Наумов, Александр Фёдорович

Александр Фёдорович Наумов
Дата рождения	11 (23) декабря 1897(1897-12-23)
Место рождения	Акмолинск
Дата смерти	27 ноября 1992(1992-11-27) (94 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род войск	Кавалерия Пехота
Годы службы	1915 — 1917 годы 1918 — 1958 годы
Звание
Командовал	312-я стрелковая дивизия 53-я стрелковая дивизия 31-я гвардейская стрелковая дивизия 385-я стрелковая дивизия 62-й стрелковый корпус 113-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Советско-польская война Великая Отечественная война
Награды и премии	Российская империя Иностранные награды

Алекса́ндр Фёдорович Нау́мов (11 (23) декабря 1897 года, Акмолинск — 27 ноября 1992 года, Москва) — российский и советский военный деятель. Генерал-майор (1942). Первый Почётный гражданин города Обнинска (1977).

Биография

Детство

Александр Фёдорович Наумов родился 23 декабря 1897 года в Акмолинске в семье сибирского казака, в которой кроме него было ещё пятеро детей. Отец, участник русско-японской войны, рано умер, и после окончания трёх классов Александр начал работать приказчиком и учителем русского языка для казахских детей. При той же школе сдал экстерном экзамен за шесть классов.

Первая мировая и гражданская войны

В декабре 1915 года был призван в ряды Русской императорской армии и направлен в краткосрочную школу прапорщиков, после окончания которой в 1916 году был направлен на Западный фронт, на котором служил младшим офицером и командиром казачьей сотни.

В декабре 1917 года Наумов был демобилизован из рядов армии в чине хорунжего и в январе 1918 года вступил в ряды РККА, после чего был назначен на должность командира эскадрона 1-го Псковского партизанского кавалерийского отряда в Великих Луках, а в апреле того же года — на должность помощник командира роты и комендант 1-го им. Августа Бебеля стрелкового полка.

С декабря 1918 года служил в 3-м Псковском стрелковом полку на должностях помощника командира роты, адъютанта полка, командира батальона и временно исполняющего должность командира полка. С июня 1919 года находился на излечении в госпитале в Великих Луках и после выздоровления был назначен на должность командира эскадрона в отдельном кавалерийском дивизионе 11-й стрелковой дивизии. С сентября того же года Наумов командовал батальоном в составе укреплённого района 15-й армии, затем в 489-м и 472-м стрелковых полках. В апреле 1920 года был назначен на должность помощника начальника штаба 158-й стрелковой бригады (4-я армия), а в августе — на должность командира сводного батальона 472-го стрелкового полка.

Во время советско-польской войны Наумов принимал участие в ходе Июльской операции, затем в наступлении на виленском и гродненском направлениях. Во время Варшавской операции 4-я армия понесла тяжёлые потери, из-за чего была вынуждена отступить в Восточную Пруссию, где была интернирована. Александр Фёдорович Наумов содержался в лагере «Салтау», а после возвращения на родину с декабря 1920 года состоял в распоряжении штаба Московского военного округа.

Межвоенное время

В апреле 1921 года Наумов был назначен на должность помощника начальника штаба 3-й отдельной бригады войск ВЧК, в сентябре — на должность начальника инспекторского отдела штаба войск ВЧК Туркестанского фронта, в феврале 1922 года — на должность начальника общего отдела Уполномоченного снабжения войск и органов ГПУ, в сентябре — на должность начальника штаба отдельного пограничного полка в Ашхабаде, в январе 1923 года — на должность помощник аначальника штаба 23-го отдельного полка войск ГПУ, а в феврале — на должность командира батальона и начальника штаба 1-го Полторацкого стрелкового полка.

С сентября 1923 года Наумов проходил обучение в Высшей военной школе РККА и на Туркестанских курсах востоковедения РККА, по окончании которых в августе 1926 года остался работать на Туркестанских курсах востоковедения учёным секретарём и преподавателем.

В июне 1929 года был назначен на должность командира батальона 1-го стрелкового полка Среднеазиатского военного округа, в январе 1930 года — на должность командира батальона и помощника командира 37-го авиапарка этого же округа. С января 1931 г. — заведующий военным кабинетом и начальник военной учебной части Среднеазиатского хлопково-ирригационного института в Ташкенте, а в мае 1932 года — на должность военного руководителя Среднеазиатского энергетического института там же.

В 1934 году заочно окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе.

В марте 1935 года Наумов был назначен на должность помощника начальника 4-го отделения 1-го отдела штаба округа, в мае 1938 года — на должность начальника Ташкентских курсов усовершенствования командного состава запаса, а в декабре 1940 года — на должность заместителя командира 68-й горнострелковой дивизии.

Вторая мировая война

В июле 1941 года был назначен на должность командира 312-й стрелковой дивизии, находившейся на формировании в составе Среднеазиатского военного округа, а в середине августа включённой в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. 24 августа дивизия была передислоцирована на станцию Валдай, где включена в состав 52-й армии и до 6 октября занимала оборону на реке Холова в районе Крестцы, а затем была передислоцирована на Западный фронт, где была включена в состав 43-й армии. В ходе Можайско-Малоярославецкой оборонительной операции дивизия вела тяжёлые оборонительные боевые действия на малоярославецком направлении, где оказала сопротивление войскам противника в районе населённого пункта Детчино (Малоярославецкий район, Калужская область). С ноября по декабрь дивизия вела оборонительные действия на рубеже деревень Кащеево — Ильино — Колонтаево, на котором противник несколько раз пытался прорвать оборону дивизии. 7 декабря дивизия под командованием полковника Александра Фёдоровича Наумова вела боевые действиях на подступах к городу Малоярославец, в ходе которых понесла большие потери и в конце декабря была расформирована.

В мае 1942 года был назначен на должность командира 53-й стрелковой дивизии (43-я армия), отличившейся в ходе освобождения городов Малоярославец и Медынь, за что Наумов был награждён орденом Ленина.

С 25.09.1942 по 25.02.1943 командир 31-й гвардейской стрелковой дивизии.

В апреле 1943 года Наумов был назначен на должность командира 385-й стрелковой дивизии (10-я армия), в августе на этой должности его заменил начальник штаба дивизии полковник Митрофан Фёдорович Супрунов, а сам Александр Фёдорович Наумов был назначен на должность командира 62-го стрелкового корпуса, который принимал участие в ходе Смоленской и Белорусской наступательных операций, а также в освобождении городов Могилёв и Вилкавишкис. В ноябре 1944 года генерал-майор Наумов был назначен на должность командира 113-го стрелкового корпуса, который по декабрь того же года находился в составе Архангельского военного округа в резерве Ставки Верховного Главнокомандования. В январе 1945 года корпус был включён в состав 24-й армии, после чего принимал участие в ходе Висло-Одерской, Сандомирско-Силезской, Нижнесилезской, Верхнесилезской и Пражской наступательных операций, а также в освобождении городов Глейвиц, Гинденбург, Бейтен и Бриг. За образцовое выполнение заданий командования, а также проявленные при этом мужество и героизм генерал-майор Александр Фёдорович Наумов был награждён орденом Суворова 2 степени.

Послевоенная карьера

В июле 1945 года Наумов был назначен на должность начальника Управления боевой и физической подготовки штаба Центральной группы войск, а в январе 1949 года — на должность начальника Управления боевой и физической подготовки штаба Закавказского военного округа.

В январе 1950 года был направлен на учёбу на высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, после окончания с отличием которых в июле 1951 года был назначен на должность заместителя генерал-инспектора Инспекции стрелковых войск Главной инспекции Советской Армии, в мае 1953 года преобразованной в Инспекцию стрелковых и воздушно-десантных войск Главной инспекции Министерства обороны СССР, а в июле 1954 года — вновь в Инспекцию стрелковых войск Главной инспекции Министерства обороны СССР.

Генерал-майор Александр Фёдорович Наумов в феврале 1955 года был назначен на должность старшего военного советника командующего войсками военного округа Чехословацкой армии, а в мае 1958 года вышел в запас, после чего жил в финском домике на улице Горького Обнинска. Умер 27 ноября 1992 года. Похоронен на Кончаловском кладбище в Обнинске. За могилой ухаживают учащиеся Роговской средней школы.

Награды

СССР

• Два Ордена Ленина (12.04.1942, 21.02.1945);
• Три Ордена Красного Знамени (03.08.1944, 03.11.1944, 24.06.1948);
• Два Ордена Суворова 2 степени (28.09.1943, 06.04.1945) ;
• Орден Отечественной войны 1 степени (06.04.1985);
• Орден Красной Звезды (28.10.1967)
• Медали.

Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен Наумов А. Ф.

• За форсирование реки Днепр на участке протяжением 120 километров, прорыв второй оборонительной полосы немцев, подготовленной по западному берегу реки, и овладение штурмом крупным областным центром Белоруссии городом Могилев – оперативно важным узлом обороны немцев на минском направлении, а также городами Шклов и Быхов. 28 июня 1944 года. № 122.
• За овладение крупным центром Силезского промышленного района Германии городом Глейвиц, превращенного немцами в мощный узел обороны. 25 января 1945 года. № 253
• За овладение крупным центром промышленного района немецкой Силезии городом Гинденбург – важным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом обороны немцев. 26 января 1945 года. № 257
• За овладение центром Домбровского угольного района городом Катовице, городами Семяновиц, Крулевска Гута (Кенигсхютте), Миколув (Николаи). Захват в немецкой Силезии крупного промышленного центра города Беутен и завершение тем самым полного очищения от противника Домбровского угольного района и южной части промышленного района немецкой Верхней Силезии. 28 января 1945 года. № 261
• За форсирование реки Одер юго-восточнее города Бреслау (Бреславль), прорыв сильно укрепленной долговременной обороны немцев на западном берегу реки и овладение городами Олау, Бриг, Томаскирх, Гротткау, Левен и Шургаст – важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами обороны немцев на западном берегу Одера. 6 февраля 1945 года. № 270
• За прорыв обороны, разгром группы немецких войск юго-западнее Оппельна и овладении в немецкой Силезии городами Нойштадт, Козель, Штейнау, Зюльц, Краппитц, Обер-Глогау, Фалькенберг и 400-ми населенными пунктами. 22 марта 1945 года. № 305

Российская империя

• Георгиевский крест 4 степени (1917)
• Орден Святой Анны 4 степени

Почётные звания

• Почётный гражданин города Актюбинска
• Почётный гражданин города Малоярославца
• Почётный гражданин города Медыни
• Почётный гражданин города Могилёва (1975)
• Почётный гражданин города Обнинска (1977)
• Почётный гражданин посёлка Рогово
• Почётный гражданин города Целинограда

Память

• Именем Александра Фёдоровича Наумова назван сквер на улице Победы в Обнинске.
• 9 мая 2015 года в г. Обнинске, в начале сквера, носящего имя Наумова, был открыт [www.panoramio.com/photo/120079817 памятник А.Ф. Наумову], выполненный обнинским скульптором Сергеем Лопуховым.

Библиография

• Наумов А. Ф. На Варшавском шоссе. — Алма-Ата, 1968.

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 388—389. — ISBN 5-901679-08-3.
• Максименко Оксана [www.rikatv.kz/modules.php?name=Content&pa=showpage&pid=6122 65-летию Великой Победы посвящается: Родина была на всех одна] // Эврика. — 5 марта 2010 года. — № 9 (818).
• Михеенков С.Е. Дорога смерти. 43-я армия в боях на Варшавском шоссе. Схватка с "Тайфуном". 1941-1942. - М.: "Центрполиграф", 2013. ISBN 978-5-227-04133-3.
• Михеенков С.Е. Примкнуть штыки! - М.: "Вече", 2014. ISBN 978-5-4444- 2333-2.
• Чугунов Глеб. [kraeved.opck.org/biblioteka/raznoe/gorkaya_osen_sorok_pervogo/gorkaya_osen_sorok_pervogo.pdf Горькая осень сорок первого: Историко-документальный очерк]. — Актобе: Арсенал, 2010. — 116 с. — 500 экз.
• Никулина Н. [www.vperyod.ru/id17806.htm Памяти Наумова] // Обнинск. — 18 октября 2011 года. — № 126 (3536).
• Иванов Павел. [obninsk.name/news5146.htm Александра Наумова обнинцы увековечат в граните] // Obninsk.Name. — 4 апреля 2014 года.
• [www.regnum.ru/news/cultura/1807360.html Власти калужского Обнинска определились с установкой памятника генералу Александру Наумову] // REGNUM. — 28 мая 2014 года.

Ссылки

• [www.admobninsk.ru/obninsk/honorary-citizens/honorary-citizens-copy.html Александр Фёдорович Наумов на сайте администрации города Обнинска]
• [city.mogilev.by/content/view/3134/11/lang,ru/#naumov Александр Фёдорович Наумов на сайте Могилёвского городского исполнительного комитета]

Отрывок, характеризующий Наумов, Александр Фёдорович

– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.