Наук, Август Карлович

Август Карлович Наук (нем. August Nauck; 18 сентября 1822 года, Ауэрштедт, близ Йены — 3.8.1892, Териоки) — немецкий и российский филолог-классик. Академик, профессор ПИФИ в 1869—1883 годах.

Биография

Родился в семье пастора.

В гимназии Шульпфорте в старших классах занимался под руководством выдающегося эллиниста Карла Кейля; блестяще окончил её и осенью 1841 года поступил в Галльский университет, где намеревался изучать теологию, но вскоре перешёл на философский факультет, где сосредоточился на классической филологии. Окончил университетский курс в апреле 1846 года. Поиски заработка привели его в Россию, где он близ Риги стал домашним учителем в семье сельского пастора, на дочери которого впоследствии и женился.

В 1851 году А. К. Наук вернулся в Берлин, чтобы получить место учителя гимназии, которое он и занял в следующем году в местечке Prenzlau, а в 1853 году перешёл в Иоахимстальскую гимназию в Берлине, директором которой был в то время Август Мейнеке.

6 июня 1858 года он был избран экстраординарным академиком Петербургской Академии Наук и в 1859 году переехал в Петербург, где сначала преподавал древние языки в гимназии Видемана, затем обучал славянских стипендиатов, готовившихся быть учителями гимназий, а в 1869—1883 годах был ординарным профессором греческого языка и литературы в историко-филологическом институте, читая лекции на латинском языке. С 1861 года ординарный академик по кафедре классической филологии.

У него прошли высшую школу классической филологии П. В. Никитин, В. В. Латышев, Н. Д. Корольков.

С 1861 года он состоял членом-корреспондентом Берлинской Академии Наук, с 1870 года — членом Афинского Археологического общества, с 1881 года — корреспондентом Гёттингенского учёного общества, с 1884 года — почётным членом Киевского Университета Св. Владимира, с 1885 года — иностранным членом Нидерландской Академии Наук, с 1887 года — почётным членом греческого Константинопольского филологического общества, с 1889 года — иностранным членом Мюнхенской Академии Наук. Был избран членкором французской Academie des Inscriptions на вакансию, открывшуюся после смерти Георга Курциуса.

Интересно, что А. К. Наук считал, что «кроме новых греков, нет другого народа, более связанного своими историческими судьбами с древними эллинами, как народ русский».

Основные труды

• Aristophanis Byzantii fragmenta. Halis, 1848.
• Euripidis tragoediae. Lipsiae, 1854 (editio II - 1857, III - 1871).
• Tragicorum Graecorum fragmenta. Lipsiae, 1856 (editio II - 1895)
• Jamblichi de vita Pythagorica liber. Petr., 1884.
• Johannis Damasceni canones iambici. Petr., 1894.

Источники

• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• [centant.spbu.ru/spbant/db/nauk.html Наук Август Карлович] — Санкт-Петербургские антиковеды
• Фролов Э. Д. Русская наука об античности. Историографические очерки. — СПб., 2006, С. 140—154.
• Никитин П. В. А. К. Наук // ЖМНП. — 1893, № 1. — С. 22—52.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01002921630#?page=138 Наук, Август Карлович] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• [www.biografija.ru/biography/nauk-avgust-karlovich.htm Наук Август Карлович (1822—1892)]
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51442.ln-ru Наук, Август Карлович] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Наук, Август Карлович

Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил: