеменс Поэзи, Лили Джеймс

Наташа РостоваНаташа Ростова

Ната́ша (Натали) Росто́ва (полное имя Наталья Ильинична Ростова; 1792 — ?) — героиня романа Льва Толстого «Война и мир». Дочь Ильи Андреевича Ростова.





Наташа в сюжете

В начале романа Наташа предстаёт 13-летней девочкой. Она влюблена в Бориса Друбецкого, который живёт со своей матерью поблизости от Ростовых. Чуть позднее близким другом Наташи становится Пьер Безухов, который иногда приезжает к Ростовым. Когда Борис поступает на службу к Кутузову, Наташа охладевает к нему. Вскоре Пьер знакомит Наташу с князем Андреем Болконским, в которого Наташа влюбляется. Однако князь Болконский — отец князя Андрея — считает Наташу неподходящей парой для своего сына. Он уговаривает сына отложить женитьбу на год. Во время его отсутствия Наташа увлекается Анатолем Курагиным, после чего разрывает помолвку с князем Андреем. Анатоль намеревается сбежать с Наташей и тайно обвенчаться, но об этом узнаёт Соня[1], троюродная сестра Наташи, и предотвращает это.

Так как Наполеон начал своё наступление на Россию, Ростовы вынуждены переместиться в своё московское поместье. Во время приближения Наполеона к Москве многие раненые солдаты размещаются в доме Ростовых. Когда Ростовы планируют эвакуироваться из Москвы, Наташа просит своих родителей использовать их повозки для транспортировки раненых, а не для домашнего скарба. Увидев среди раненых князя Андрея, Наташа заботится о нём. Однако раны столь серьёзны, что князь Андрей умирает.

После оставления Наполеоном Москвы Наташа сближается с сестрой князя Андрея, княжной Марьей, которая очень благодарна Наташе за её заботу о князе Андрее. Горе объединяет их, и они становятся подругами. Также в ту пору Наташе стал близок Пьер Безухов, уже ставший вдовцом. В конце концов Наташа и Пьер вступили в брак, впоследствии у них родилось четверо детей.

Образ Наташи

Частичными прототипами Наташи послужили жена писателя Софья Толстая и его свояченица Татьяна Берс — музыкальная, с редким по красоте голосом женщина. Толстому приписывается такой отзыв о «моделях» Наташи: «Я взял Таню, перетолок её с Соней, и вышла Наташа»[2][3].

Внешность Наташи в начале романа описывается так

Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад чёрными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках...

По мере развития событий романа Наташа Ростова превращается из живущей в атмосфере постоянной влюблённости непосредственной девочки, в обаятельную и чутко реагирующую на все происходящее девушку. Её естественное обаяние, проживание полноты жизни, внутренняя красота, — противопоставляется в романе холодной красоте светских дам. В молодой Наташе Толстой воплотил своё понимание идеальной женской натуры, как гармонии духовного и телесного. Её образ несёт отпечаток неприязни Толстого к новым тогда идеям женской эмансипации.

Наташа — любимая героиня Толстого[4]. Мир Наташи исполнен живости и очарования молодости, но и ограничен[5].

По данной в романе характеристике, Наташа «не удостаивает быть умной», её отличительные черты — эмоциональность, естественность, непосредственность, отзывчивость вплоть до самозабвения, интуитивное и внерациональное понимание жизни «умом сердца». Она — любящая дочь, заботливая сестра. Во многих сценах романа она помогает окружающим, знакомым и незнакомым, представляя собой пример действенной любви к ближнему. «Сущность её жизни — любовь» — так характеризует свою героиню Толстой. Писатель подчеркивает, что то истинное понимание жизненных ценностей, причастность к народному чувству, которое достигается Пьером Безуховым и Андреем Болконским в результате сложнейших нравственных исканий, для Наташи является врождённым, естественным; в романе она служит его воплощением. Самые точные характеристики других героев зачастую исходят именно от Наташи. В то же время Наташе, как и другим героям Толстого, свойственно ошибаться. Её естественное, инстинктивное стремление к счастью делает Наташу эгоистичной, что выражается в увлечении Анатолем Курагиным. В эстетике Толстого сложность испытаний сама придаёт духовные силы героям. На примере Наташи, описывая её духовный кризис после смерти князя Андрея, Толстой описывал силу её переживаний как причину её нравственного выздоровления: «И все три причины упадка её духа носили в себе причины возрождения»[2]. В характере Наташи Толстым показана большая внутренняя сила.

В конце романа Наташа показана как жена и мать семейства, полностью погруженная в его заботы.

В русском культурном сознании образ Наташи Ростовой связан прежде всего с такими сценами из романа, как первый бал Наташи, русская пляска в гостях у дядюшки и эпизод с ранеными, которым Наташа отдала все подводы во время эвакуации из Москвы.

Напишите отзыв о статье "Наташа Ростова"

Примечания

  1. [www.litra.ru/characters/get/ccid/00165281231690180659/ Характеристика героя Соня (Война и мир Толстой Л.Н.) :: Litra.RU]. www.litra.ru. Проверено 26 августа 2016.
  2. 1 2 Г. В. Краснов [rvb.ru/tolstoy/02comm/introcomm_7.htm Комментарии к «Войне и миру»]
  3. [books.google.co.il/books?id=YLg-AAAAIAAJ&q=%22вышла+Наташа%22+intitle:Мои+intitle:воспоминания&dq=%22вышла+Наташа%22+intitle:Мои+intitle:воспоминания Мои воспоминания. И. Л. Толстой] — Худож. лит., 1969 (с. 411)
  4. Наташа Ростова. по: Учебное пособие по истории русской литературы XIX века / Л. И. Матюшенко, А. Г. Матюшенко ; МГУ им. М. В. Ломоносова, Филол. фак. — М. : МАКС Пресс, 2009. — 460 с.; — ISBN 978-5-317-02606-6
  5. [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/leb/leb-3011.htm Толстой Л.Н.] — статья из Литературной энциклопедии 1929—1939

Литература

  • Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. Т. А. Кузминская. (Изд: 1926, 1948, 1973, 1998)
  • О Толстом: воспоминания и рассказы. В. Булгаков. Приокское Книжное Из-во, 1964. —3 23 стр.

Ссылки

  • [briefly.ru/tolstoi/voina_i_mir/ Война и мир — Краткое содержание.]
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/litheroes/389 Наташа Ростова] — статья из энциклопедии «Литературные герои». — Академик. 2009.
  • [lingvostranovedcheskiy.academic.ru/352/НАТАША_РОСТОВА Наташа Ростова] — статья из словаря «Большой лингвострановедческий словарь». — М.: Государственный институт русского языка им. А. С. Пушкина. АСТ-Пресс. Т. Н. Чернявская, К. С. Милославская, Е. Г. Ростова, О. Е. Фролова, В. И. Борисенко, Ю. А. Вьюнов, В. П. Чуднов. 2007.
  • [noogen.2084.ru/nr/VM/vm.htm Иллюстрации к «Войне и миру»] — Наташа Ростова на иллюстрациях Нади Рушевой
  • Наташа Ростова (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Наташа Ростова

Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.