Научно-исследовательский институт приборостроения имени В. В. Тихомирова

Научно-исследовательский институт приборостроения им. В. В. Тихомирова (ОАО «НИИП»)
Тип	ОАО
Основание	1955
Прежние названия	ОКБ-15, КБР, КБП
Расположение	Россия Россия: Московская обл., г. Жуковский, ул. Гагарина, д. 3
Ключевые фигуры	Ю. И. Белый (генеральный директор)
Отрасль	Производство радиотехнической аппаратуры
Продукция	Радары и системы управления вооружением, мобильные зенитно-ракетные комплексы, гражданская продукция
Оборот	▼2671 млн руб. (2013)
Чистая прибыль	▼95,1 млн руб. (2013)
Число сотрудников	1982 (31.12.2013)
Материнская компания	Концерн ПВО «Алмаз-Антей»
Сайт	[www.niip.ru/ p.ru]

К:Компании, основанные в 1955 году

Научно-исследовательский институт приборостроения имени В. В. Тихомирова (НИИП) — российское научно-исследовательское предприятие по разработке систем управления вооружением для самолётов-истребителей и мобильных зенитных ракетных комплексов.

История

К 1955 году объём работ по бортовым РЛС, которые вёл НИИ-17, возрос настолько, что возникла необходимость выделения филиала. Приказом Министерства авиационной промышленности № 45 от 24 января 1955 года такой филиал был создан. В марте 1955 года группа из 379 специалистов НИИ-17 разместилась в корпусе № 15 Лётно-исследовательского института в Жуковском. Руководителем филиала назначен В. С. Бриль.

В феврале 1956 года филиал НИИ-17 был преобразован в самостоятельное предприятие — Особое конструкторское бюро № 15 (ОКБ-15) в составе Министерства радиотехнической промышленности. Генеральным конструктором назначен В. В. Тихомиров, создавший в годы войны первую отечественную серийную БРЛС «Гнейс-2». Приняты на вооружение БРЛС серии «Изумруд» для истребителей МиГ-15, МиГ-17 и МиГ-19. БРЛС «Изумруд-2М» обнаруживала воздушные цели с ЭПР 10 м² на дальности 10 км. За работы по теме «Изумруд» 34 специалиста предприятия получили государственные награды. Миниатюризация электроники позволила создать системы нового поколения — БРЛС наведения «Алмаз», «Ураган» и БРЛС обнаружения «Топаз». БРЛС «Ураган-5Б», испытанная на экспериментальном перехватчике Е-150, по своим характеристикам не уступала лучшим зарубежным аналогам: она обеспечивала дальность обнаружения по бомбардировщику более 30 км и устойчивое сопровождение с 20 км.

В конце 1950-х годов правительство приняло решение о преимущественном развитии ракетного оружия — МБР и ЗРК наземного базирования. Авиация была отодвинута на второй план. В 1958 году специалисты по авиационной тематике были переведены на завод № 339 и образовали НИИ-339 (с 1971 года — НИИР). Коллектив ОКБ-15 переориентировался на тематику ЗРК и начал работы по комплексам семейств «Куб», «Бук». В 1959 году директором ОКБ назначен В. В. Тихомиров. В 1962 году ОКБ-15 переименовано в «Конструкторское бюро радиостроения» (КБР).

В 1968 году работы по авиационной тематике были возобновлены, предприятию была поручена разработка БРЛС «Заслон» с фазированной антенной решёткой. Она была принята на вооружение в составе самолёта МиГ-31 в 1981 году.

В 1969 году сложилась критическая ситуация по созданию БРЛС «Сапфир-23», разрабатываемой НИИ-339 и предназначенной для новейших многоцелевых истребителей МиГ-23. Приказом МРП от 22 декабря 1969 года образовано НПО «Фазотрон», объединившее КБ радиостроения и НИИ-339. Генеральным директором объединения назначен директор КБР Ю. Н. Фигуровский. Коллектив КБР с 1970 года стал именоваться «Конструкторское бюро приборостроения» (КБП). В 1974 году БРЛС «Сапфир-23» в составе самолёта МиГ-23 была принята на вооружение.

С конца 1960-х годов на предприятии велась разработка радиолокационных головок самонаведения (РГС) для ракет класса «воздух-воздух» Р-33, К-37. В 1980-х годах начаты работы по активным РГС для К-27 и К-77. В 1986 году подразделения КБП и НИИР, специализировавшиеся на разработке РГС, были выделены и образовали МНИИ «Агат».

С 1987 года предприятие называется «Научно-исследовательский институт приборостроения» (НИИП). В 1991 году НИИП снова стал самостоятельным предприятием. В 1995 году институту присвоено имя В. В. Тихомирова.

Указом Президента РФ № 412 от 23 апреля 2002 года предприятие преобразовано в открытое акционерное общество. Контрольный пакет акций ОАО «НИИП» (51%) принадлежит концерну «Алмаз-Антей» (генеральный директор — В. В. Меньщиков), остальные (49%) — концерну «Радиоэлектронные технологии» (КРЭТ), единственным акционером которого является ГК «Ростехнологии»

Основные направления исследований

Продукция военного назначения

• Системы управления вооружением (СУВ) истребителей МиГ-31, Су-27, Су-33, Су-30МКК, Су-30МК2, Су-30МКИ, Су-27СМ, Су-35, ПАК ФА и их модификаций.
• Многофункциональные интегрированные радиоэлектронные системы истребителей 4-го и 5-го поколений на основе электронного управления лучом в широких пределах.
• Мобильные зенитные ракетные комплексы средней дальности ПВО Сухопутных войск.
• Авиационные и наземные радиолокационные системы на основе ФАР.

Продукция гражданского назначения

• Гидролокаторы («Неман», «Гидра»), георадары («ОКО-2»).
• Приборы обнаружения взрывчатых веществ.
• Оборудование автоматизации управления, технической диагностики и безопасности движения в поездах наземного и подземного метро; c 1999 года используются на линиях Московского метрополитена в вагонах типа «Яуза» и «Русич», а также в электропоездах.

Директора и руководители

• 1955—1959: В. С. Бриль;
• 1959—1962: В. В. Тихомиров;
• 1962—1969: Ю. Н. Фигуровский;
• 1969—1973: С. А. Печерин;
• 1973—1978: В. К. Гришин;
• 1978—1998: В. В. Матяшев;
• с 1998 года: Ю. И. Белый.

Сотрудники, отмеченные наградами

• Герои Социалистического Труда: В. К. Гришин, А. А. Растов, Ю. Н. Фигуровский.
• Орден Ленина: И. Г. Акопян, Ф. И. Бондаренко, В. К. Гришин (дважды), В. В. Матяшев, С. А. Печерин, Е. А. Пигин, А. А. Растов, В. В. Тихомиров (дважды), Ю. Н. Фигуровский
• Орден Октябрьской Революции: И. Г. Акопян, Т. О. Бекирбаев, В. К. Гришин, А. Г. Грязнов, Ю. И. Козлов, Ю. А. Кораблев, В. А. Крицын, А. И. Ломакин, В. В. Матяшев, Г. П. Медведев, П. Н. Осипов, Н. Н. Пастухов, Е. А. Пигин, А. А. Растов, В. Д. Чернов, А. П. Яковлев
• Лауреаты Ленинской и Государственной премий: А. Акопян, В. К. Гришин, В. В. Матяшев, А. А. Растов, Ю. Н. Фигуровский
• Лауреаты Государственной премии: И. Г. Акопян, Л. Г. Башкиров, Г. Н. Валаев, Б. Н. Ермаков, В. А. Капустин, Н. Л. Клеев, Ю. И. Козлов, В. И. Луневский, Н. Г. Поспелов, Н. Б. Медуницин, Б. И. Сапсович, М. Ф. Смоляк, С. В. Солнцев, А. И. Федотченко, В. В. Титов, В. В. Тихомиров (трижды), В. Д. Чернов.
• Лауреаты премии Правительства РФ: Т. О. Бекирбаев, В. В. Васючков, Л. Г. Волошин, Г. В. Кауфман, Г. П. Медведев, Е. А. Пигин

Отрывок, характеризующий Научно-исследовательский институт приборостроения имени В. В. Тихомирова

Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».


В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».