Научные эксперименты «Аполлона-17»

<tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Эмблема</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
</td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Фотография экипажа</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
слева направо: Харрисон Шмитт, Юджин Сернан, Роналд Эванс </td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Связанные экспедиции</th></tr> <tr><td colspan="2">

Аполлон-17
Общие сведения
Полётные данные корабля
Ракета-носитель	Сатурн-5 SA-512
Стартовая площадка	Космический центр Кеннеди комплекс 39А, Флорида, США
Запуск	7 декабря, 1972 05:33:00 GMT
Посадка	19 декабря, 1972 19:24:59 GMT
Длительность полёта	301 час 51 минута 59 секунд
Масса	командный модуль 30 369 кг лунный модуль 16 456 кг
NSSDC ID	[nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1972-096A 1972-096A]
SCN	[www.n2yo.com/satellite/?s=06300 06300]
Полётные данные экипажа
Членов экипажа	3
Позывной	Командный модуль: «Америка», Лунный модуль: «Челленджер»

Предыдущая	Следующая
Аполлон-16	Скайлэб-2

</td></tr>

Научные эксперименты «Аполло́на-17» (англ. Apollo 17) проводились во время полёта одноимённого пилотируемого космического корабля (7—19 декабря 1972 года), в ходе которого была осуществлена шестая и последняя в рамках «программы Аполлон» высадка людей на Луну. Экипаж корабля состоял из Юджина Сернана (командир), Роналда Эванса (пилот командного модуля) и профессионального учёного-геолога Харрисона Шмитта (пилот лунного модуля). Эксперименты ставились как на поверхности Луны, так и в космосе, на окололунной орбите и во время полёта от Земли к Луне и обратно. Приборы, оставленные в районе посадки, продолжали передавать информацию и после полёта в течение почти пяти лет, до сентября 1977 года, когда они были отключены по команде с Земли.

За почти 75 часов пребывания на Луне Сернан и Шмитт совершили три выхода на её поверхность общей продолжительностью чуть более 22 часов. Они собрали 110,5 кг образцов лунной породы и установили ряд научных приборов. Комплект ALSEP (англ. Apollo Lunar Surface Experiments Package) «Аполлона-17» состоял из приборов для пяти экспериментов. Четыре из них были размещены на поверхности Луны впервые: стационарный лунный гравиметр, эксперимент по определению выбросов частиц лунного грунта и метеоритов, масс-спектрометр для исследования состава лунной атмосферы и эксперимент по сейсмическому профилированию. Ещё один эксперимент — по изучению тепловых потоков в лунном грунте — ранее входил в комплекты ALSEP «Аполлона-15» и «Аполлона-16» (в последнем случае при установке был случайно оборван электрокабель, и прибор не работал). На поверхности Луны были размещены и другие приборы, не входившие в комплект ALSEP. Три из них не использовались никогда ранее: эксперимент по определению электрических свойств поверхности, прибор для измерения потока нейтронов и портативный мобильный гравиметр (перевозимый на «Ровере»). Ещё один, детектор космических лучей, ранее возили на Луну астронавты «Аполлона-16».

В модуле научных приборов служебного модуля «Аполлона-17» были размещены: зонд по профилированию лунной поверхности, сканирующий инфракрасный радиометр и ультрафиолетовый спектрометр. Кроме того, как и в двух предыдущих миссиях, в модуле научных приборов находились панорамная камера, картографирующая камера и лазерный альтиметр. По завершении пребывания на Луне астронавты ещё два дня оставались на орбите вокруг Луны, собирая научную информацию и фотографируя поверхность. В ходе полёта был проведён также ряд экспериментов по изучению влияния космических лучей на биологические объекты.

Краткие сведения о полёте «Аполлона-17»

Экипаж

• Юджин Сернан — командир, 3-й полёт.
• Роналд Эванс — пилот командного модуля, 1-й полёт.
• Харрисон Шмитт — пилот лунного модуля, 1-й полёт.

Сернан — опытный астронавт, прошедший программу «Джемини» и уже летавший к Луне на «Аполлоне-10», где он был пилотом лунного модуля и участвовал в манёврах и стыковке на лунной орбите. Эванс — новичок. В качестве пилота лунного модуля вначале был выбран Джо Энгл, но когда стало очевидно, что «Аполлон-17» будет последним в рамках программы «Аполлон» полётом на Луну, научное сообщество вынудило НАСА включить в состав экипажа астронавта-учёного. Выбор пал на Шмитта, опытного профессионального геолога, который был выведен из состава экипажа «Аполлона-18» и заменил Энгла на борту «Аполлона-17».

Основные этапы полёта

Из-за сбоя в работе устройств запуска, «Сатурн-5» взлетел на 2 часа 40 минут позже запланированного срока. Космический корабль вышел на околоземную орбиту в 05:44:53, а второй старт к Луне состоялся в 08:45:37. Командно-служебный модуль, имевший позывные «Америка», отстыковался от 3-й ступени ракеты-носителя в 09:15:29, а стыковка с лунным модулем (позывные «Челленджер») состоялась в 09:29:45. После выхода на траекторию полёта к Луне третья ступень была сброшена в 10:18. (Позднее, 10 декабря в 20:32:42,3, она врезалась в лунную поверхность на скорости в 2,55 км/с) В ходе полёта 8 декабря в 17:03:00 потребовалась коррекция с помощью включения на 1,6 секунды маршевого двигателя командно-служебного модуля. 10 декабря в 15:05:40 был сброшен предохранительный экран модуля научных приборов (англ. SIM — Scientific Instrument Module), и в 19:47:23 была дана команда на запуск маршевой двигательной установки, 398-секундная работа которой вывела «Аполлон-17» на окололунную орбиту. Приблизительно 4 часа и 20 минут спустя ещё один манёвр снизил периселений орбиты корабля до 28 километров.

11 декабря в 14:35 Сернан и Шмитт заняли места в лунном модуле. «Челленджер» отстыковался от командного модуля 11 декабря 1972 года в 17:20:56 и к 18:55:42 снизил свою орбиту в периселении до 11,5 км. Включение двигателей произошло в 19:43 и в 19:54:57 лунный модуль сел на юго-восточной окраине Моря Ясности, в долине Таурус-Литтров, в точке с координатами 20.2 с.ш., 30.8 в. д.

В то время, как Эванс работал на орбите вокруг Луны, Шмитт и Сернан за время трёх выходов на поверхность, продолжавшихся 7,2, 7,6 и 7,3 часа, собрали рекордные 110,5 кг лунной породы. Экипаж проехал на лунном автомобиле 35,7 км по Долине Таурус-Литтров, открыл в кратере Шорти так называемый оранжевый грунт, представлявший собой оранжевые шарики из стеклоподобного материала, и оставил на лунной поверхности комплекс научного оборудования.

Пластина, оставленная на лестнице посадочной ступени «Челленджера», гласит: «Здесь Человек завершил своё первое исследование Луны, декабрь 1972 нашей эры. Пусть дух мира, с которым мы прибыли, отразится в жизнях всего человечества». На пластине изображены два земных полушария и видимая сторона Луны, а также подписи Сернана, Эванса, Шмитта и президента Никсона. Официально Юджин Сернан, на сегодняшний день — последний человек, побывавший на Луне:

В то время, как я совершаю последний шаг по поверхности Луны, возвращаясь домой, чтобы прилететь снова — мы верим, скоро, в будущем — я хотел бы сказать, что я верю, история запомнит, что вызов Америки сегодня выковал завтрашнюю судьбу Человечества. Мы покидаем Луну в районе Тавр-Литтров, мы улетаем так же как и прибыли, и так же, как, если будет на то воля Божья, вернёмся, с миром и надеждой для всего Человечества. Благослови Господь экипаж Аполлона-17. Оригинальный текст (англ.)   "As I take man's last step from the surface, back home for some time to come — but we believe not too long into the future — I'd like to just [say] what I believe history will record — that America's challenge of today has forged man's destiny of tomorrow. And, as we leave the Moon at Taurus-Littrow, we leave as we came and, God willing, as we shall return, with peace and hope for all mankind. Godspeed the crew of Apollo 17."

Лунный модуль взлетел с поверхности Луны 14 декабря в 22:54:37 после 75 часов работы. После стыковки с командно-служебным модулем 15 декабря в 01:10:15 образцы пород и научные приборы были перемещены в командный модуль. Затем в 04:51:31 была произведена расстыковка. Лунный модуль врезался в Луну в 06:50:20.8 в точке с координатами 19.96 с.ш., 30.50 з.д., приблизительно в 15 км от места посадки «Аполлона-17». Скорость столкновения составила приблизительно 1,67 км/с, при этом угол столкновения составил около 94,9°. После ещё почти двух дней на лунной орбите, 16 декабря в 23:35:09 был произведён запуск корабля к Земле. 17 декабря Эванс совершил выход в открытый космос в межпланетном пространстве, в ходе которого извлёк из отсека научных приборов служебного модуля кассеты с отснятой плёнкой. Эта ВКД продолжалась почти 66 минут.

Разделение командного и служебного модулей состоялось 19 декабря в 18:56:49. «Аполлон-17» приводнился в акватории Тихого океана 19 декабря в 19:24:59 в точке с координатами 17°53′ с. ш. 166°07′ з. д.17.883° с. ш. 166.117° з. д. / 17.883; -166.117   , в 350 морских милях северо-восточнее островов Самоа и в 6,5 км от поисково-спасательного корабля ВМС США Тикондерога.

Ход работ и научные эксперименты

Место посадки

В качестве места посадки была выбрана долина Таурус—Литтров на юго-восточной окраине Моря Ясности, представлявшая собой тёмный нанос и обрамлённая тремя высокими горами. Предварительные фотографии обнаружили скопления каменных глыб, расположенных вдоль подножия гор, которые могли послужить источником образцов пород. Кроме того, в этом районе имелись: оползень, ударные кратеры и несколько тёмных кратеров, происхождение которых могло быть вулканическим.

Эксперименты на лунной поверхности

Построение сейсмического профиля

Назначение построения сейсмического профиля состояло в сборе данных о физических свойствах материалов, расположенных близко к поверхности Луны. Также проводилось измерение лунных сейсмических сигналов, производимых подрывами зарядов взрывчатки на поверхности, наблюдение собственной сейсмической активности в ходе лунотрясений или ударов метеоритов, запись сейсмических сигналов в ходе взлёта с лунной поверхности взлётной ступени лунного модуля. В ходе эксперимента была получена подробная информация о геологических особенностях Луны на глубинах до трёх километров. Оборудование состояло из четырёх сейсмографов, разметочных вех, сейсмометрического модуля с вехой, электронного блока на центральной станции, питающейся от небольшого радиоизотопного генератора, передатчика, антенны и восьми зарядов взрывчатки. Основными компонентами, составляющими заряд взрывчатки, являлись приёмная антенна, приёмник, детонационная цепь, сигнальный процессор и генератор подрывного импульса. Экипаж разместил сейсмографы и сейсмометрический модуль, отметил их вехами и сфотографировал их. Антенны и электронные блоки были также развёрнуты и подключены к центральной станции ALSEP. Заряды были размещены на заданных позициях в течение маршрутных съёмок лунной поверхности.

Исследование грунта

Целью исследования грунта являлось получение данных о физических характеристиках и механических свойствах лунного грунта на поверхности и на некоторой глубине и их различий на разных глубинах. Экспериментальные данные базировались на исследовании грунта в районе посадки для получения выводов о происхождении Луны и сопутствовавших процессов.

Необходимая информация была получена из измерений и определений:

• диффузии газов сквозь лунную поверхность;
• диэлектрических свойств для использования в качестве отражателя СВЧ-излучения и исследования электрических свойств;
• размеров частиц лунного грунта и их распределения в полученных образцах, чтобы облегчить оценку профилей плотности и пористости в верхних слоях на глубине в несколько десятков сантиметров;
• плотности и теплопроводности грунта для анализа результатов нагрева ИК-излучением и тепловым потоком;
• сыпучести откосов;
• местной прочности и сжимаемости грунта;
• модуля скорости распространения сейсмических колебаний в материале поверхности, чтобы помочь в представлении результатов сейсмических исследований;
• уплотнённости местных и региональных разбросов, исследование таких образований как лучи, моря и откосы и различия между месторождениями различных химических и минералогических соединений;
• условий для изучения грунта на Земле (плотность образца, пористость и формообразующее давление);
• эрозии и выдува пыли во время взлёта и посадки лунного модуля для определения пределов содержания загрязняющих веществ в выдутых реактивной струёй частицах.

Информация была получена визуально и в виде фотографий. Были использованы камеры для наблюдений и записи на плёнку, а также результаты, полученные в ходе других экспериментов.

Эксперимент по определению теплового потока

Целью эксперимента по определению теплового потока, являвшегося частью ALSEP, было определение уровня потерь тепла лунной обстановки посредством измерения температуры и тепловых свойств на поверхности и на некоторой глубине. Эксперимент проводился во время миссий «Аполлонов» 15-го, 16-го и 17-го и все полученные результаты были в основном одинаковыми. Оборудование для проведения эксперимента состояло из двух датчиков, соединённых восьмиметровым кабелем с электронным блоком, который был, в свою очередь, подключён плоским ленточным кабелем к станции ALSEP. Астронавты пробурили две скважины с помощью аппарата лунного бурения (ALSD). ALSD был оснащён набором защитных колпачков и фиксаторов, различными бурами, насадками, педалью и обладал возможностью различных режимов работы бура (ударным, циклическим, и т. д.). Суставчатые насадки, использовавшиеся при бурении, состояли из полых стекловолоконных трубок, диаметром 25 мм каждая, которые могли быть соединены друг с другом в процессе бурения и оставались в скважинах, чтобы предотвратить осыпание грунта во время установки датчиков. Первоначально предполагалось, что скважины будут пробурены на глубину порядка 3 метров, но в действительности ни одна из них не достигла такого показателя. Датчики опускались в скважины до их соприкосновения со дном.

Датчики тепла

Каждый датчик был собран из двух жёстких цилиндров, скреплённых гибким соединителем. Каждый цилиндр был 500 мм в длину и содержал в себе 4 платиновых резистивных элемента, которые были электрически соединены в пары, образовывавшие прецизионные (с погрешностью в 0,001 К) разностные термометры. Первая пара элементов была размещена так, что один элемент находился вверху, а другой — внизу цилиндра, на удалении 470 мм от первого; элементы были объединены в мост. Эти датчики назывались градиентным мостом (DTG). Другая пара датчиков была размещена на 90 мм ниже верхнего резистивного элемента и на 90 мм выше нижнего, эти датчики были разнесены на 290 мм друг от друга и образовывали второй мост. Эта пара называлась кольцевым мостом (DTR).

Термопара была установлена около верхнего основания верхнего цилиндра, образовывая верхний датчик градиента температуры. Также к верхнему основанию верхнего цилиндра был прикреплён длинный кабель, который соединял датчик с электронным блоком. Кабель нёс в себе 3 термопары, установленные на удалении в 650, 1150 и 1650 мм от термопары датчика. Термопары были размещены так, чтобы хотя бы часть из них была снаружи скважины на лунной поверхности. Каждый из четырёх мостовых датчиков окружали платиновые однокилоомные резисторные нагреватели. Они использовались для экспериментов по теплопроводности и могли быть запитаны на 0,002 Вт (режим низкой теплопроводности) или 0,5 Вт (режим высокой теплопроводности). Нагреватели могли быть включены на время, приблизительно равное 36 часам для проведения экспериментов по низкой теплопроводности, и на 6 часов — для экспериментов по высокой. Датчики выдавали абсолютную температуру, разность температур (между мостами), данные по высокой и низкой теплопроводностям и температуру самих термопар.

В конкретном плане, в ходе эксперимента, измерялись следующие температуры (погрешности измерений даны в скобках):

• Разностные измерения температур по данным градиентных мостов (0,001 K);
• Низкочувствительные измерения разности температур (0,01 K), и измерения абсолютной температуры в диапазоне от 190 до 270 К;
• Разностные измерения температуры (0,002 K) и абсолютные температуры (0.05 K) выше 270 К;
• Температуры термопар (0,07 K) в диапазоне от 70 до 400 K;
• Относительные температуры мостов (0,01 K) в диапазоне от 23 до 363 К.

Электронный блок содержал мультиплексоры и усилители, преобразователь по постоянному току и теплоизолированный блок, состоящий из моста и термопар, относительно которых производились измерения. Температура электронного блока поддерживалась в диапазоне от 278 до 328 К при помощи нагревательных элементов, термостатов контроля мощности, майларового теплоизоляционного пакета, стекловолоконного корпуса, охлаждающей поверхности и защиты от нагрева солнечными лучами. Изделие питалось от 29 вольт постоянного тока, подаваемого с центральной станции.

Порядок поименования датчиков

Датчики первого зонда были поочерёдно названы следующим образом: в составе верхнего цилиндра с номером 1 верхний мостовой датчик был назван DTG11A, а нижний — DTG11B; верхний кольцевой датчик имел номер DTR11A, а нижний — DTR11B. В составе нижнего цилиндра с порядковым номером 2 верхний мостовой датчик был назван DTG12A, нижний — DTG12B, верхний кольцевой датчик — DTR12A, нижний — DTR12B. Пары мостовых датчиков были названы DTG11, DTR11, DTG12 и DTR12. Датчики второго зонда были пронумерованы по такой же схеме, за исключением того, что первая цифра, отражающая номер датчика, (первая единица) в каждом обозначении была заменена на двойку, так что верхний мостовой датчик имел номер DTG21A. Оба порядка поименования существуют в соответствующей литературе. Чаще всего используется схема, когда обозначение TC14 обозначает термопару верху первого зонда, TC13 — самая ближняя к первому датчику кабельная термопара, затем идут TC12 и TC11. Второй датчик второго зонда именовался TC24, и т. д. (Другой порядок, просматривающийся в предварительных отчётах экспедиции, предусматривал следующий порядок: термопара датчика имела номер TC11, за ней следовали кабельные TC14, TC13 и TC12).

Работа изделия

Для сбора высоко- и низкотемпературных разностных данных от градиентных датчиков и термопар использовался 7,25-минутный режим измерений. Подобные последовательность измерений могла быть использована в том случае, когда нагреватели управлялись в малом режиме (0,002 Вт) в продолжении порядка 36 часов. Для измерений в режиме 0,5 Вт использовались показания датчиков кольцевых мостов, которые считывались каждые 54 секунды. Этот режим мог длиться до 8 часов. Этот режим мог использоваться и без включения нагревателей, используя простую схему измерений показателей кольцевых мостовых датчиков. Данный режим, известный также как измерение по кольцевому мосту, мог использоваться в ходе эксперимента сначала каждые 6 часов, а потом всё реже.

Ход работ в составе экспедиции

Электронный блок управления экспериментом был размещён в 12,3 метрах к северу от станции ALSEP, причём скважина для первого зонда была пробурена в 5,7 метрах восточнее от блока, а вторая — в 5,4 метрах западнее. Обе скважины были пробурены в лунном реголите на глубину приблизительно 250 см. Датчики первого зонда находились на следующих глубинах: DTG12B — 233 см; DTR12B — 224 см; DTR12A — 194 см; DTG12A — 185 см; DTG11B — 177 см; DTR11B — 168 см; DTR11A — 139 см; DTG11A — 130 см. Кабельная термопара TC13 была расположена в скважине на глубине 66 см, TC12 была точно наверху скважины, и TC11 лежала прямо на поверхности. Датчики второго зонда находились на следующих глубинах: DTG22B — 234 см; DTR22B — 225 см; DTR22A — 195 см; DTG22A — 186 см; DTG21B — 178 см; DTR21B — 169 см; DTR21A — 140 см; DTG21A — 131 см. Кабельная термопара TC23 была расположена в скважине на глубине 67 см, TC22 была точно наверху скважины, и TC11 лежала прямо на поверхности. Первый зонд был заложен в скважину 12 декабря 1972 г. приблизительно в 02:44 по Гринвичу. Прибор был включён 03:02:00 по Гринвичу и первое считывание показаний с первого зонда произошло 03:05:48. Второй зонд был заложен в 03:08, первое считывание его показаний произошло в 03:08:28. 18 февраля 1977 второй зонд выдал аномальные показания на уровне 230 см. Команда на выключение изделий вместе с прочим оборудованием ALSEP прошла 30 сентября 1977 г.

Работа нагревателей

Нагреватели включались и выключались в малом режиме (0,002 Вт) в январе 1973 г. в следующем порядке (за обозначением нагревателя в скобках следует глубина его размещения, дата и время включения, и дата и время выключения по Гринвичу):

Датчик № 1:

• H11 (130 см, 3 января 05:58 — 4 января 18:00);
• H12 (177 см, 14 января 00:03 — 15 января 11:48);
• H13 (185 см, 21 января 00:03 — 22 января 12:31);
• H14 (233 см, 8 января 06:21 — 8 января 16:02).

Датчик № 2:

• H21 (131 см, 5 января 05:18 — 7 января 06:07);
• H22 (178 см, 16 января 12:06 — 18 января 00:05);
• H23 (186 см, 23 января 00:31 — 24 января 12:30);
• H24 (234 см, 10 января 05:59 — 11 января 17:59).

25 января в 18:00 по Гринвичу датчик H14 был переведён в режим высокой мощности 0,5 Вт и выключен в 20:30.

Эксперимент по лунному геологическому исследованию

Эксперимент по лунному геологическому исследованию (S-059) имел целью получение наиболее полных сведений о возвышенностях в районе Таврских гор и процессах, изменивших их (возвышенностей) поверхность посредством изучения описанных особенностей лунной геологии и возвращения образцов пород. Оборудование для проведения эксперимента включало молоток, клещи, удлинняющую насадку для ручки молотка, ковш с длинной ручкой для забора образцов, грабли, указатель высоты солнца с фотометрической таблицей, весы (размещённые во взлётной ступени посадочного модуля), трубки-пробоотборники с герметичными крышками и укупоривающим устройством для них, переписанные пакеты для образцов, пробоотборник на ровере, спецконтейнеры для образцов, мешки для упаковки и контейнеры для мешков. Использование бура с мощным приводом, насадки пробоотборника, регулируемого привода, извлекателя керна, выталкивателя керна, 0,82-метровых буровых насадок, буровой установки с возможностью извлечения керна, установленной на задней части ровера, позволило получить образцы с глубины 3,3 метра. Для фотосъёмки в ходе эксперимента были использованы 70-миллиметровые камеры с электрическим приводом механизма и 60-миллиметровыми линзами. В ходе миссии на Землю было доставлено 110 кг вулканических камней, обломков осколочных пород и грунта, включая так называемую «оранжевую грязь» — грунт ярко-оранжевого цвета, наблюдавшийся только в этой экспедиции.

Эксперимент по исследованию гравитации

Целью эксперимента по исследованию гравитации (S-199) было создание высокоточной карты лунного гравитационного поля в районе посадки и создание привязки земной гравитации к лунной. Основными целями были измерение гравитации в районе лунной базы, в выбранных точках лунной поверхности и измерение гравитации в определённой базовой точке относительно точно таким же образом выбранных и размеченных точек на Земле. Гравитационные отклонения на Земле привели к таким фундаментальным открытиям, как теория изостазии, тектоника плит, горизонтальные изменения плотности в коре и мантии, состав мантии, форма и геосинклинали, границы, батолиты и форма Земли. Измерения гравитации на поверхности привели к изучению таких особенностей как горные хребты, обрамляющие моря, краевые эффекты масконов (местных гравитационных аномалий на Луне), кратеров, борозд и обломочных пород на поверхности Луны, разбросы по толщине слоя реголита и потоков лавы, разброс толщин подстилающих пород и внешний вид лунных морей. Оборудование для эксперимента состояло из портативного гравиметра, который доставлялся на Ровере до выбранных участков поверхности. Профильные измерения проводились без демонтажа гравиметра с Ровера. Экипаж задействовал соответствующие выключатели в определённой последовательности, считывал показания, отображавшиеся на цифровом дисплее и докладывал на Землю.

Эксперимент по выбросам частиц лунной поверхности и метеоритам

В ходе эксперимента по выбросам частиц лунной поверхности и метеоритам измерялась частота, с которой оказывается влияние на Луну частицами космической пыли и, как следствия этого, выбросов частиц лунной поверхности в местах падения на неё метеоритов.

Эксперимент имел следующие цели:

• Определение источников и долгосрочного разброса количества космической пыли, поступающей с лунной орбиты;
• Определение объёмов и происхождения выбросов частиц лунной поверхности вследствие падений метеоритов;
• Определение относительного распределения комет и астероидов в окружающем Землю скоплении метеоритов;
• Изучение возможных отклонений между соответствующими выбросами частиц лунной поверхности и прохождениями Землёй орбит комет и метеоритных потоков;
• Определение объёмов распределения межзвёздных частиц относительно поступлений из зодиакального облака, в то время как Солнечная система проносится через нашу галактику;
• Исследовать существование эффекта, названного «фокусированием частиц пыли Землёй».

Оборудование для этого эксперимента, который являлся частью ALSEP, включало в себя один развёртываемый блок с пластинами детекторов, электронику, размещённую на центральной станции, и кабель с разъёмом для подключения блока к центральной станции. Набор датчиков развёртываемого блока включал гасительные и сборочные пластины, ударные пластины, рамки с натянутой плёнкой и микрофоны. Датчики имели поле зрения ±60º и угловое разрешение ±26º. Производилась регистрация столкновений с частицами, обладающими энергией от 1 до 1000 Эрг с основной частотой измерений 10⁻⁴ столкновений/(м²·с). Внешний блок был поднят и развёрнут на лунной поверхности около 8 метров южнее станции ALSEP. Блок был установлен горизонтально с точностью ±5º по отбрасываемой им тени. Кожух, защищающий пластины датчика от посторонних частиц, возникающих при отделении взлётной ступени лунного модуля, был сброшен по команде с Земли, которая прошла спустя определённое время после взлёта.

Эксперимент по определению электрических свойств грунта

Целью эксперимента по определению электрических свойств грунта (S-204) было получение данных о возможностях переноса, поглощения о отражения электромагнитной энергии лунной поверхностью и грунтом, залегающим на некоторой глубине для использования в разработке геологической модели верхних слоёв Луны. Этот эксперимент определял слоистость, вычисляя давление воды под поверхностью и измеряя электрические свойства по месту, определяя их как функцию от глубины. Выбранный частотный диапазон служил для измерения этих свойств на глубине от нескольких метров до нескольких километров. Передатчик выдавал длительные последовательные скважные импульсы на частотах 1, 2,4, 4, 8,1, 16 и 32,1 МГц. Эти импульсы позволяли измерять размер и количество рассеянных объектов под поверхностью. Любая присутствовавшая влага могла быть легко обнаружена, поскольку даже незначительные количества воды в камнях или грунте изменяли электропроводность на несколько порядков. Оборудование для этого эксперимента состояло из развёртываемого автономного передатчика, многодиапазонной передающей антенны, переносного записывающего приёмника на Ровере, всенаправленной широкодиапазонной приёмной антенны и съёмного записывающего устройства. Экипаж перевёз и установил передатчик на расстоянии около 100 м от лунного модуля, а затем развернул антенны. Записывающий приёмник был установлен на лунном модуле. Команда определяла положение Ровера относительно передатчика путём передачи данных во время каждой остановки во время маршрутной съёмки. Для определения расстояния учитывались обороты колёс, а азимут записывался исходя из показаний навигационной системы. Затем записывающее устройство было возвращено на Землю.

Атмосферный эксперимент

Для того, чтобы изучить состав и изменчивость лунной атмосферы, на поверхности Луны был развёрнут небольшой преломляющий магнитный масс-спектрометр, сориентированный на перехват и измерение нисходящего потока газов. Этот эксперимент являлся частью ALSEP. Прибор вместе с нейлоновым защитным кожухом был развёрнут космонавтами «Аполлона-17» 12 декабря приблизительно в 5 часов по Гринвичу. Пылезащитный кожух, предохранявший изделие от пыли во время работ на поверхности Луны, был сброшен по радиокоманде после того, как экипаж улетел с поверхности спутника и был произведён подрыв сейсмических зарядов. Прибор был включен по команде с Земли 27 декабря 1972 года в 18:07 по Гринвичу, приблизительно 50 часов спустя после первого заката Солнца с момента развёртывания. Отмечалась отличная работа изделия, которая продолжилась в течение всей лунной ночи. Когда Солнце взошло, нагрев прибора и местности привёл к высоким степеням выбросов газов, неизбежно повлекшим за собой перерыв в работе в течение всего лунного дня за исключением короткой проверки около полудня. Высокая степень газации в течение дня основательно сократила работу прибора в течение его срока службы из-за опасений, что высокие степени газации будут со временем ухудшать чувствительность изделия. Для того, чтобы отследить потоки аргона, с апреля по сентябрь 1973 г. работа прибора продолжалась от 4 до 5 часов после восхода Солнца. Все данные о работе изделия оставались в допустимых пределах. Было отмечено незапланированное испарение вольфрамового катода, спровоцировавшее всплески на показаниях прибора порядка 92-93 а. е. м, что потребовало проверки чувствительности изделия, которая осталась прежней. Источник ионов содержал два катода, использование которых определялось по команде с Земли. Для приёма ионных лучей в диапазоне от 1—12 до 27,4 а. е. м использовались три приёмника таким образом, что одновременно просматривались три диапазона массовых пробегов: от 1 до 4, от 12 до 48, и от 27,4 до 110 а. е. м. Разрешение анализатора было установлено на 100 при самой высокой массе в 82. Для каждого диапазона массового пробега использовалась своя система электронных умножителей, умножителей частоты, счётчиков и дешифраторов. В нормальном режиме мощность облучающих электронов фиксировалась на уровне в 70 эВ; чувствительность прибора позволяла измерять концентрации отдельных видов газов в диапазоне 1,0⁻⁵ Торр. Работа в альтернативном режиме велась с четырьмя величинами энергий: в 70, 27, 20, и 18 эВ, которые периодически повторялись во время просмотра всего спектра массовых пробегов. Сканер напряжений масс-спектрометра применялся вместе с высоковольтным шаговым источником питания, диапазон напряжений которого варьировался в 1330 шагов от 320 до 1420 В с задержкой в 0,6 с/шаг. Поскольку каждый шаг был синхронизирован с основным кадром телеметрии, местоположение слова в посылке служило обозначением массового числа. Полное время прохода всего диапазона составляло 13,5 мин. Прибор был откалиброван по испытываемым нагрузкам.

Эксперимент по измерению лунной гравитации

Целью эксперимента по измерению лунной гравитации (S-207) было получение высокоточных измерений ускорения свободного падения на лунной поверхности и её изменений на выбранном участке. Особой целью было определение величины лунной гравитации относительно земной (с точностью до стотысячных долей), определение масштабов неровностей лунной поверхности с привязкой к приливным силам, измерение вертикальной составляющей лунной сейсмической активности и наблюдение либраций луны, вызываемых прочими космическими объектами. Оборудование состояло из электронных устройств, датчиков, экрана для защиты от солнца и ленточного кабеля, идущего к центральной станции. Оборудование было размещено силами экипажа на удалении 8 м от станции ALSEP. Сама установка включала в себя увязку и выравнивание в пределах погрешности ±3º с использованием в качестве ориентира тени от защитного экрана и подключение кабеля к центральной станции. Главной целью эксперимента был поиск гравитационных волн, предсказанных теорией относительности Эйнштейна. Также эти измерения могли внести вклад в изучение лунной сейсмологии и деформаций Луны. Эксперимент был провален из-за производственного брака.

Эксперимент по исследованию космического излучения

Эксперимент по исследованию космического излучения преследовал следующие цели:

• С помощью слюдяных детекторов измерить поток частиц, входящих в состав солнечного ветра и имеющих атомное число Z > 26;
• Определить поток ионов, входящих в состав разреженного газа солнечного ветра с использованием металлической фольги;
• Во время периодов низкой солнечной активности, используя пластмассовые, стеклянные и слюдяные детекторы, измерить поток космических частиц с низкой энергией, имеющих как солнечное, так и галактическое происхождение;
• Используя слюдяные детекторы, определить концентрацию радона в лунной атмосфере.

Эти детекторы были закреплены на лунном модуле, часть из них находилась в его тени и была сориентирована прямо в космос, а оставшиеся находились под воздействием солнечного излучения. Все детекторы были возвращены на Землю для анализа треков, оставленных частицами. Суммарное время выдержки составило 45,5 часов; детекторы были чувствительны к энергиям частиц в диапазоне от 1 кэВ до нескольких МэВ на ядро.

Эксперимент по измерению уровней энергий нейтронов

Лунный зонд для обнаружения нейтронов был разработан для измерения доли захваченных нейтронов с низкой энергией как функции от глубины лунного реголита. Эксперимент проводился с использованием двух систем обнаружения частиц. Первая система для фиксации альфа-частиц, излучаемых нейтронной ловушкой, использовала пластмассовый детектор из триацетата целлюлозы вместе с мишенями из бора-10. Вторая система использовала слюдяные детекторы для обнаружения осколков при делении мишеней из урана-235, которое было вызвано нейтронной бомбардировкой. Зонд представлял собой кольцо, которое вело непрерывную регистрацию основных уровней энергий нейтронов лунной поверхности на глубинах до 2-х метров. Зонд включался и выключался вращательным движением, которое либо наводило мишени и детекторы друг на друга, либо рассогласовывало настройку. Механизм включения-выключения был необходим для предотвращения накопления сторонних частиц (поток нейтронов шёл с генератора питания ALSEP и с поверхности космического корабля). На всех переключаемых положениях были установлены точечные источники урана-238, которые служили достоверными индикаторами для уверенности в том, что прибор правильно включён. Дополнительно для получения спектра низких энергий нейтронов в диапазоне до 0,35 эВ в центре и внизу зонда были установлены кадмиевые поглотители. Дальнейшая информация и спектре энергий была получена из проб криптона-80 и криптона-82, произведённых бромовыми нейтронными ловушками, изготовленными из бромида калия, находящегося в извлекаемых капсулах, вставленных в верхнюю, нижнюю и среднюю части зонда. Эксперимент прошёл в штатном порядке с самого его начала 12 декабря 1972 года вплоть до его прекращения во время третьего выхода на поверхность Луны 13 декабря 1972 года. Результаты эксперимента опубликованы в 'The moon', т. 12, с. 231—250, 1975 год. По заверениям авторов, неопубликованные экспериментальные данные отсутствуют.

Эксперимент по исследованию гравитационного поля

Целью эксперимента по исследованию гравитационного поля было измерение лунного гравитационного поля, которое в свою очередь давало информацию о распределении лунной массы и её вариациях в зависимости от формы поверхности. Измерение гравитационного поля проводилось путём наблюдения движения космического корабля на орбите. В качестве наблюдаемых данных использовались высокоточные измерения радиосигнала, использовавшегося для навигации в режиме реального времени. Однако, эти измерения скорости, проводившиеся в режиме прямой видимости, могли быть получены только тогда, когда космический аппарат находился в зоне радиозахвата Земли (так, данные, полученные с обратной стороны Луны, переданы не были). Данные снимались следующим образом: радиосигнал с частотой 2101,8 МГц передавался с Земли космическому кораблю, где происходило его умножение на 240/221, после чего сигнал изменённой частоты транслировался на Землю; на Земле сигнал с изначальной частотой, умноженный на 240/221, вычитался из полученного сигнала. Удаление или приближение космического аппарата вызывало доплеровское смещение (смещалась частота), что могло быть использовано для оценки скорости между космическим кораблём и Землёй. Разницы в результатах непрерывно подсчитывались, и, в течение всего процесса измерений, записывались. Из-за неточностей, вызванных использованием дроби 240/221, разрешение было порядка 0,01 Гц, или 0,6 мм/с.

Эксперименты на орбите

Спектрометр дальней ультрафиолетовой области спектра

Спектрометр дальней ультрафиолетовой области спектра хорошо работал на протяжении всего полёта и получал снимки лунной поверхности, лунной атмосферы, зодиакального света, солнечных излучений, излучений Земли, а также излучений галактик и звёзд. Изделие представляло собой спектрометр Эберта с фокусным расстоянием в 500 мм, который измерял интенсивность излучения как функцию от длины волны в диапазоне от 1180 до 1680 Å. Оптическая схема прибора включала в себя внешнюю отражательную перегородку, входную щель, зеркало Эберта, сканирующую дифракционную решётку, выходную щель, выходные щелевые зеркала и ФЭУ. Дифракционная решётка имела площадь около 100 кв.см. и 3600 штрихов на 1 мм. Механизм, кинематически связанный с решёткой, включал в себя вращающийся эксцентрик с толкателем, который качал решётку вперёд-назад в заданном диапазоне. Полный спектр, начиная со 1180 Å, снимался каждые 12 сек. Формат слова данных синхронизировался по проходу реперного знака, означающего конец цикла сканирования. Трубка ФЭУ выдавала электрический сигнал, который зависел от интенсивности проходящего света. Также в составе модуля находилась аппаратура телеметрической обработки сигналов.

Сканирующий инфракрасный радиометр

Сканирующий ИК-радиометр, размещённый на борту командного модуля, был предназначен для измерения теплового излучения лунной поверхности с целью получения температурной карты лунной поверхности с высоким разрешением. Эта карта могла помочь рассчитать кривые охлаждения для различных областей Луны, и, таким образом, описать такие физические параметры лунной поверхности как теплопроводность, расчётную плотность и удельную теплоёмкость. Вдобавок полученные данные могли быть использованы для обнаружения, опознавания и изучения аномально горячих или холодных областей с высоким пространственным разрешением при относительно длительных периодах охлаждения поверхности. В ходе эксперимента впервые были получены данные ик-съёмки обратной стороны Луны. Радиометр был установлен на нижнем кронштейне отсека научного оборудования и состоял из блока оптического сканирования и теплового приёмника инфракрасного излучения с соответствующей электроникой. Блок оптического сканирования включал в себя свёрнутый кассегреновский телескоп, светопоглощающие экраны и вращающееся зеркало, привод которого осуществлялся от двигателя с редуктором. Вращающееся зеркало обеспечивало возможность сканирования перпендикулярно к сейсмическому профилю с разворотом до 162º. Терморезистивный тепловой приёмник инфракрасного излучения принимал данные через линзу, покрытую кремнием. Электронный блок делил три телеметрических канала температуры на три диапазона — от нуля до 160 К, от нуля до 250 К и от нуля до 400 К. В начале каждого цикла измерений электронный блок калибровался по ориентации радиометра в дальний космос. Каждый цикл съёмки поверхности начинался на высоте 60 морских миль, а затем высота орбиты снижалась до 14 миль. Это было вызвано тем, что на высотах ниже 40 морских миль радиометр было невозможно сориентировать в дальний космос. Для датчика был предусмотрен защитный кожух, управляющийся из командного модуля и закрывавший датчик в те моменты, когда это было необходимо. Кожух обеспечивал защиту сканирующего модуля от прямого солнечного излучения и загрязнения отходами, сбрасываемыми из космического корабля.

Профилирование лунной поверхности

Профилирование лунной поверхности имело целью:

• измерить электромагнитное излучение галактики на поверхности Луны;
• произвести съёмку электропроводности нижнего горизонта для того, чтобы сделать выводы о геологической структуре;
• получить изображения поверхности;
• снять профили поверхности для определения лунных топографических изменений.

Прибор, обеспечивающий решение поставленных задач, представлял собой трёхдиапазонную РЛС с синтезированным раскрывом, работающей на длинах волн 60 м, 20 м и 2 м (5, 15 и 150 МГц соответственно). данные с радара записывались на 70-миллиметровую фотоплёнку в формате с синхронизацией записи по частоте и были возвращены на Землю для дальнейшей обработки. Подсистема HF-1 (5 МГц) обеспечивала наибольшую проникающую способность для исследований. Подсистема HF-2 (15 МГц) включалась периодически, действуя совместно с системой HF-1, она давала частичное перекрытие системы HF-1: подобная жертва обеспечивала более высокое разрешение. Система VHF (150 МГц) была разработана для малоглубинного зондирования и сьёмок поверхности. Профиль поверхности снимался на всех трёх частотах. Для каждого из диапазонов частот были предусмотрены раздельные системы приёма/передачи сигнала. Полученные данные были обработаны на Земле и явили собой качественные профили лунной поверхности и нижнего горизонта.

Фотографирование с рук

Целями фотографирования с рук было:

• получение фотографий особенностей лунной поверхности, представлявших научный интерес, с окололунной орбиты и в течение перелёта Луна-Земля с выключенным двигателем;
• получение неярких фотографий астрономических и земных объектов.

Объекты для фотографий лунной поверхности включали в себя особые участки, снятые в свете, отражённом от Земли и при низких уровнях освещённости (возле границы света и тени на лунной поверхности) с целью дополнения фотографий, полученных панорамными камерами и аппаратами для картографической съёмки. С орбиты был сфотографирован эффект слабой освещённости, вызванный рассеянным светом, исходящим от ряда небесных тел, солнечной короны, и зодиакального света. Также предполагалось фотографировать кометы при соответствующем освещении и условиях наблюдения. Использовавшееся оборудование включало в себя 16-миллиметровую камеру с фокусным расстоянием в 18 мм (для фотографирования комет к камере прилагался секстант), 70-миллиметровую электрическую камеру «Хассельблад» со съёмными объективами с фокусными расстояниями 80 и 25 мм, и камеру «Nikon F NASA», оснащённую объективом с фокусным расстоянием 55 мм. В ходе проведения съёмок кометы не наблюдались.

Лазерный альтиметр

Лазерный альтиметр, установленный на борту Аполлона-17 выдавал данные системы определения дальности для вычисления высоты командного модуля над лунной поверхностью. Данные системы определения дальности со временной корреляцией запрашивались с разрешением в 1 м и использовались для помощи при картографической и панорамной съёмках, как точная высота. Также они помогли определить и взаимоувязать особенности лунной топографии с разрешением до 15 м, что помогло лучше определить форму Луны. Также эти данные совместно с данными РЛС использовались для более точного вычисления лунной орбиты. Лазерный альтиметр был откалиброван в паре с подсистемой топографической камеры, и делил вместе с ней место на верхнем уровне приборного отсека; камера и альтиметр были закрыты кожухом для защиты оптики. Для работы на орбите альтиметр был развёрнут на выдвижном рельсовом кронштейне. Работа осуществлялась в двух режимах:

• совместно с работающей фотограмметрической камерой, когда альтиметр излучал одиночный импульс для согласования по прохождению середины кадра (приблизительно 1 импульс за 24 секунды);
• при отключенной фотограмметрической камере — в режиме самостоятельной работы, что позволяло проводить измерения поверхности каждые 20 сек. При отключённой фотограмметрической камере звёздное небо не фотографировалось.

Биосборка

Целью эксперимента было изучение влияния космических лучей (потоков групп тяжёлых ядер), излучаемых галактикой, на биологические организмы в течение полёта за пределами магнитосферы Земли. В частности, эксперимент был разработан для изучения влияния Z-частиц на биосистемы различного уровня: от молекулярного до высокоорганизованного, а также на развитые формы жизни. Герметично закрытый алюминиевый контейнер содержал ряды слоёв с определённым биоматериалом, причём каждый из слоёв был помещён посередине между различными типами датчиков излучения космических лучей. Исследовавшиеся формы жизни представляли собой неактивные споры сенной палочки, сухие семена жерухи, корешки зародышей бобов и заключённые в оболочку яйца артемии. Исследуемыми биологическими явлениями были:

• физико-химическая инактивация молекулярных и клеточных функций;
• вред, причинённый радиацией клеткам и клеточным системам;
• спровоцированные радиацией мутации, приводящие к генетическим изменениям биологического вида;
• изменения роста и развития тканей.

Слои представляли собой эмульсии, помещённые в упаковку из целлулоида и поликарбоната, к которой были прикреплены термолюминесцентные дозиметры из фторида лития.

Биологический эксперимент с космическими лучами

Биологический эксперимент с космическими лучами (Biological Cosmic Ray Experiment, BIOCORE) имел основной целью определить, поражают ли ядра тяжёлых элементов мозг, глаза, кожу и иные ткани. Материально-техническая база эксперимента включала в себя группу сумчатых мышей (англ. Сумчатая мышь) со вживлёнными им под кожу головы датчиками космических лучей, которые летели на борту командного модуля Аполлона-17 в специальном контейнере.

Контейнер

Мыши совершили полёт в закрытом контейнере с собственной системой жизнеобеспечения, который в ходе полёта не требовал обслуживания, записи данных или снабжения электроэнергией. Контейнер хранился в командном модуле, в шкафчике А-6. Собранный контейнер был 350 мм длиной. Герметично закрытая алюминиевая колба диаметром 177,8 мм и длиной 290 мм содержала шесть перфорированных алюминиевых трубок диаметром 28,6 мм и одну перфорированную трубку из нержавеющей стали диаметром 62,5 мм. Шесть алюминиевых трубок размещались вокруг нержавеющей. Для поглощения углекислого газа и подачи кислорода центральная трубка содержала 350 г перекиси калия К0₂. Каждая из пяти алюминиевых трубок содержала мышь и 30 г еды (семян), шестая трубка была пустой. Контейнер был снабжён клапанами сброса давления и двумя устройствами, записывавшими максимальную и минимальную температуру. Контейнер удерживался в шкафчике с помощью растяжек, а чтобы предотвратить его перегрев, точки контакта с поверхностью контейнера смазали теплопроводящей пастой. С целью контроля общей радиационной обстановки, внутри шкафчика, с нижней стороны, был установлен датчик радиации. В качестве контрольного на Земле остался точно такой же контейнер с пятью мышами, причём мыши, оставшиеся на Земле, подвергались тем же нагрузкам, что и летевшие в космос.

Датчики радиации

Датчики радиации, вживлённые мышам под кожу черепа, были выполнены из пластмассовых детекторов частиц, состоявших из двух слоёв нитрата целлюлозы, помещённых между двумя слоями лексана; площадь поверхности датчика была приблизительно 0,55 кв. см. Края датчика были термоизолированы и имели толщину около 0,58 мм. Датчики были покрыты параленом и прикреплены к гибкой силиконовой подложке, которая повторяла контур черепа мыши. Датчики были имплантированы под кожу черепа мышей за 35-38 дней до запуска и покрывали область мозга целиком.

Сумчатая мышь

Сумчатая мышь (лат. Perognathus longimembris) — это мешотчатый грызун, эндемичный для сухих регионов юговосточной части США и северной Мексики. Мыши весили приблизительно от 7 до 12 граммов и были выбраны из-за своего небольшого размера и умения резко снижать уровень обмена веществ во время спячки или в изоляции. Вдобавок, они не нуждаются в питьевой воде, экономны, так что запас еды может быть выдан им весь сразу, выделяют мало отходов и способны противостоять серьёзной смене обстановки.

Ход эксперимента

Мыши и еда были помещены в трубки 2 декабря 1972 г в 20:50, затем сборка была наполнена газообразным кислородом и проверена на предмет утечек. Контейнер был подготовлен к установке 5 декабря в 19:00. Давление внутри контейнера менялось от 22000 до 34000 Па. Контейнер был установлен в шкафчик A-6, а затем перенесён вместе со шкафчиком в командный модуль. Мыши пробыли в космосе в общей сложности 12 дней и 13 часов. Контейнер был извлечён из командного модуля 19 декабря в 23:30, а затем наполнен смесью кислорода и гелия в пропорции 1:1. 20 декабря в 02:40 контейнер был доставлен в Паго-Паго (Американское Самоа), в медицинский центр Линдона Джонсона. Контейнер был разобран, мыши извлечены и взвешены. Две из них были в бодром состоянии, две свернулись калачиком и лежали спокойно, а пятая сдохла, предположительно, в самом начале полёта. Четырём живым мышам был введён наркоз, затем им в сердце и внутричерепную полость впрыснули смесь формальдегида, ацетиловой кислоты и метилового спирта, которая сохранила мозг и прочие ткани в их естественном состоянии. Мыши были вскрыты, а их головы законсервированы. Затем биологический материал был возвращён в Научно-исследовательский центр им. Эймса, где были сфотографированы датчики радиации и определены их точные положения. С целью определить траектории частиц космических лучей, датчики радиации были обработаны и проявлены. Исходя из полученных данных, мозги мышей были расчленены и изучены на предмет повреждений, ожидаемых в участках, определённых из анализа следов, оставленных частицами на датчиках. Также были изучены кожа, глаза, лёгкие, и внутренности. Аналогичные действия были проведены над контрольной группой мышей. Исследования показали, что ткани тел живых мышей под действием космических лучей не изменились. Покровная ткань органов обоняния живых мышей, в отличие от дохлой, была серьёзно повреждена. И у мышей побывавших в космосе, и у оставшихся на Земле, было кровотечение в полости среднего уха с обеих сторон. Несмотря на то, что у трёх живых мышей было 13 небольших повреждений кожи головы, патологических изменений в оболочках мозга или на своде черепа обнаружено не было. Пять частиц прошли через глаза, но повреждений сетчатки замечено не было. Несмотря на то, что были проведены тщательные исследования в попытках обнаружить, наносят ли z-частицы вред мозгу и другим тканям, отсутствие повреждений не должно приниматься как отрицание такой возможности.

Обнаружение метеоров

Целью этого эксперимента было использование теплозащитных поверхностей иллюминаторов командного модуля (аморфный кварц), чтобы получить данные о потоке метеоров с массой не более нанограмма. В качестве детекторов метеоров использовалось около 0,4 м² поверхностей иллюминаторов. Для получения данных о динамических и физических свойствах метеоров остатки и структура кратеров, произведённых этими метеорами, были изучены дополнительно. Допуская, что разброс скоростей мелких метеоров подобен разбросу скоростей больших метеоров, в ходе эксперимента могли быть получены данные о плотности изучаемых объектов. Состав остатков метеоров в кратерах или в спечённом стекле был определён с использованием сканирующего электронного микроскопа и недиспергирующего датчика рентгеновских лучей. Площадь, подвергавшаяся бомбардировке, была от 25 до 100 больше в размере, чем диаметр сталкивавшихся с ней метеоров, вследствие чего поверхность окон была идеальным детектором. Таким образом, метеор, насчитывавший 0,5-2 микрона в диаметре, мог создать 50-микронный кратер, что могло быть установлено с использованием оптического сканирования с помощью стереомикроскопа с телевизионной приставкой. Подобные эксперименты проводились и в ходе предыдущих полётов КК Аполлон.

Панорамная съёмка

Целью панорамной съёмки было получение обычных и стереоскопических панорамных фотографий лунной поверхности с высоким разрешением. Эти фотографии должны были помочь постановщикам экспериментов, выполняемых с помощью приборов, расположенных в приборном отсеке, привязать данные датчиков к данным лунной поверхности. Камера с фокусным расстоянием 610 мм позволяла получить с высоты 110 км снимки с разрешением от одного до двух метров на пиксель. Механизм камеры состоял из 4-х основных узлов:

• Поворотной рамы, которая непрерывно перемещалась вправо-влево, сканируя поверхность;
• Карданного узла, который смещал камеру вперёд и назад, чтобы получить стереоизображение и (или) скомпенсировать движение изображения;
• Основную раму;
• Пневмогидравлическую сборку, обеспечивавшую снабжение газообразным азотом.

Конструкцию завершала оптическая система, механизм перемещения плёнки и кассета с плёнкой. Камера была смонтирована в приборном отсеке командного модуля между двумя полками. Линза камеры при хранении была обращена внутрь, чтобы предохранить её от источников загрязнения. Съёмка велась в автоматическом режиме, но кто-то из экипажа должен был включать и выключать её, следить за питающим напряжением и режимами работы. При полёте к Земле плёнка была извлечена. В ходе съёмок было получено около 1500 фотографий хорошего качества.

Измерительная съёмка

Целью измерительной съёмки было получение высококачественных фотографий с привязкой к координатам лунной поверхности и с одновременным фотографированием звёздного неба для селенодезического и картографического контроля. Оборудование работало совместно с лазерным альтиметром и представляло собой камеру с углом обзора в 74 секунды, снабжённую объективом Fairchild с фокусным расстоянием 76 мм. Камера была направлена таким образом, что объектив, направленный на Луну, указывал точно на надир, в то время как объектив 35-миллиметровой камеры указывал на звёздное небо под углом 96º к вертикали и под прямым углом к направлению полёта. Для получения стереоскопического изображения фотографирование происходило с 78-процентным перекрытием. В ходе эксперимента использовалась пятидюймовая чёрно-белая плёнка № 3400, которая затем была доставлена на Землю. Камера размещалась в приборном отсеке командного модуля и работала в автоматическом режиме. Фотографии звёздного неба, для которых использовалась чёрно-белая плёнка № 3401, дали точные показания относительно высоты КК. С высоты полёта измерительная камера обеспечивала разрешение 20 м на пиксель.

Интересные факты

• Сернан, выйдя на Луну, пожаловался, что у него чешется нос, и он никак не может его почесать. Астронавты корабля Аполлон-16 тоже жаловались, что во время выхода на поверхность Луны у них часто чесался нос; это их очень раздражало, так как не было возможности его почесать. В шлемах для астронавтов корабля Аполлон-17, помимо тороидального баллона с питьевой водой и съедобной палочки для утоления жажды и голода во время выходов на поверхность Луны, поместили кусочек ворсистой ткани, чтобы чесать нос. Но у Сернана нос чесался в таком месте, что почесать его о ворсистую ткань было невозможно;
• Во время 3-й ВКД астронавты работали у огромного валуна, который впоследствии получил название Скала Трейси. У основания валуна была большая пологая площадка, на которой толстым слоем лежала лунная пыль. Сернан набрал пыль в мешочек для образцов, а затем отошёл и сделал несколько снимков. После полёта эти снимки были напечатаны во многих газетах и журналах. Астронавт «Аполлона-12» Алан Бин, ставший после ухода из НАСА художником, захотел нарисовать астронавтов у этого валуна. Он встретился с Сернаном, чтобы расспросить его о деталях. Во время беседы Сернан сказал, что, если бы он знал, что фотографии валуна станут такими известными, он написал бы что-нибудь на лунной пыли, например, имя своей дочери Трейси, которой на момент полёта было 9 лет. Бин попросил Сернана написать на листе бумаги, как именно он написал бы имя дочери. Когда картина была готова, Бин пригласил Сернана приехать посмотреть, что получилось. В том месте на скале, где Сернан брал образцы лунной пыли, было написано имя его дочери.

Источники

• APOLLO BY THE NUMBERS: A Statistical Reference by Richard W Orloff NASA History Division Office of Policy and Plans NASA Headquarters Washington, DC 20546

• Webb Haymaker, M.D., Bonne C. Look, Richard C. Simmonds, D.V.M., NASA Ames Research Center
• Eugene V. Benton, Ph.D., University of San Francisco BIOMEDICAL RESULTS OF APOLLO, SECTION IV CHAPTER 4, THE APOLLO 17 POCKET MOUSE EXPERIMENT (BIOCORE)[*]

• Cruty, M.R. et al.: Cosmic Ray Particle Dosimetry and Trajectory Tracing—Cosmic Ray Track Analysis for Apollo 17 BIOCORE. Aviation, Space, and Environmental Medicine, vol. 46, no. 4, sec. II, 1975, pp. 537–552.

• Haymaker, W. et al.: BIOCORE: Pocket Mouse Experiment. BIOSPEX: Biological Space Experiments , NASA TM-58217, 1979, p. 112.

• Haymaker, W. et al.: The Apollo 17 Pocket Mouse Experiment (BIOCORE). Biomedical Results of Apollo, R.S. Johnston, L.F. Dietlein and C.A. Berry, eds., NASA SP-368, 1975, pp. 381–403

• Haymaker, W. et al.: The Effects of Cosmic Particle Radiation on Pocket Mice Aboard Apollo XVII: I. Project BIOCORE (M212), A Biological Cosmic Ray Experiment: Procedures, Summary, and Conclusions. Aviation, Space, and Environmental Medicine, vol. 46, no. 4, sec. II, 1975, pp. 467–481.

• Look, B.C. et al.: The Effects of Cosmic Particle Radiation on Pocket Mice Aboard Apollo XVII: VI. Launch, Flight, and Recovery. Aviation, Space, and Environmental Medicine, vol. 46, no. 4, sec. II, 1975, pp. 529–536.

• Apollo 17: Preliminary Science Report. NASA SP-330, NASA, Washington, D.C., 1973

Примечания

Комментарии

Использованная литература и источники

Ссылки

•  (англ.) [www.astronautix.com/flights/apollo17.htm Apollo 17]
•  (англ.) [www.lpi.usra.edu/lunar/missions/apollo/apollo_17/experiments/ Apollo 17 Mission Science Experiments — научные эксперименты]
•  (англ.) [articles.adsabs.harvard.edu//full/1973LPSC....4.2865H/0002867.000.html SAO/NASA Astrophysics Data System (ADS)] Отчёт по исследованию лунной атмосферы
• [moon.google.com Места посадок Аполлонов на Луне]
•  (англ.) [www.solarviews.com/eng/apo17.htm Apollo 17 Summary]
•  (англ.) [www.hq.nasa.gov/alsj/a17/a17.launch.html Return to Orbit] — Запись взлёта с Луны
• [www.apollotv.net Телепередачи в ходе работ]
•  (англ.) [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=1972-096A Краткий обзор полёта]
•  (англ.) [lsda.jsc.nasa.gov/books/apollo/s4ch4.htm Итоги биологического эксперимента с космическими лучами]

Отрывок, характеризующий Научные эксперименты «Аполлона-17»

В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.