Наука самолётопоклонников

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Наука самолётопоклонников» (англ. Cargo cult science — «наука карго-культа») — термин для определения псевдонауки, распространённый в научной среде преимущественно западных стран и подчёркивающий аналогию между некоторыми областями исследований в науке и религией самолётопоклонников. В России практически не употребляется.

Впервые данный полушутливый фразеологизм использовал физик Ричард Фейнман на выступлении в Калифорнийском технологическом институте в США в 1974 году для того, чтобы негативно охарактеризовать класс научных исследований (в частности, в психологии и психиатрии), которые создают видимость научного подхода, но «лишены научной честности, принципа научной мысли, соответствующего полнейшей честности, честности, доведённой до крайности». Полная речь воспроизведена в книге «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»[1]





Речь Ричарда Фейнмана

Суть выступления состояла в сравнении псевдонаучной деятельности с религией самолётопоклонников. В Меланезии, жители которой были незнакомы с техническим прогрессом, представители современной цивилизации воспринимались как сверхъестественные существа, которые приносили дары в грузовых ящиках. Для того, чтобы вызвать появление этих людей (и следовательно, очередную порцию даров), коренные жители создали целую систему религиозных ритуалов, внешне копирующих действия визитёров, но без понимания сущности оригинальных процессов.

Так же, как и муляж аэродрома не может вызвать появление самолёта, «карго-учёные» производят порочные исследования, в которых невозможен полезный результат.

«У тихоокеанских островитян есть религия самолётопоклонников. Во время войны они видели, как приземляются самолёты, полные всяких хороших вещей, и они хотят, чтобы так было и теперь. Поэтому они устроили что-то вроде взлётно-посадочных полос, по сторонам их разложили костры, построили деревянную хижину, в которой сидит человек с деревяшками в форме наушников на голове и бамбуковыми палочками, торчащими как антенны — он диспетчер, — и они ждут, когда прилетят самолёты. Они делают всё правильно. По форме всё верно. Всё выглядит так же, как и раньше, но всё это не действует. Самолёты не садятся. Я называю упомянутые науки науками самолётопоклонников, потому что люди, которые ими занимаются, следуют всем внешним правилам и формам научного исследования, но упускают что-то главное, так как самолёты не приземляются».

Лауреат Нобелевской премии Фейнман предупреждает: чтобы не стать учёным-самолётопоклонником, исследователь должен прежде всего не обманывать самого себя, проверять и сомневаться в собственных теориях и собственных результатах, находить возможные изъяны в теории и эксперименте. Фейнман рекомендует задать необычно высокую, редко встречающуюся в повседневной жизни степень честности в исследовательской работе и приводит примеры из рекламного бизнеса, политики, психологии поведения для иллюстрации заурядного жульничества, недопустимого в науке.

«Весь наш опыт учит, что правду не скроешь. Другие экспериментаторы повторят ваш эксперимент и подтвердят или опровергнут ваши результаты. Явления природы будут соответствовать или противоречить вашей теории. И хотя вы, возможно, завоюете временную славу и создадите ажиотаж, вы не заработаете хорошей репутации как учёный, если не были максимально старательны в этом отношении. И вот эта честность, это старание не обманывать самого себя и отсутствует большей частью в исследованиях карго-науки».

См. также

Напишите отзыв о статье "Наука самолётопоклонников"

Примечания

  1. Фейнман Р. Ф. Наука самолётопоклонников // [skeptik.net/pseudo/feynman1.htm Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!] = Surely You’re Joking, Mr. Feynman! (Adventures of a Curious Character). — М.: Регулярная и хаотическая динамика, 2001. — С. 336. — ISBN 5-93972-087-0.

Литература

  • Diaconis P. (1985) Theories of data analysis: from magical thinking through classical statistics // Hoaglin D.C. et al. (eds). Exploring Data Tables Trends and Shapes. — Wiley. — ISBN 047004005X, 9780470040058 (reprinted).

Ссылки

  • [calteches.library.caltech.edu/51/02/CargoCult.pdf Cargo Cult Science (pdf)] — онлайн-версия оригинальной статьи Фейнмана, опубликованной в Engineering and Science, Volume 37:7, June 1974.  (англ.)
  • [www.lhup.edu/~DSIMANEK/cargocul.htm Cargo Cult Science (html)] — текстовая версия статьи Фейнмана.

Отрывок, характеризующий Наука самолётопоклонников

– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи: