Нахлебник
Поделись знанием:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
(перенаправлено с «Нахлебник (пьеса)»)
| Нахлебник | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
1848 г. |
| Дата первой публикации: |
1857 г. |
|
[az.lib.ru/t/turgenew_i_s/text_0980.shtml Электронная версия] | |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Нахле́бник» — комедия И. С. Тургенева 1848 года. Предназначалась для бенефиса актёра М. С. Щепкина. Первая редакция под названием «Нахлебник» была предназначена для третьего номера «Отечественных записок» 1849 года, но была запрещена цензурой 22 февраля 1849 года.
Впервые опубликована в журнале «Современник» (1857, № 3) под заглавием «Чужой хлеб. Комедия в двух действиях».
Третья редакция пьесы 1861 года была сделана для бенефиса М. Щепкина и впервые опубликована в 1869 году. В 1862 году этот не прошедший цензуру вариант с новыми правками И. Тургенева не игрался.
Действующие лица
- Павел Николаевич Елецкий, коллежский советник, 32 лет.
- Ольга Петровна Елецкая, урождённая Корина, его жена, 21 года.
- Василий Семеныч Кузовкин, дворянин, проживающий на хлебах у Елецких, 50 лет.
- Флегонт Александрия Тропачёв, сосед Елецких, 36 лет.
- Иван Кузьмич Иванов, другой сосед, 45 лет.
- Карпачов, тоже сосед, 40 лет.
- Нарцыс Константиныч Трембинский, дворецкий и метрдотель Елецких. 40 лет.
- Егор Карташов, управитель. 60 лет.
- Прасковья Ивановна, кастелянша. 50 лет.
- Маша, горничная. 20 лет.
- Анпадист, портной, 70 лет.
- Пётр, лакей. 25 лет.
- Васька, казачок. 14 лет.
Постановки
- Премьера «Нахлебника» состоялась 30 января 1862 года в Москве, в Большом театре, в бенефис уже престарелого М. С. Щепкина. Роли исполняли: Кузовкин — М. С. Щепкин, Ольга Петровна — Н. М. Медведева, Елецкий — И. В. Самарин, Тропачёв — С. В. Шуйский, Иванов — П. М. Садовский, Карпачов — Калинин.
- В Петербурге премьера «Нахлебника» состоялась 7 февраля 1862 года в бенефис Ф. А. Снетковой.
- 10 февраля 1889 года — первый акт. Петербург, Александрийский театр. Бенефис В. Н. Давыдова.
- 10 января 1890 года — «Театр либр» («Théâtre libre», Париж). Постановка А. Антуана.
- 3 марта 1912 года — Московский Художественный театр. Первый акт.
- 28 января 1913 года — Московский Художественный театр. Пьеса полностью.
- 1916 год — возобновление на сцене Александрийского театра в Петербурге.
- 1924 год — Малый театр.
- 1968 год — Ленинградский театр драмы им. А. С. Пушкина. Режиссёр О. Соловьёв (руководитель постановки В. В. Эренберг). В роли Кузовкина — А. Ф. Борисов. Изменён финал: Кузовкин рвёт дарственную.
- 1969 год — МХАТ им. М. Горького. В роли Кузовкина — M. M. Яншин.
- 4 октября 2013 года — Киев, Театр русской драмы имени Леси Украинки. Постановка Михаила Резниковича, премьера[1].
Экранизации
- 1953 — «Нахлебник», художественный фильм («Мосфильм»). В роли Кузовкина — Борис Чирков.
- 1970 — «Нахлебник», телеспектакль Ленинградского Государственного Академического театра драмы им. А. С. Пушкина (Ленинградское телевидение). В роли Кузовкина — Александр Борисов.
- 1972 — «Нахлебник», телефильм (Творческое объединение «Экран»). В роли Кузовкина — Михаил Яншин.
Напишите отзыв о статье "Нахлебник"
Примечания
- ↑ [www.rusdram.com.ua/plays/freeloader?comment_page=2#comments Нахлебник]
Ссылки
- [www.booksite.ru/fulltext/po/ta/pen/ko/15.htm Кандидатская диссертация С. Н. Потапенко «Природа конфликта в драматургии И. С. Тургенева». § 4.1, посвящённый пьесе «Нахлебник»]
- [www.maly.ru/news_more.php?number=1&day=12&month=9&year=2009 Спектакль Малого театра 1959 г.]
- [txt00.narod.ru/mxatnaxlebnik.htm Программа спектакля МХТ «Нахлебник» 1922 год.]
- В. И. Чернышёв. Комедия Тургенева «Чужой хлеб» («Нахлебник») // Сборник Пушкинского Дома на 1923 год. Пг., 1922. Стр. 117—136.
- Гительман Л. И. «Нахлебник» И. С. Тургенева на сцене Свободного театра Андре Антуана // Русская литература. 1976. № 4. Стр. 154—158.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Нахлебник
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
