Научная транслитерация кириллицы

Научная транслитерация кириллицы — система передачи букв кириллицы с помощью латинских букв, применяемая в основном в научных изданиях.

История

До XX века не существовало единой и общепонятной системы передачи кириллицы на латиницу. В каждом случае использовалась своя исходя из правил орфографии языка, для которого проводится транслитерация. Тем не менее существовали попытки создать единую систему. В 1869 в своей работе Шлейхер одним из первых использовал научную систему передачи кириллицы (так же как и глаголицы) на латиницу. Для недостающих букв он использовал символы чешского и хорватско-словенского алфавитов, а также особые буквы для символов из старославянского языка (юсы, ять и т.д.). Такая система осталась практически без изменений вплоть до наших дней и в конечном итоге стала основой для ISO 9.

Академическая транслитерация

В 1906 году Императорской академией наук была принята своя система в духе славянского единства и продолжавшая традицию времен Шлейхера. За основу были взяты латинские алфавиты южных и западных (кроме польского) славянских языков. Существовали четыре версии. Первоначальная, 1906 года, и вторая, 1925 года, почти не отличались друг от друга и использовали общие принципы транслитерации.

Однако в 1939 году Отделением литературы и языка АН СССР была принята другая обновлённая версия. Значительное участие в её разработке принял русский лингвист Лев Щерба. Основные изменение коснулись передачи «мягких гласных букв», также мягкого и твёрдого знака. Вместо двух способов передачи букв я ю ё: через сочетание ĭa ĭu ĭo после согласных и ja ju jo в остальных случаях, Щербой была предложена единообразная передача через ja ju jo во всех случаях. Была отменена «буква мягкости» ĭ и заменена на j из-за технической сложности использования этой редкой для международного уровня буквы и заменой её на простое i и, как следствие, частой путаницы между словами (soli — соль и соли). Был заменён диграф ch на h (как в хорватском и словенском языках), в силу очень разного фонетического значения диграфа в языках Европы. Твёрдый и мягкий знаки были объединены и заменены на апостроф (в ранних версиях ъ пропускался, а ь обозначался как ĭ лишь перед согласными). Было уточнено правило употребления букв и и е после гласных, ь, ъ и в начале слов.

Почти сразу после принятия третьей версии Международная организация по стандартизации предложила свою практически идентичную академической за исключением буквы е, которая всегда передавалась как e (в академической — e и je в зависимости от позиции в слове).

Однако в течение 1950-х годов Институтом языкознания была подготовлена другая система (версия 1951—1957). Фактически были возвращены многие положения из версии 1906—1925 годов. Возвращён диграф ch (с возможностью использования h для фрикативного звука в украинском и белорусском). Реформатский, который участвовал в разработке, критиковал предложение Щербы использовать для мягкости йот, а апостроф для твёрдого и мягкого знаков. В итоге было принято решение обозначать мягкость везде апострофом, а твёрдый и мягкий знак перед йотированными снова стали пропускать.

Примерно одновременно с Институтом языкознания Международной организацией по стандартизации была предложена своя система. Однако она вызвало критику по целому ряду вопросов: использование редкой буквы ė (встречается только в литовском) для э, вариация для х — h, kh, ch (что нарушало сам смысл стандартизации), непоследовательность передачи йотированных е ё как e ë, с одной стороны, и ю я как ju ja, с другой. Тем не менее она была принята как ISO 9 и с некоторыми обновлениями и дополнениями сохранилась до наших дней. В основу обоих государственных стандартов по транслитерации (советского 1971 года и российского 2000 года) была положена именно ISO 9.

	АН 1905(1925)	АН 1939	АН 1951—57	ISO/R 9 (1968), ГОСТ 16876-71, СТ СЭВ 1362-78, ООН (1987)	ISO 9:1995, ГОСТ 7.79-2000
А, а	a
Б, б	b
В, в	v
Г, г	g
Д, д	d
Е, е	e1, je			e3, je2	e
Ё, ё	ĭo1, jo	jo, o4	’o1, o4, jo	ë
Ж, ж	ž
З, з	z
И, и	i, ji5			i
Й, й	j
К, к	k
Л, л	l
М, м	m
Н, н	n
О, о	o
П, п	p
Р, р	r
С, с	s
Т, т	t
У, у	u
Ф, ф	f
Х, х	ch	h	ch	h3, ch2	h
Ц, ц	c
Ч, ч	č
Ш, ш	š
Щ, щ	šč			šč, ŝ23	ŝ
Ъ, ъ	—	’	—	"
Ы, ы	y
Ь, ь	ĭ6, —	j6, ’	’6	’
Э, э	e			è
Ю, ю	ĭu1, ju	ju	’u1, ju	û, ju23	û
Я, я	ĭa1, ja	ja	’a1, ja	â, ja23	â

Примечания

¹: Только после согласных.

²: Допустимые альтернативные варианты.

³: Согласно приказу ГУГК № 231п за 1983 год и следующим ему рекомендациям ООН за 1987 год для е, х, щ, ю, я в географических названиях используются только e, h, šč, ju, ja.

⁴: После ж, ш, ч, щ

⁵: После ь

⁶: Только перед согласными и на конце слов.

Варианты

Поскольку научная транслитерация активно применяется в работах по лингвистике и для других славянских языков, существуют разные особенности употребления тех или иных букв в зависимости от языка-источника. Буква х помимо ch, h, kh часто обозначается буквой «икс» x.

белор. укр. болг. серб. макед. г h g ґ g ђ đ ѓ ǵ є je ѕ dz і i и y i ї ji ј j љ lj њ nj ћ ć ќ ḱ ў ŭ џ dž щ šč št ъ ă

ст.-слав. лат. ꙃ ʒ ꙉ ǵ ѳ th щ št ъ ŭ/ъ ь ĭ/ь ѣ ě ꙗ ja ѥ je ѧ ę ѫ ǫ ѩ ję ѭ jǫ ѯ ks ѱ ps ѵ ü

Поскольку старославянская орфография была фонетической, а старославянский является наиболее близким к праславянскому, то схожая система применяется для транскрипции реконструируемых форм праславянского языка. Помимо вышеуказанных букв латиницы применяются также дополнительные символы для звуков: ā ē ī ō ū — для долгих гласных, ă ĕ ĭ ŏ ǔ — для кратких, l̥ m̥ n̥ r̥ — для слоговых согласных, ď ť ľ n’ r’ — для палатальных и т. д. (Смотрите подробнее статью Праславянский язык.)

См. также

• Транслитерация русского алфавита латиницей
• Русская латиница

Литература

• Реформатский А. А. [files.istorichka.ru/FTP/Periodika/Voprosy_Jazykoznanija/1960/ Транслитерация русских текстов латинскими буквами] // Вопросы языкознания. — М.: Изд-во АН СССР, 1960. — Вып. IX. — № 5. — С. 96—104.
• Щерба Л. В. [feb-web.ru/feb/izvest/1940/03/403-118.htm?cmd=1 Транслитерация латинскими буквами русских фамилий и географических названий] // Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и языка. — М.: Изд-во АН СССР, 1940. — Т. I, № 3. — С. 118—126.
• The Slavonic languages. — London, New York: Routledge, 1993. — P. XI-XIII, 24. — ISBN 0-415-04755-2.

• Lunt Horace Grey. [books.google.com/books?id=7BXJgfIo_fYC&pg=PA17 Old Church Slavonic Grammar]. — 7. — Berlin, New York: Walter de Gruyter, 2001. — P. 17-18. — ISBN 3-11-016284-9.

• Sussex Roland. The Slavic languages. — Cambridge: Cambridge University Press, 2006. — P. 593-597. — ISBN 978-0-521-22315-7.
• Timberlake Alan. [books.google.com/books?id=-VFNWqXxRoMC&pg=PA25 A Reference Grammar of Russian]. — New York: Cambridge University Press, 2004.

Отрывок, характеризующий Научная транслитерация кириллицы

– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.