Национализм

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Националисты»)
Перейти к: навигация, поиск
Не следует путать с нацизмом.
У этого термина существуют и другие значения, см. Национализм (значения).

Национали́зм (фр. nationalisme) — идеология и направление политики, основополагающим принципом которых является тезис о ценности нации как высшей формы общественного единства, её первичности в государствообразующем процессе. Как политическое движение национализм стремится к отстаиванию интересов определённой национальной общности в отношениях с государственной властью.

В своей основе национализм проповедует верность и преданность своей нации, политическую независимость и работу на благо собственного народа, культурное и духовное возрастание, объединение национального самосознания для практической защиты условий жизни нации, её территории проживания, экономических ресурсов и духовных ценностей[1]. Он опирается на национальное чувство, которое родственно патриотизму. Эта идеология стремится к объединению различных слоёв общества, невзирая на противоположные классовые интересы. Она оказалась способной обеспечить мобилизацию населения ради общих политических целей в период перехода к капиталистической экономике.

В силу того, что многие современные радикальные движения подчёркивают свою националистическую окраску, национализм часто ассоциируется с этнической, культурной и религиозной нетерпимостью (или любой иной неприязнью к этническим «другим»). Такая нетерпимость осуждается сторонниками умеренных течений в национализме.

СМИ «национализмом» часто называют этнонационализм, в особенности его крайние формы (шовинизм, ксенофобия и др.), которые делают акцент на превосходстве одной национальности над остальными[2]. Многие проявления крайнего этнонационализма, включая разжигание межнациональной розни и этническую дискриминацию, относятся к международным правонарушениям.





Доктрина

Национализм — это прежде всего идеология[3], которая включает следующие элементы[4][5][6]:

  • Существование наций. Национализм постулирует, что человечество законами природы поделено на фундаментальные единицы — автономные и самодостаточные нации, которые отличаются набором определённых объективных характеристик.
  • Суверенное право нации на самоопределение. Национальные проекты могут осуществляться только в собственном государстве. Нация имеет право сформировать своё государство, которое должно включать в себя всех членов нации[7]. Для каждой непрерывной территориально-административной единицы политические границы должны совпадать с культурно-этническими. Таким образом, нация обладает высшей (суверенной) властью над чётко ограниченной территорией, в пределах которой проживает достаточно однородное население.
  • Первичность нации в государствообразующем процессе. Нация является источником всей политической власти. Единственным легитимным типом правительства является национальное самоуправление. Каждый член нации имеет право непосредственно участвовать в политическом процессе. Тем самым национализм символически приравнивает народ к элите.
  • Национальная самоидентификация. Национализм считает необходимой общность языка и культуры для всего населения в пределах единой административно-территориальной единицы. Люди отождествляют себя с нацией ради свобод и самореализации. С другой стороны, нация гарантирует членство и самоидентификацию даже тем, кто не чувствует себя частью никакой другой группы[8].
  • Солидарность. Единообразие достигается за счёт объединения людей на почве любви и братства, а не путём навязывания определённой культуры. Важно, чтобы члены нации ощущали узы солидарности и действовали не одинаково, а в унисон[5], соизмеряли свои усилия с устремлениями других.
  • Нация как высшая ценность. Преданность индивида национальному государству превыше индивидуальных или других групповых интересов. Задача граждан — поддерживать легитимность своего государства. Укрепление национального государства является главным условием для всеобщей свободы и гармонии.
  • Всеобщее образование. Люди должны получать всестороннее формальное образование, необходимое для полноценного участия в жизни нации, а также для идентификации с её культурой, историей и языком[4].

Национализм подчёркивает различия, колорит и индивидуальность наций. Эти отличительные черты носят культурно-этнический характер[8]. Национальное самосознание способствует идентификации существующих иностранных вкраплений в культуру и рациональному анализу перспектив дальнейшего заимствования из других культур на благо своей нации[9].

Кроме того, национализм рассматривает нацию как эквивалент индивидуума, как социологический организм. Равенство людей перед законом независимо от их социального статуса или происхождения аналогично равенству наций независимо от их размера или мощи с точки зрения международного права. В представлении националистов, нации могут обладать талантами или чувствовать себя жертвами. Нация также объединяет настоящее поколение с прошлыми и будущими, что мотивирует людей к высокой самоотдаче, вплоть до того, что они готовы ради её спасения пожертвовать своей жизнью[10].

Связанными с этой концепцией являются такие понятия, как «национальные ценности», «национальные интересы», «национальная безопасность», «национальная независимость», «национальное самосознание» и др.

Хотя сказанное выше относится к национализму в целом, его разновидности могут выдвигать также и другие идеологические требования: формирование нации вокруг определённого этноса (национальности), всеобщий равный правовой статус и др. Эти особенности рассматриваются подробнее в разделе «Типология».

Типология

Основная статья: Национализм (типология)

В зависимости от характера поставленных и решаемых задач, в современном мире формируется несколько типов национальных движений[11]. Наиболее широко используется классификация, произведённая Хансом Коном, который ввёл понятия политический и этнический национализм[12]. Большинство специалистов (включая самого Кона) считает, что каждая зрелая нация содержит в себе оба компонента.

Гражданский национализм (другие названия: революционно-демократический, политический, западный национализм) утверждает, что легитимность государства определяется активным участием его граждан в процессе принятия политических решений, то есть, степенью, в которой государство представляет «волю нации». Основным инструментом для определения воли нации является плебисцит, который может иметь форму выборов, референдума, опроса, открытой общественной дискуссии и т. д. При этом принадлежность человека нации определяется на основе добровольного личного выбора и отождествляется с гражданством. Людей объединяет их равный политический статус как граждан, равный правовой статус перед законом, личное желание участвовать в политической жизни нации[12], приверженность общим политическим ценностям и общей гражданской культуре[5]. Существенно, чтобы нация состояла из людей, которые хотят жить рядом друг с другом на единой территории[13].

В рамках гражданского национализма выделяют подвиды:

Государственный национализм утверждает, что нацию образуют люди, подчиняющие собственные интересы задачам укрепления и поддержания могущества государства. Он не признаёт независимые интересы и права, связанные с половой, расовой или этнической принадлежностью, поскольку полагает, что подобная автономия нарушает единство нации.

Либеральный национализм делает акцент на либеральных ценностях и утверждает, что существуют общечеловеческие ценности, такие как права человека, по отношению к которым патриотические нравственные категории занимают подчинённое положение. Либеральный национализм не отрицает приоритеты по отношению к тем, кто ближе и дороже, но полагает, что это не должно быть за счёт чужих.

Этнический национализм (другие названия: этнонационализм, культурно-этнический, органический, романтический, восточный национализм) полагает, что нация является фазой развития этноса и отчасти противопоставляет себя гражданскому национализму. В настоящее время «националистическими» называют как правило те движения, которые делают акцент на этнонационализме. С его точки зрения, членов нации объединяет общее наследие, язык, религия, традиции, история, кровная связь на основе общности происхождения, эмоциональная привязанность к земле, так что все вместе они образуют один народ (нем. Volk), кровнородственное сообщество[5]. Чтобы культурные традиции или этническая принадлежность легли в основу национализма, они должны содержать в себе общепринятые представления, которые способны стать ориентиром для общества[14].

Иногда при классификации выделяют культурный национализм, так что этнический национализм становится более узким понятием. Во избежание неоднозначностей, в данной статье последний называется «примордиальным этническим национализмом».

Культурный национализм определяет нацию общностью языка, традиций и культуры. Легитимность государства исходит из его способности защищать нацию и способствовать развитию её культурной и общественной жизни. Как правило, это означает государственную поддержку культуры и языка этнического большинства, а также поощрение ассимиляции этнических меньшинств для сохранения единообразия нации.

Примордиальный этнический национализм полагает, что нация основана на общем реальном или предполагаемом происхождении. Принадлежность нации определяется объективными генетическими факторами, «кровью». Сторонники данной формы утверждают, что национальная самоидентификация имеет древние этнические корни и потому носит естественный характер. Они высказываются за самоизоляцию культуры этнического большинства от других групп и не одобряют ассимиляцию.

Крайний национализм нередко ассоциируется с экстремизмом и ведёт к острым внутренним или межгосударственным конфликтам. В большинстве стран крайний национализм официально признаётся социально опасным явлением. В России разжигание межнациональной розни относится к уголовным преступлениям.

Стремление выделить для народа, проживающего в какой-либо части государства, его собственное государство на этой территории, приводит к сепаратизму.

Радикальный государственный национализм является ключевой составляющей фашизма и нацизма. Многие этнические националисты разделяют идеи национального превосходства и национальной исключительности (см. шовинизм), а также культурной и религиозной нетерпимости (см. ксенофобия).

Ряд международных документов, в том числе Всеобщая декларация прав человека и [www.un.org/russian/documen/convents/raceconv.htm Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации], осуждают этническую дискриминацию и ставят её вне закона.

Характерная для национализма размытость идеологии и эклектичная структура политических движений часто открывает возможности для политики «двойных стандартов». Например, стремящиеся к сохранению своей культуры «нации-гегемоны» обвиняются в великодержавном шовинизме, а борьбу малых народов за национальную независимость называют сепаратизмом — и наоборот.

Многозначность понятия «национализм» в современном русском словоупотреблении

См. также: Национализм (изучение)

В современном русском языке наиболее употребительное значение слова «национализм» отличается от описываемой в данной статье идеологии и по смыслу приближается к шовинизму, этнократии и ксенофобии[15]. Это значение было внедрено в язык в советский период. Оно имеет выраженный негативный оттенок и делает акцент на превосходстве своей нации, национальном антагонизме и национальной замкнутости. Советский лингвист С. И. Ожегов — автор и составитель нескольких словарей русского языка — определил национализм как «идеологию и политику, исходящую из идей национального превосходства и противопоставления своей нации другим»[16]. А. А. Грицанов полагает, что для обыденного сознания слово «национализм» не имеет нейтрального звучания и всегда эмоционально окрашено[17]. Русская языковая традиция также приравнивает понятие «нация» к этничности. По мнению историка А. Миллера, это связано, с одной стороны, с тем, что Россия в целом слабо знакома с идеологией национализма, а с другой стороны, с намеренным искажением принятого в мире значения этого термина в Российской Империи и Советском Союзе[18]. Следствием стала практика подмены терминов, которую в своих целях используют как противники национализма, так и сторонники национальной исключительности. Владимир Путин называет себя и Дмитрия Медведева «националистами в хорошем смысле слова»[19].

Следует отметить, что негативное употребление понятия «националист» бытует не только в России. Так, президент Германии Й. Рау в своей инаугурационной речи объяснял, что патриот — это человек, любящий свою родину, а националист — ненавидящий другие народы и страны[20]. Американский историк Б. Шейфер приводит следующие значения термина «национализм»[21]:

  1. Любовь к общей земле, расе, языку и исторической культуре
  2. Стремление к политической независимости, безопасности нации и забота о её престиже
  3. Мистическая преданность туманному, иногда сверхъестественному социальному организму, который известен как нация и народ
  4. Догма о том, что индивидуумы живут исключительно для нации, которая есть цель в самой себе
  5. Доктрина, что данная нация является или должна быть господствующей среди других наций

Проблема усугубляется свойственной национализму размытостью, в силу его опоры на чувства и эмоции[22]. Смысл, вкладываемый разными людьми в одни и те же термины и лозунги, может быть порой противоположным. Так, лозунг «Россия для русских» трактуется одними как претензия этнических русских на исключительные права, а другими как требование, что государство должно служить народу. А. Миллер отмечает, что даже слово «русский» может пониматься как в строго этническом (примордиальном) значении, так и через культурные категории и участие в общей судьбе[18].

В связи с этим некоторые российские исследователи настаивают, что слово «национализм» следует использовать сугубо для обозначения этнонационализма. Другие полагают, что это сделает невозможной коммуникацию научной среды с обществом. Третьи видят выход в идеологической нейтрализации культурных значений базовых слов[23].

Нация

Основная статья: Нация

Национализм рассматривает нацию как данность, но при этом несёт в себе понимание того, что является нацией[14]. Идея нации опирается на чувство истории, на воспоминания и традиции, которые передаются из поколения в поколение. Её существование обычно рассматривается как плавное продолжение древнего этноса либо привязывается к определённым историческим моментам её основания.

В реальности нация — это наделённое самосознанием сообщество людей с перекрывающейся культурной и политической самоидентификацией, исторически возникшей вследствие их привязанности к определённой территории[24]. С одной стороны, это сообщество воображаемое: каждый его член несёт в себе его образ, представляет себе его границы, ощущает на себе его братские узы и убеждён в его верховной власти. Человек представляет свою жизнь как траекторию вдоль общего пути, параллельную жизням тысяч своих соотечественников, которых он никогда не видел и не увидит[10]. При этом люди, составляющие нацию, объединены общими симпатиями, посвящают себя общей деятельности, желают находиться под одним правительством и желают, чтобы это правительство состояло из их представителей[25].

С другой стороны, корни большинства наций сосредоточены вокруг доминирующего этнического стержня. Большинство членов нации разделяют общий образ жизни и испытывают привязанность к территории их совместного проживания с привычным и узнаваемым ландшафтом. Между тем, совместное проживание приводит со временем к появлению внешнего сходства[26] и к формированию этнической группы, представители которой верят в их общее генеалогическое происхождение в силу схожей внешности, обычаев или исторических воспоминаний[27]. Эта общность активно способствует национальной солидарности.

Однако национальное самосознание принципиально отличается от этнического, поскольку складывается в процессе осознания обществом своих интересов по отношению к государству, в то время как этническое самосознание состоит во взаимоотношении одной этнической общности с другими[28]. Этнические группы также вообще говоря не привязаны к конкретной территории, тогда как нации не обязательно опираются на миф об общем генеалогическом происхождении.

Национальное государство

Основная статья: Национальное государство

Национальное государство (государство-нация) — это территориальное образование, в котором сращиваются социальная организация, политическое управление и культурная самоидентификация. Стран, отвечающих всей строгости данного определения, менее 10 %, однако большинство современных государств включают многие его элементы[29].

Современные государства управляют множеством городов и соприкасающихся регионов посредством централизованных, дифференцированных и автономных структур. Они обладают монополией на формулирование обязательных к исполнению правил[27] и на применение силы в пределах своей территории[22]. Таким образом они распространяют своё прямое правление на всё население на своей территории и стремятся организовать жизнь всех людей определённым образом для экономического развития или обороны. Этим они отличаются от городов-государств, которые не стремятся к интеграции глубинки, и от империй, которые не пытаются надзирать над повседневными делами всех жителей[14]. Кроме того, национальное государство стремится к добровольной интеграции народов, и этим также отличается от империи, которая ставит целью захват новых территорий, их удержание и колонизацию[28].

Национальное государство ассоциируется с его гражданами, однако на внутренней и международной арене его обычно представляет один государственный лидер. Так, Шарль де Голль утверждал, что глава французского государства должен олицетворять «некую идею о Франции» (фр. une certaine idée de la France).

Несмотря на схожесть понятий «нация» и «национальное государство», национализм делает между ними некоторое различие. Понятия «нация», «государство» и «общество» относятся к различным уровням: культурному, политическому и социальному[29]. Например принято считать, что армия в национальном государстве защищает не государство, а нацию.

Геополитика

Основная статья: Геополитика

В своём трактате [lib.ru/FILOSOF/RUSSO/prawo.txt «Об общественном договоре»] (1762 г.) Ж.-Ж. Руссо писал, что размеры государства должны быть такими, «чтобы земли было достаточно для пропитания жителей». Позднее эта мысль получила развитие, что границы государства должны определяться необходимыми для нации материальными ресурсами. Так, Ф. Ратцель полагал, что если государства не растут, то они умрут. Этим он подводил теоретическую базу под продолжавшуюся колониальную экспансию европейских держав в Африке. Схожих взглядов придерживался Хэлфорд Макиндер.

В 1899 г. географ Р. Челлен ввёл в употребление понятие геополитика, которое в дальнейшем развил К. Хаусхофер. Под геополитикой понималась дисциплина, изучающая использование географических знаний для поддержки и направления политики государства[24]. Поскольку геополитика служила преимущественно для легитимизации колониализма и нацистской агрессии, после войны эта теория была дискредитирована.

История

Основная статья: История национализма

Национализм является продуктом нового времени[30]. На протяжении истории люди испытывали привязанность к родной земле и поддерживали местную власть. Однако большинство политических и культурных явлений до нового времени имело универсальный, а не национальный характер.

Термин «национализм» впервые ввели в употребление в XIX веке философ Гердер и аббат Баррюэль. Наиболее ранним его проявлением стала Славная революция в Англии. Подъём национализма совпал с возникновением либерализма, и на протяжении длительного периода обе идеологии развивались в связке друг с другом. Ярким проявлением национализма явилась борьба элит Нового Света против испанского колониализма[10]. Однако наиболее мощными всплесками стали революции в Америке и Франции. К 1815 г. национализм уже был одной из ведущих идеологий в мире. Он оказался способен обеспечить мобилизацию общества в период перехода к капиталистической экономике, что привело к повышению эффективности национальных государств и росту их экономической мощи[24].

Если национализм конца XVIII века во Франции и США был преимущественно гражданским, то в большинстве стран центральной и восточной Европы он возник как реакция на французскую оккупацию и поначалу носил этнический характер. Так, объединение Германии и аннексия Эльзаса-Лотарингии были осуществлены в русле пангерманизма. Во второй половине XIX века национализм начал подрывать целостность Австро-Венгрии, Российской и Османской империй, которые окончательно распались после Первой мировой войны. В начале XX века он расцвёл в Азии и Африке, что привело к обострению борьбы с французским и британским империализмом и в итоге к распаду колониальной системы.

Существенным элементом соглашений по окончании Первой мировой войны был план Вильсона поделить Европу на моноэтнические национальные государства, для осуществления которого была создана Лига Наций. При этом война подорвала веру в гуманизм, являющийся фундаментом для либерализма, что в сочетании с другими факторами привело к появлению фашизма и нацизма. Вслед за поражением Германии во Второй мировой войне последовала дискредитация всех форм крайнего национализма и связанных с ними учений.

В послевоенной Западной Европе активность национализма снизилась в связи с процессами интеграции в Европейское сообщество. Во многих странах были ликвидированы расовые и этнические дискриминационные ограничения. В посткоммунистической Восточной Европе, однако, на фоне распространения идей построения гражданской нации происходили острые этнические конфликты и этнические чистки[14].

В современном мире национализм продолжает играть активную роль на международной арене и имеет множество проявлений. Крайний национализм официально осуждается и сталкивается с законодательными запретами. В то же время представления о национальном государстве стали фундаментальной компонентой менталитета людей в либерально-демократических странах[5][30].

“Движения этнического национализма и сепаратизма возникают как в экономически развитых странах, так и в бедных. Как в федеративных демократиях, так и при жестком авторитарном правлении. … Не существует надежной корреляции между религиозной идентичностью и национализмом, - сепаратизм может быть католическим, исламским, протестантским и т.д. Нет и привязки к особым алгоритмам исторического развития”[31].

Подходы к изучению национализма

Основная статья: Национализм (изучение)

Среди исследований национализма выделяют три ведущие школы: примордиализм, модернизм и этносимволизм.

Примордиализм утверждает, что прототипы наций и национализм существовали всегда как данность с самого начала человеческой истории и что людям, принадлежащим к одной этнической общности, изначально и навсегда присущ некий набор культурных свойств, обусловливающих их поведение[32]. Целью примордализма является поиск некого «подлинного» этнического фундамента. В рамках этой теории национальная самоидентификация приобретает характер естественного закона природы. Данное представление особенно характерно для концепций национализма до XX века, однако до сих пор популярно среди крайних националистов. Противники традиционализма утверждают, что по-настоящему древних традиций не существует, а культурные нормы и ценности устойчивы настолько, насколько сохраняются формирующие их социальные институты[14].

С началом 21 века, в следствие бурного развития генетики, стала набирать популярность биологизаторское направление примордиализма. В России представителем биологизаторского направления примордиализма является профессор МГИМО В. Д. Соловей. В концепции биологизаторского примордиализма в основе любой этничности (национальности) лежит - биологическая популяция.

С точки зрения модернизма нации и национализм есть исторические явления, появившиеся на заре индустриальной эры и связанные с усилением государств и развитием капитализма[4]. Согласно этой теории, по мере усиления прямого правления государства над жителями, культура и повседневная жизнь стали всё больше зависеть от страны проживания. Развитие коммуникационных технологий и экономического рынка способствовало возникновению общественных связей между людьми, никогда не общавшимися друг с другом напрямую. В результате в пределах каждой страны жизнь начала становиться всё более однородной, а между странами начали нарастать контрасты. Сторонники этого направления не отрицают, что этническая принадлежность играет роль в происхождении национализма, а культура — на финальной стадии формирования нации, но в целом находят связь национализма с этнической принадлежностью совпадением. Они считают, что национальная принадлежность определяется современным государством, осуществляющим единый контроль над ясно очерченной территорией, а существующие этнические отношения пересматриваются, чтобы они совпадали с границами государства или наоборот, чтобы в борьбе за власть они послужили основанием для формирования новых государств.

Этносимволизм (перенниализм) отстаивает точку зрения, что корнем национализма, наряду с экономикой, является этническая принадлежность. Хотя этносимволисты не считают нацию исконным или естественным образованием, они полагают, что в её основе лежит относительно древняя история и национальное самосознание[5]. Согласно этой теории, ещё в доиндустриальную эпоху возникло множество этнических сообществ, представлявших собой население с общими элементами культуры, историческими воспоминаниями, мифами о предках и обладавшими определённой мерой солидарности. Границы этнических территорий не были чётко обозначены. Поскольку мифы, символы, воспоминания и ценности переносятся медленно меняющимися элементами культуры и жизнедеятельности, то этнические сообщества весьма долговечны. Некоторые из этих сообществ перешли в новую фазу культурно-экономической интеграции и стандартизации, стали привязаны к определённой исторической территории и выработали отличительные законы и обычаи, — то есть, стали нациями. Появление же идеологии национализма в конце XVIII века радикально изменило качество наций и их форму.

По мнению российского ученого А. И. Миллера, все теоретические исследования национализма последних десятилетий в той или иной степени опираются на работы Карла Дойча[20].

Национализм и культура

С конца XVIII века национализация государства шла параллельно с национализацией образования и общественной жизни[30]. Поэты и учёные приступили к реформе родного языка, подняв его до уровня литературного. Их труды в области истории подготовили почву для политических требований в отношении национальной государственности.

В национальных государствах появились новые ритуалы: фестивали, праздники, флаги, музыка, поэзия, патриотические речи. Со временем национальные элементы стали проявляться в сказках, архитектурном стиле, муниципальных законах и т. д. Политическая роль религии постепенно сошла на нет, а владение государственным языком стало играть принципиальное значение. Последнее было связано с развитием коммуникационных технологий и капитализма, который был заинтересован в расширении границ единого рынка[10]. Правда национализм отнюдь не всегда опирался на устоявшиеся языковые традиции. Во многих случаях он продвигал местные наречия в противоположность языку аристократических кругов. Иногда происходило возрождение малоупотребительных языков, иногда интеграция нескольких диалектов в новый общий язык.

В то время как доиндустриальное общество было поделено в основном на вертикальные слои, в новое время политика государств стала способствовать преодолению этого деления. Благодаря национализму высокая культура охватила всё общество, стала определять его и получила политическую поддержку[4].

Поскольку национализм стремится к идентификации человека с национальной культурой и языком (в противоположность идентификации с религией, местом проживания, родом и т. д.), важную роль играет образование[4]. Система всеобщего формального образования не только наделяет население базовыми профессиональными навыками (в первую очередь, обучает грамоте), но и позволяет национальному государству эффективно общаться напрямую с его гражданами. Система образования также может способствовать поддержке ценностей, культуры, истории и языка этнического большинства[33].

Особое внимание национализм уделяет трактовке и преподаванию истории для воспитания чувства отождествления себя с нацией. Многие исследователи полагают, что такое внимание носит идеологический характер и осуществляется с целью создания мифологической основы для своих требований[8] — как сказал Ренан, «забвение или, лучше сказать, историческое заблуждение является одним из главных факторов создания нации, и потому прогресс исторических исследований часто представляет опасность для национальности»[34].

В большинстве стран мира национализм стал частью самой структуры современного общества. Население воспринимает его как привычное явление и даже не реагирует на националистическую риторику, если только она не угрожает общественному порядку или не связана с каким-то объективным кризисом[5]. У людей возник ряд привычек идеологической окраски, которые обеспечивают непрерывное воспроизводство нации («банальный национализм»)[22].

Критика

См. также: Интернационализм и Космополитизм

Крайние формы национализма могут вызвать колоссальные страдания и чрезвычайно деструктивные эффекты[5], в том числе геноцид и этнические чистки. Основное русло национализма также является предметом критики.

Некоторые учёные склоняются к мнению, что общая теория наций и национализма не только невозможна, но и нежелательна, а вместо этого следует фокусировать внимание на его прикладных аспектах[35]. Термины «национализм» и «нация» с трудом поддаются определению, поскольку эти концепции глубоко вплетены в современную политику и любое определение сделает легитимными одни требования и нелегитимными другие[14]. Неопределённость и широта, приданные понятию национализм теоретиками, служат основой субъективного произвола при анализе конкретного содержания той или иной формы этой групповой лояльности[21].

Ряд учёных являются сторонниками антинационали́зма, который утверждает, что национализм опасен, не совместим с демократией, ведёт к нарастанию культурно-общественных различий и далее к конфликтам и войнам. Они полагают, что если своя нация стоит на самой высокой нравственной платформе, то можно сделать вывод, что позиции остальных наций ниже. Согласно современной теории антинационализма, представленной, например, в трудах Э. Балибара, сопутствующим моментом любого национализма является расизм. Некоторые противники национализма считают, что он лежит в основе большинства современных международных конфликтов. Так, Л. Н. Толстой писал, что причинами войн является «желание исключительного блага своему народу»[36].

Озабоченность вызывает то, что в национальном государстве все важнейшие элементы организации общества способствуют поддержанию культурного единообразия. Этим они невольно ставят под угрозу индивидуальное право на самоидентификацию. Хотя членство в нации носит добровольный характер, те, кто не согласны со стержневыми национальными ценностями, могут быть подвержены правовой дискриминации или стать жертвами ксенофобии. Существует также риск, что стремясь избежать нарушения национального единства, демократическое государство может пойти на соблазн применения силы, причём не только по отношению к иностранцам или этническим меньшинствам, но и по отношению к нации в целом. Тем самым оно может сползти в авторитаризм. В связи с этим сторонники культурного либерализма настаивают, что политическая система должна защищать меньшинства от диктатуры большинства. При этом нация с устоявшимися гражданскими ценностями и институтами гражданского общества способна быть таким гарантом[28].

Некоторые сторонники коммунитаризма полагают, что гражданский и либеральный национализм наносит ущерб структуре гражданского общества, поскольку не признаёт границы этнических сообществ. Им возражают противники политики мультикультурализма, которые считают, что признание внутренних этнических границ может привести к навязыванию принадлежности той или иной этнической группе и что вместо этого государство должно гарантировать каждому человеку свободу членства в сообществах.

Как отмечают исследователи, гражданский национализм не способен сам по себе обеспечить единство нации, поскольку основан преимущественно на рассудке и поскольку основные категории гражданского национализма (гражданство, политические права и т. д.) являются «внешними» для человека. Поэтому на практике национализм всегда содержит культурный элемент, который существенно более эмоциональный и оперирует «внутренними» категориями (религия, традиции и т. д.) Гражданский национализм также не способен внести ярко-отличительные черты в национальную самоидентификацию. Его вклад в формирование национальной уникальности отчасти опирается на территориальную привязанность, однако распространение демократии привело к сглаживанию остальных различий между европейскими государствами[33].

Между сторонниками этнического и гражданского национализма бывают острые противоречия. Националисты утверждают, что гражданский национализм даёт некорректное толкование понятию «нация» и склонны считать его формой интернационализма. Они отрицают, что нация может включать в себя разные национальности, хотя иногда готовы делать исключение для быстро ассимилирующихся некоренных национальностей.

Критики примордиального этнического национализма отмечают, что этническая принадлежность — это лёгкий способ выражения чувства коллективной идентификации, которая сближает «своих», подчёркивая отличия от «чужих». При этом что именно является общим для «своих», кроме как отличие от «чужих», не столь очевидно. В частности, процессы ассимиляции показывают, что этническая принадлежность группы способна к эволюции. Политические и культурные нормы усваиваются наиболее быстро. Физическая внешность иммигрантов часто не соответствует нормам коренного населения, однако у их потомков эти различия сглаживаются благодаря межнациональным бракам. В силу этого, теории «исконной» национальности лишены оснований. В то же время этнический национализм крайне замедляет процесс приобщения к нации для «посторонних», поскольку поменять собственные гены или своих предков невозможно. По этой причине многие социологи считают, что этнические ценности не должны простираться за пределы личной сферы жизни[33].

Левые движения часто рассматривают национализм как правую идеологию, поддерживающую консервативно-авторитарные режимы и враждебную социал-демократии. Однако есть и другой взгляд, согласно которому лишь сообщество, имеющее представление об общей судьбе и охваченное узами взаимного доверия благодаря сильной национальной идентичности, способно достичь социальной справедливости и демократии[6].

С точки зрения марксизма, национализм является «ловушкой для пролетариата», за исключением особых случаев, когда он способствует ликвидации классовых различий. Марксисты полагают, что распространение универсального рабочего сознания по всему миру и крах капитализма лишат национализм почвы. Однако прежде всего рабочий класс должен завоевать политическое господство в своей стране и тем самым «конституироваться как нация»[37].

Космополитизм утверждает, что людей в первую очередь должны волновать общечеловеческие вопросы, которые не признают границ или различий по расе, религии, культуре и т. п. Космополиты указывают на существование вопросов, которые шире национальной политики и могут решаться только на транснациональном уровне[38]. Следует отметить, что космополиты как правило не уделяют должного внимания проблеме обеспечения безопасности и порядка и подразумевают её решённой. Между тем, безопасность на практике поддерживается силовыми структурами национальных государств[39]. Космополиты также часто усматривают шовинистический потенциал в умеренных формах национализма и видят их опасность в перспективе перерождения в нацизм. Комментируя подобные утверждения, М. Уолцер обращает внимание на то, что «преступления в XX веке совершались как извращенными патриотами, так и извращенными космополитами. И если фашизм представляет первое из этих извращений, то коммунизм, в его ленинской и маоистской версиях, представляет второе»[40].

Сторонники индивидуализма утверждают, что фундаментальным элементом общества является отдельный человек, а не семья, сообщество, нация или любой другой коллектив. Только индивидуумы непосредственно наделены правами, а коллективные права появляются как следствие членства отдельных людей в этих коллективах. В частности, по их мнению, коллективные права не относятся ко всем людям в равной мере и наделяют определённые группы привилегиями.

«Национализм должен был бы быть осуждён христианской церковью как ересь» (Н. А. Бердяев).

Национализм в мире

По мнению политолога И. А. Гобозова, рост поляризации между богатыми и бедными государствами ведёт к росту национализма, Гобозов уточняет, что бедные народы пытаются сформировать собственные государственные образования, надеясь тем самым поднять национальную экономику и получить подлинную независимость, как и развитые государства стремятся к национальному обособлению[41].

Национализм в Великобритании

В период Славной революции англичане находились под сильным влиянием кальвинизма. Появление идеи о личной свободе и надежда на её распространение по всему миру вызывали аналогию с сюжетами из Библии. Поэтому национализм приобрёл форму, в которой англичане отождествляли себя с древним Израилем[30][42].

В 1707 г. Англия объединилась с Шотландией, став Великобританией. В 1801 г. в её состав вошла Ирландия. Позднее эти территории, включая колонии, стали частью Британской империи. До середины XX века жители империи были формально подданными короля. К этому относились положительно даже те англичане, которые сочувствовали освободительной борьбе народов Содружества, так как это подчёркивало их солидарность с этими народами[29]. Только в 1948 г., в результате Акта о национальности, подданные стали гражданами. Начиная с 1970-х британская самоидентификация приобрела расовый оттенок[29], и согласно новому законодательству безусловным правом на проживание в стране обладают только лица, получившие гражданство в Великобритании, и их потомки.

В настоящий момент, хотя большинство британцев приравнивают национальность к гражданству, значительная часть ирландцев, шотландцев и валлийцев считает, что они с англичанами являются представителями разных наций. Более того, для участия в региональных шотландских или валлийских выборах не требуется британского гражданства. В связи с этим в настоящий момент Великобританию не вполне корректно считать национальным государством[29].

По сути, английский национализм не был этническим и разъединяющем, он выполнял гражданскую, интегрирующую функцию. Распад империи привел к фундаментальному сдвигу в сознании, в частности активизировались национальные движения[43].

Национализм в Германии

Национализм в Германии возник как реакция на наполеоновскую оккупацию[30]. Начиная с Гердера и Фихте, немецкие националисты полагали, что Германия упирается корнями в древний немецкий этнос и что политические критерии включения в нацию несущественны. Например, Фихте в своём «Обращении к германской нации» (1807) утверждал, что немцев характеризует оригинальный язык и прослеживаемая с первобытных времён природа германского характера, что наделяет её метафизическим национальным духом. Однако если в прошлом история немецкого народа во многом зависела не от него, то в будущем, по мнению Фихте, немцы должны были вершить свою историю сами. Этот призыв был подхвачен другими немецкими философами и писателями, что привело к возникновению романтизма.

В тот период этнические немцы населяли территории многих стран (Австрии, Пруссии, России и т. д.). Пангерманизм стремился к их объединению в границах единого государства. Объединение Германии в 1871 году стало поворотным моментом в истории немецкого национализма, который начал вовлекать в себя широкие массы[44]. В XX веке идеология национал-социализма вобрала в себя многие элементы крайнего национализма. Нацисты утверждали, что Германия должна расширить свои границы, чтобы охватить всю территорию проживания немцев. В результате поражения в войне и краха НСДАП, чья идеология на Нюрнбергском процессе была признана одной из причин войны, Германия от этих утверждений отказалась.

Тем не менее, до последнего времени гражданство в Германии давалось преимущественно этническим немцам, в то время как другие иммигранты испытывали серьёзные трудности с получением гражданства[45].

Во время опросов общественного мнения, проведённых в Германии в начале 2009 года, 83 % всех опрошенных заявили, что гордятся тем, что они немцы[46]. По данным немецкого ведомства по защите конституции, число ультраправых экстремистов в Германии за 2009 год увеличилось на треть, эксперты объясняют это ухудшением экономической обстановки и падением уровня жизни из-за мирового финансового кризиса[47].

Национализм в Греции

Основная статья: Золотая Заря

Национализм в Израиле

Основная статья: Сионизм

Национализм в Индии

Основная статья: Индийский национализм

Национализм в Индии обострился в конце XIX века в связи с борьбой с британским империализмом. Националисты утверждали, что Индия должна сама осуществлять собственную политику; что свободная Индия способна остаться единой территорией; что индийцев объединяет религия (индуизм)[48]. Главной победой индийского национализма стало обретение независимости в 1947 г. При этом одной из серьёзных проблем стал выбор государственного языка, в результате чего их стало два: хинди и английский[14]. Основными трудностями к построению гражданской нации стали острые этнические и религиозные конфликты, которые, в частности, привели к отделению Пакистана.

Национализм в Китае

Основная статья: Китайский национализм

Национализм в Польше

Основная статья: Польский национализм

Польский национализм стал формироваться во время федерации Королевства Польского и Великого княжества Литовского. В это же время стал формироваться особый национализм на основе польско-литовской идентичности, которая объявляла многоконфессиональную и многонациональную Речь Посполитую образцом более гуманного и благородного государства[49]. Национализм польско-литовской идентичности был распространён среди польской шляхты и основывался на идеях сарматизма и культурных ценностях Золотой вольности. Большое значение в развитии польского национализма приобрёл католицизм, который использовался националистической мыслью как элемент мессианизма польского народа[50] и его самоидентификации[50][51]. В настоящее время в политической мысли в Польше превалирует политологическая концепция Ежи Гедройца, которая предполагает построение независимых от России и управляемых Польшей линии государств Литва-Белоруссия-Украина как элемента противовеса и ослабления России. Русист Анна Разьны считает эту концепцию ошибочной[52]. Российский политолог Лилия Шевцова считает концепцию Ежи Гедройца позитивной по отношению к России[53].

Национализм в России

Основные статьи: Национализм в России, Русский национализм
Русский национализм

Национализм появился в России во второй половине XVIII века, в связи с интересом образованных кругов высшего общества к течениям западноевропейской философии и политической мысли. Поначалу под нацией понималась культурная и интеллектуальная элита (преимущественно дворянство) в рамках существующего порядка. Национализм трактовался в духе примордиализма, что стимулировало интерес к истокам России и её культуре. Из-за отсутствия в русском языке точного эквивалента понятий, связанных с национализмом, долгое время использовались французские термины, хотя попытки перевода делались неоднократно. Так, Вяземский переводил фр. nationalité как «народность»[54]. Хотя слово «нация» встречается уже у Феофана Прокоповича и официальных документах петровской эпохи[55], первым россиянином, начавшим употреблять слово «национализм», стал Герцен[56], записавший в дневнике 1844 года: «...западно-либеральные головы считают национализм подпорою правительства[57].

В период правления Петра I достижения России вызывали в мире восхищение, и сподвижники царя также доброжелательно смотрели на европейцев как на равных. Однако к концу XVIII века вокруг отношения к Западу возникли разногласия. Дефицит равенства, свободы и уважения к личности на родине по сравнению с западными странами вызывал у русских патриотов чувство стыда[58]. Этот удар по национальной гордости привёл к возникновению двух противостоящих друг другу групп: западники считали, что Россия должна идти вслед за прогрессивными и либеральными силами по тому же пути, на который вступили Западная Европа и США, славянофилы же не соглашались видеть в Западе лидера и, тем более, образец для подражания. Они верили, что у России особый путь в связи с её географическим положением, авторитарным и православным прошлым. Славянофилы приписывали русскому характеру терпимость, жажду истины, спонтанность, сердечность, душевность, великодушие, безразмерность, соборность (склонность принимать решения коллективно). Это противопоставлялось обобщённому западному характеру, которому якобы были свойственны жадность, лживость, эгоизм, холодная расчётливость.

Интеллектуальная элита видела свою миссию в том, чтобы воспроизводить массовые стереотипы, конструировать на их основе новые идеи и навязывать их массам. Однако русский национализм оставался идеологией элиты вплоть до появления массовых общественных движений в начале XX века. Восстание декабристов 1825 г., призвавшее к ликвидации самодержавия, потрясло высшее общество, и большинство стало видеть в западных ценностях прямую угрозу для России, Польское восстание 1830 года и события в Европе подтвердили эти опасения. Это привело к ещё большей поляризации западников и славянофилов. В 1833 г. граф Уваров выдвинул тезис, что «собственными началами России являются Православие, Самодержавие и Народность»[54].

Поскольку Россия была империей, власть враждебно относилась к национализму меньшинств и опасалась опираться на этнонационализм русского большинства в силу его стихийности. При этом она пыталась использовать национализм меньшинств в других государствах в своих внешнеполитических интересах. Так, она поддерживала панславизм в Австро-Венгрии и Османской империи, несмотря на ответное настороженное или враждебное отношение. В начале XX века, когда в России начался упадок абсолютизма, власть начала прибегать к услугам черносотенцев и провоцировать межнациональные трения в самой империи.

Придя к власти в 1917 году, большевики подавили существовавшие движения русских националистов. Официально заявлялось, что великодержавный национализм был одной из враждебных идеологий и ему противопоставлялась идея интернационализма. Благодаря этому наиболее широкое распространение получил взгляд, что национализм (во всех его вариантах) советским режимом подавлялся. Некоторые авторы утверждают, что в СССР доминировал «социалистический патернализм», который делал акцент на нравственном характере отношений между людьми и государством в связи с их правами на долю в распределяемом общественном продукте[59]. В отличие от национальных государств, в СССР от граждан не требовались ни политическая активность, ни этническая схожесть; они должны были с благодарностью принимать то, что государство им давало[59].

Вместе с тем некоторые элементы политики носили национальный характер. Так, программа русификации началась в XX веке при царе и была продолжена советской властью. Во время Второй мировой войны И. В. Сталин взывал к национальному чувству и патриотизму, а позднее провозгласил русских «руководящим народом». Это сочеталось с разжиганием фобий по отношению к «народам-предателям» и этническими чистками. В период правления Леонида Ильича Брежнева разрабатывалась концепция «советского народа», которая включала в себя элементы политической нации[60], хотя и не наделяла её национальным духом[61].

Тем не менее, советская Россия никогда не занималась целенаправленным строительством нации. В СССР под «национальной политикой» понималось решение проблем нерусских народов[28]. Российская Федерация не считалась национальной республикой, а русское население — носителем особой этничности[28]. В бытовой повседневности большинство определяло себя только по отношению к государству, и основным параметром был ранг во властной иерархии[28]. В 1991 г. большинство русских (80 %) своей родиной называло весь Советский Союз[62].

Перестройка дала начало масштабным демократическим реформам (до конца не реализованным), однако при этом привела к росту сепаратизма в ряде республик.

В постсоветский период распад страны, крушение социалистических идеалов и разочарование в экономических реформах заставили многих людей обратиться к партиям и движениям, действующим в соответствии с идеями национализма, в том числе в его крайних формах. В начале XXI века национализм стал набирать популярность в массах, однако тяготение к этническому и гражданскому национализму до сих пор находится в неустойчивом равновесии.

Согласно распространённой точке зрения, переход России от имперского к национальному государству до сих пор не завершён[63], и на эту тему продолжаются дискуссии. Традиционалисты отстаивают идею укрепления вертикальных опор государства, в то время как модернисты призывают к его национализации и усилению горизонтальных общественных связей[28].

Национализм в Сербии

В первой половине XIX века на Балканах возникло движение сербского национализма. Тогда в среде сербской элиты возникла идея освобождения от османского владычества, и объединения южных славян в сильное государство.

Одним из основателей его был Доситей Обрадович, писатель и мыслитель. Он писал произведения об освободительной борьбе сербского народа и патриотические стихи. Считал всех жителей Сербии, Боснии, Герцеговины, Черногории, Далмации, Хорватии, Сирмия, Баната и Бачки братьями независимо от религии и церкви. Среди других сторонников пансербизма — историк Йован Раич и Сава Текелия, которые публиковали работы о районах, находящихся под единым названием «Сербская земля»[64].

Концепцию пансербизма поддерживали не империалисты, которые основывались на понятии сербского завоевания, а рационалисты. Они полагали, что рационализм смог бы преодолеть религиозные барьеры, которые отделяют православных славян, славян-католиков и славян-мусульман, то есть представителей единой нации. Идея унификации и гомогенизации силой была выдвинута Петром II Негошей[64].

В 1808 году Иван Югович, министр в правительстве Карагеоргия, создал проект будущего сербского государства, которое в дополнение к восставшей Сербии включало в себя «Старую Сербию» (сегодня Косово), Черногорию и Боснию и Герцеговину. Однако в России этот проект отвергли, и признали преждевременным.

Более четко великосербская идея была сформулирована в 1844 году в «Начертании» Илии Гарашанина, тайной политической программе Сербского княжества[65]. В основу «Начертания» лег план Франтишека Заха, согласно которому Сербия должна завершить свою «священную историческую миссию» начатую царем Душаном в XIV веке, и объединить всех сербов. Однако исследователи указывают на разногласия в планах Заха и Гарашанина. Если Зах видел Сербию как ядро будущей югославской империи, где хорватам будут предоставлены равные права, то Гарашанин видел только Сербскую империю.[65] «Начертание» легло в основу внешней политики многих сербских государственных деятелей, в том числе Александра Карагеоргиевича, Михаила Обреновича, Николы Пашича[66] и других.

В годы Второй мировой войны идеологом проекта великой и этнически однородной Сербии стал Стеван Мольевич, изложивший свои взгляды в труде «Гомогенная Сербия», написанный в июне 1941 года. В нём прямо говорилось:

«первым и главным долгом сербов является создание и организация гомогенной Сербии, которая охватила бы всю сербскую этническую территорию, и обеспечение этой Сербии необходимых транспортных коммуникаций и экономического пространства, которое обеспечило бы ей свободное хозяйственное, политическое и культурное развитие на все времена»

Практической реализацией этого проекта занимались отряды четников.

Новое возрождение сербский национальный проект получил в начале 80-х гг. XX века, был разработан Сербской народной радикальной партией, будущей Сербской радикальной партией, представлен её лидером Воиславом Шешелем и стоит на тех же популистских основах и из той же серии, что и Великая Хорватия, Великая Венгрия и т. д.

В состав Великой Сербии должны войти земли Боснии, Герцеговины, Македонии, Черногории. Перед Югославской войной из этих земель сербское население преобладало на территории половины Боснии и Герцеговины (нынешняя Республика Сербская) и в восточной Хорватии (Республика Сербская Краина). Идеи Великой Сербии широко использовались белградскими и местными властями для мотивации сербских солдат воевать в Боснии и Герцеговине.

Национализм в США

Со времён Войны за независимость американцы рассматривают свою нацию как флагман человечества на пути к большей свободе личности, равенству и всеобщему счастью[67]. Это сочетается с федерализмом, идеями равенства штатов и первичности местного самоуправления, так что многие американцы отождествляют себя прежде всего с родными штатами и рассматривают нацию как единство во имя общих целей.

В момент возникновения США представление о нации включало расовые, половые и имущественные ограничения, в частности, негры-рабы из неё были исключены. От расизма пострадали и другие меньшинства: так, во время Второй мировой войны свыше ста тысяч американцев японской национальности были помещены в концлагеря. Эффективные законы, запрещающие расовую дискриминацию, были приняты только в начале 1960-х.

К началу XX века значительный политический вес в стране получили движения англосаксонских протестантских националистов, выступавшие за ограничение иммиграции и стимулирование ассимиляции иммигрантов. Их противовесом стало Американское прогрессивное движение, поддерживавшее либеральный национализм, который до сих пор является важным элементом внутренней политики.

В современных США любой рождённый в стране человек является гражданином. При этом получение гражданства в другой стране не лишает его американского гражданства (американец может быть лишён гражданства только при добровольном отказе от него)[68]. Начиная с 1892 г. все школьники каждое утро произносят клятву верности флагу: «Я клянусь в верности моему флагу и республике, которую он символизирует: одной неделимой нации со свободой и справедливостью для всех». Американцы рассматривают своё общество как «плавильный тигель» множества иммиграционных субкультур, несмотря на доминирующий вклад протестантской англосаксонской культуры. Проводимая политика поддерживает высокий уровень национальной гордости американцев, независимо от их иммиграционного прошлого. Вместе с тем, в обществе получили распространение вторичные формы самоидентификации: афроамериканцы, испаноамериканцы и т. д[29]. В США нет государственного языка, хотя во многих штатах любые официальные документы должны издаваться как минимум на английском.

Ярким примером национальной традиции, поддерживаемой всеми этническими группами, является ежегодно отмечаемый День благодарения[69]. Он представляет собой торжество в честь мифологического события, которое изображает Америку прибежищем для искавших свободы иммигрантов и плодородной землёй, где разные культуры могут сосуществовать в мире[70].

Национализм на Украине

Основная статья: Украинский национализм

Основание теории украинского национализма было заложено в «Книге бытия украинского народа», написанной членами Кирило-Мефодиевского братства, к которому в частности, принадлежали историк Николай Костомаров и поэт Тарас Шевченко. Костомаров выдвинул тезис о двух русских народностях[71], доказывая существование отдельной «южнорусской» народности. Дальнейшее развитие концепция украинского национализма получила в трудах Михаила Грушевского, который стремился довести историю украинцев и украинства[72] до периода, предшествующего появлению Киевской Руси. Наиболее крайние, агрессивные формы теоретический украинский национализм приобрёл в работах Николая Михновского (он, в частности, выдвинул лозунг «Украина для украинцев») и Дмитрия Донцова. «Государственнический национализм» отстаивал другой публицист и теоретик польского происхождения, Вячеслав Липинский.

На начало XX века этноним «украинцы» использовался в основном в литературе и не употреблялся простыми носителями украинского языка (ранее малорусское наречие русского языка)[73], которые проживали преимущественно в Российской империи (территория Волынской, Екатеринославской, Киевской, Подольской, Полтавской, Таврической, Харьковской, Херсонской, Холмской, Черниговской губерний и Кубанской области — составляли большинство населения, Бессарабской, Воронежской, Гродненской, Курской, Ставропольской губерний и Области Войска Донского — составляли более 20% населения) и Австро-Венгрии (территория Королевства Галиции и Лодомерии, Герцогства Буковина и комитатов Берег, Марамарош, Угоча, Унг Королевства Венгрия).

В тот период появились первые партии, выступавшие за создание политической автономии на всей этнической территории украинцев. Власти Австро-Венгрии поощряли украинских националистов, чьи требования не выходили за рамки национально-культурной автономии, и подвергали репрессиям русофилов, которые считали себя частью единого русского народа. Политика российских властей была симметричной[74]. В результате распада обеих империй, на несколько лет возникла независимая Украинская Народная Республика. Однако после советско-польской войны Галиция и Волынь отошли к Польше, а оставшаяся часть УНР вошла в состав СССР как Украинская Советская Социалистическая Республика. Национально-освободительная борьба украинских националистов (в том числе, вооружённая) продолжилась и в различные периоды была направлена против насильственной полонизации, русификации, коммунизма и немецкой оккупации[75]. Порой она принимала крайние формы, в частности, отряды националистов устраивали еврейские погромы и массовые убийства мирного польского населения[76][77]. В 1930-50-е гг. крупнейшей националистической организацией была ОУН. В 1950-60-е гг. на территории Украины действовал ряд подпольных организаций националистов. Впоследствии значительное внимание (в том числе, на уровне официальной политики) стало уделяться вопросам украинизации и недопущения региональной автономии. В настоящее время на Украине действует ряд националистических и ультраправых организаций (ВО Свобода, Тризуб, КУН, УНА-УНСО, СНА, Правый сектор и другие).

Национализм во Франции

Во Франции времён революции национализм означал приверженность всеобщим прогрессивным идеям свободы и равенства. До революции самоидентификация была в основном по региону (провансалец, беарнец и т. д.) или по религии (католик или протестант). После основания республики все люди (в том числе в колониях) формально стали равными гражданами — французами. На рубеже XIX века подавляющее большинство населения страны не говорило на государственном языке. Благодаря тому, что образование стало вестись на французском, к концу XIX века число граждан, говорящих на этом языке, значительно увеличилось[27].

Несмотря на основной упор на построении гражданской нации, Франция не осталась безучастной к призывам крайнего этнического национализма, который проявлялся в подъёме антисемитизма после панамского скандала 1892, сотрудничестве части французов с нацистами во время Второй мировой войны и англофобии в настоящее время[14]. Кроме того, французский национализм часто проявляет нетерпимость к культурным проявлением, противоречащим традиции, например, ношению головных платков в общественных местах[29].

В современной Франции второе поколение иммигрантов автоматически получает гражданство, что открывает для них возможности для дальнейшей ассимиляции.

Национализм в Латвии

В Латвии остро стоит проблема русскоязычного меньшинства. По данным переписи 2011 года, русский язык является родным для 33,8% населения[78]. В 2012 году против придания русскому языку статуса второго государственного проголосовало 75% участников референдума. В процессе кампании, некоторые высшие должностные лица характеризовали референдум как направленный против государства; в частности, спикер латвийского Сейма заявила, что референдум представляет собой попытку признать легитимность «оккупации Латвии»[79].

В 1992 году, в целях сохранения и защиты латышского языка, под надзором Минюста Латвии был создан Центр государственного языка (ЦГЯ)[80]. Центр проверяет жалобы о плохом обслуживании на латышском языке, об отсутствии перевода на латышский на вывесках, в меню ресторанов, маркировках на товарах, инструкциях к медикаментам. ЦГЯ подал в суд на ряд русскоязычных депутатов, обвинив их в недостаточном владении латышским языком, а также наложил на мэра Риги Нила Ушакова штраф за предоставление официальной информации на русском и английском наряду с латышским.

В 2014 году Комитет по правам человека ООН заявил, что латвийские законы о языке носят дискриминирующий характер, так как они ограничивают возможности трудоустройства русскоязычных и других меньшинств[81].

При этом осенью 2014 года, в ходе заказанного правительством Латвии исследования, 63% опрошенных русскоязычных указали, что они считают себя патриотами Латвии[82].

Сноски и источники

  1. ↑ См. раздел Доктрина.
  2. ↑ См. раздел Многозначность понятия «национализм» в русском языке
  3. ↑ Чем, в частности, национализм отличается от патриотизма и национальной гордости, которые являются чувствами и обусловленным ими поведением.
  4. ↑ 1 2 3 4 5 Геллнер, 1991.
  5. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Смит Э. Д., 2004.
  6. ↑ 1 2 Коротеева В. Существуют ли общепризнанные истины о национализме? // Pro et Contra. 1997. Т. 2, № 3. [www.carnegie.ru/ru/pubs/procontra/55630.htm]
  7. ↑ «Каждая нация является государством, и только одно государство есть у всей нации» (Мадзини)
  8. ↑ 1 2 3 Хобсбаум Э., 1998.
  9. ↑ Bowden B. Nationalism and cosmopolitanism: irreconcilable differences or possible bedfellows? // National Identities. 2003. Vol. 5, No. 3. P. 235. DOI:10.1080/1460894031000163139 (англ.)
  10. ↑ 1 2 3 4 Андерсон Б., 2001.
  11. ↑ Соловьёв А. И. Политология: Политическая теория, политические технологии: Учебник для студентов вузов. — М.: Аспект Пресс, 2001. — 559 с.
  12. ↑ 1 2 Кон Х. Идея национализма // Ab Imperio: Теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 3. С.419.
    Кон Г. Национализм: его смысл и история. Дайджест книги. [slav.olegern.net/downloads.php?cat_id=17&download_id=416]
  13. ↑ «Мы создали Италию, теперь осталось создать итальянцев» (Массимо де Адзельо)
  14. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Calhoun C. Nationalism and ethnicity // Annu. Rev. Sociol. 1993. Vol. 19. P. 211. [www.columbia.edu/itc/sipa/U6800/readings-sm/calhoun.pdf] (англ.)
  15. ↑ Например, Современный толковый словарь русского языка под ред. С. А. Кузнецова (СПб.: Норинт, 2001) определяет национализм как «идеологию и политику, исходящую из национального превосходства и противопоставления своей нации другим». Схожие определения дают Большой энциклопедический словарь под ред. А. М. Прохорова (М.: Большая российская энциклопедия, 2004.) [www.vseslova.ru/index.php?dictionary=bes&word=nacionalizm], Новый словарь русского языка под ред. Т. Ф. Ефремовой (М.: Русский язык, 2000) и др.
  16. ↑ [lib.deport.ru/slovar/ojegov/n/natsionalizm.html Значение слова Национализм орфографическое, лексическое прямое и переносное значения и толкования (понятие) слова из словаря Словарь Ожегова]
  17. ↑ А. А. Грицанов [lib.rin.ru/doc/i/188501p465.html Национализм] // Новейший философский словарь / Сост. Грицанов А. А. — Мн.: Изд. В. М. Скакун, 1998.
  18. ↑ 1 2 Миллер А. [uisrussia.msu.ru/docs/nov/pec/1997/4/ProEtContra_1997_4_09.htm О дискурсивной природе национализмов] // Pro et Contra : журнал. — 1997. — Т. 2, № 4.
  19. ↑ [www.youtube.com/watch?v=Cxu7oK0cG-I YouTube — Медведев — русский националист, как и сам Путин]
  20. ↑ 1 2 [www.ukrhistory.narod.ru/texts/miller-pred1.htm Миллер А. Теоретические принципы изучения национализма]
  21. ↑ 1 2 Shafer B. C. Nationalism: Myth and Reality. — N. Y.: Harcourt Brace, 1955. — P. 6. — ISBN 0-15-662355-2.
  22. ↑ 1 2 3 Биллиг М., 2005.
  23. ↑ Зверева Г. Националистический дискурс и сетевая культура // Pro et Contra. 2005. Т. 9, № 2. [www.carnegie.ru/ru/pubs/procontra/vol9num2-02.pdf]
  24. ↑ 1 2 3 Penrose J. [users.telenet.be/vze/bachelorpaper/Artikels/Penrose%28J.%29.%20Nations,%20states%20and%20homelands.pdf Nations, states and homelands: territory and territoriality in nationalist thought] (англ.) // Nations and Nationalism. 2002. Vol. 8, No. 3. P. 277. DOI:10.1111/1469-8219.00051
  25. ↑ Милль Дж. Ст., 2006.
  26. ↑ Этнические группы и социальные границы: Социальная организация культурных различий: Сборник статей / Под ред. Ф. Барта; пер. с англ. М.: Новое издательство, 2006. — 200 с.
  27. ↑ 1 2 3 Вебер М. Хозяйство и общество / Пер. под ред. Л. Г. Ионина. — М.: Изд-во ГУ ВШЭ, 2007. ISBN 5-7598-0333-6
  28. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Паин Э., 2004.
  29. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 McCrone D., Kiely R. [homepage.univie.ac.at/herbert.preiss/files/McCrone_Kiely_Nationalism_and_citizenship.pdf Nationalism and citizenship] // Sociology. 2000. Vol. 34, No. 1. P. 19. DOI:10.1177/S0038038500000031 (англ.)
  30. ↑ 1 2 3 4 5 Britannica, 2007.
  31. ↑ Барбашин М.Ю. Национализм как фактор и движущая сила в международных отношениях // Научная мысль Кавказа. — 2006. — № 1. — С. 11-12.
  32. ↑ Тишков В. А. Очерки теории и политики этничности в России. М.: Русский мир, 1997.
  33. ↑ 1 2 3 Shulman S. Challenging the civic/ethnic and West/East dichotomies in the study of nationalism // Comparative Political Studies. 2002. Vol. 35, No. 2. P. 554. DOI:10.1177/0010414002035005003 (англ.)
  34. ↑ Ренан Ж. Э., 1882.
  35. ↑ Özkirimli U. Theories of Nationalism: A Critical Inroduction. London: Macmillan, 2000.
  36. ↑ [www.people.nnov.ru/anarchy/Tolstoy/tolstoy-patriotism01.htm Толстой Л. Патриотизм или мир?]
  37. ↑ Маркс К. и Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии
  38. ↑ [magazines.russ.ru/logos/2006/2/nu8.html Нуссбаум М. Патриотизм и космополитизм // Логос. 2006. № 2]
  39. ↑ Ignatieff M. Blood & Belonging: Journeys Into the New Nationalism. London: BBC Books, 1993.
  40. ↑ [magazines.russ.ru/logos/2006/2/uo11.html Уолцер М. Сферы привязанности // Логос. 2006. № 2]
  41. ↑ [www.istmat.ru/index.php?menu=1&action=1&obj=0&item=204 libr]
  42. ↑ Achsah Guibbory [books.google.com/books?id=5LZ573zReAgC&pg=PA187 "The Jewish Question" and "The Woman Question" in Samson Agonistes: gender, religion, and nation] в Google Книгах
  43. ↑ Ал. А Громыко, Великобритания эпоха реформ, М 2007
  44. ↑ Pflanze O. [books.google.com/books?id=ollxA6i_aK8C&pg=PA13 Bismarck and the Development of Germany: The Period of Unification, 1815-1871] в Google Книгах
  45. ↑ Брубейкер У. Р. Членство без гражданства: экономические и социальные права «неграждан» / Государство и антропоток. Выпуск VII: Государство. Гражданство. Антропоток. Май, 2003. [antropotok.archipelag.ru/text/a220.htm]
  46. ↑ [www.welt.de/politik/article3696088/83-Prozent-sind-stolz-darauf-Deutsche-zu-sein.html 83 Prozent sind stolz darauf, Deutsche zu sein] Die Welt, 7 мая 2009 г.  (нем.)
  47. ↑ Сообщение «РосБизнесКонсалтинг» от 21 мая 2009 [top.rbc.ru/society/21/05/2009/305037.shtml «В Европе отмечен рост расизма»]
  48. ↑ Неру Дж. Открытие Индии / В 2 кн.: Пер. с англ. М.: Политиздат, 1989.
  49. ↑ [www.wou.edu/las/socsci/history/senior_seminar_papers/2009/Nolan%20Kinney%20HST%20499.pdf Nolan Kinney, «The Positive Reawakening Of Polish Nationalism», Western Oregon University, Department of History, 2009]
  50. ↑ 1 2 [books.google.ru/books?id=6HI5Bbn9e8sC&pg=PA35&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Geneviève Zubrzycki, The Crosses of Auschwitz: Nationalism and Religion in Post-Communist Poland. University of Chicago Press. стр. 35-36. ISBN 978-0-226-99305-8]
  51. ↑ [books.google.ru/books?id=BhNsM_ttOb4C&pg=PA58&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Stefan Auer , Liberal Nationalism in Central Europe. Routledge. стр. 58, 61. ISBN 978-1-134-37860-9.]
  52. ↑ Lipiński Z. [mysl-polska.pl/node/133 Sedno sporu o Rosję (2) - rozmowa z prof. Anną Raźny] (польск.) = Суть спора о России (2) - беседа с проф. Анной Ражны // Myśl Polska, nr 27-28. 6-13.07.2014.
  53. ↑ [www.novpol.ru/index.php?id=1361 Лилия Шевцова, Ежи Гедройц: взгляд из России, Новая Польша, 9/2010]
  54. ↑ 1 2 [www.polit.ru/lectures/2007/04/11/uvarov.html Миллер А. Триада графа Уварова. Лекция. 5 марта 2007 г]
  55. ↑ [search.ruscorpora.ru/search.xml?sort=gr_created&out=normal&dpp=10&spd=10&seed=24460&env=alpha&mycorp=&mysent=&mysize=&mysentsize=&mydocsize=&text=lexgramm&mode=main&lang=ru&nodia=1&parent1=0&level1=0&lex1=%ED%E0%F6%E8%FF&gramm1=&sem1=&sem-mod1=sem&sem-mod1=sem2&flags1=&m1=&parent2=0&level2=0&min2=1&max2=1&lex2=&gramm2=&sem2=&sem-mod2=sem&sem-mod2=sem2&flags2=&m2= Результаты поиска слова «нация» в основном корпусе]//НКРЯ, данные на 05.03.2015.
  56. ↑ [search.ruscorpora.ru/search.xml?sort=gr_created&out=normal&dpp=10&spd=10&seed=26692&env=alpha&mycorp=&mysent=&mysize=&mysentsize=&mydocsize=&text=lexgramm&mode=main&lang=ru&nodia=1&parent1=0&level1=0&lex1=%ED%E0%F6%E8%EE%ED%E0%EB%E8%E7%EC&gramm1=&sem1=&sem-mod1=sem&sem-mod1=sem2&flags1=&m1=&parent2=0&level2=0&min2=1&max2=1&lex2=&gramm2=&sem2=&sem-mod2=sem&sem-mod2=sem2&flags2=&m2= Результаты поиска слова "национализм" в основном корпусе]//НКРЯ, данные на 05.03.2015.
  57. ↑ [www.apn.ru/publications/article21603.htm Сергей Сергеев. Нация в русской истории: Цена империи]//«Москва». - 2009. - Июнь.
  58. ↑ Greenfeld L. The formation of the Russian national identity: the role of status insecurity and ressentiment // Comp. Stud. Soc. Hist. 1990. Vol 32, No. 3. P. 549.
  59. ↑ 1 2 Verdery K. What Was Socialism, and What Comes Next? Princeton: Princeton Univ. Press., 1996.
  60. ↑ [www.apn.ru/publications/article1864.htm Гражданственность или этничность?]
  61. ↑ Кудрявцев И. Феномены политического национализма на примере Латвийской Республики [www.igpi.ru/info/people/kudriav/publ/latv.html]
  62. ↑ Русские: Энциклопедические очерки / Под. ред. Ю. В. Арутюняна и др. М., 1992. С. 415.
  63. ↑ Бызов Л. Г. [www.ras.ru/FStorage/download.aspx?Id=cd6a780a-0ed8-42cd-acce-9af49df2d526 Придут ли к власти радикальные русские националисты?] // Вестник российской академии наук. 2005. Т. 75. № 7. С. 635—637
  64. ↑ 1 2 Branimir Anzulovic. Heavenly Serbia. — C. Hurst & Co. Publishers. — P. 71–73. — ISBN 1850655308.
  65. ↑ 1 2 [www.questiaschool.com/read/106918273?title=N%3A%20Na%C4%8Dertanije Načertanije, Encyclopedia of Eastern Europe]
  66. ↑ [media.srpskinacionalisti.com/index.php?id=37 Војислав Шешељ, Идеологија српског национализма]
  67. ↑ Lipset S. M. The First New Nation: The United States in Historical and Comparative Perspective. New York: Norton, 1979.
  68. ↑ U.S. Department of State. Dual Nationality [archive.is/20120731181718/travel.state.gov/travel/cis_pa_tw/cis/cis_1753.html] (англ.)
  69. ↑ Cocco M. A Holiday for American Immigrants [www.truthdig.com/report/item/20071122_a_holiday_for_american_immigrants] (англ.)
  70. ↑ [www.britannica.com/topic/Thanksgiving-Day Thanksgiving Day] // Британская энциклопедия / David J. Silverman. — Chicago: Encyclopædia Britannica, 2007.
  71. ↑ Костомаров Н. [litopys.org.ua/kostomar/kos38.htm Две русские народности] // Основа. — СПб., 1861. — № 3. — С. 33
  72. ↑ Грушевский М. С. [books.google.com.ua/books/about/Украинство_в_Россіи_е.html?id=eaCXPQAACAAJ&redir_esc=y Украинство в России, его запросы и нужды (Глава из «Очерка истории украинскаго народа»))]. — Санкт-Петербург, 1906. — 40 с.
  73. ↑ Гайда Ф. А. [web.archive.org/web/20141119033756/www.edrus.org/content/view/22784/56 От Рязани и Москвы до Закарпатья. Происхождение и употребление слова «украинцы»] // Родина. 2011. № 1.
  74. ↑ Миллер А. И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX века). — СПб.: Алетейя, 2000. — [www.ukrhistory.narod.ru/texts/miller-9.htm Гл. 9.]
  75. ↑ Дзьобак В. В. та iн. [web.archive.org/web/20130729053958/history.org.ua/?litera&kat=5&id=2032 Організація українських націоналістів і Українська повстанська армія: Історичні нариси] / Національна академія наук України; Інститут історії України / Відп. ред. Кульчицький С. В. — К.: Наукова думка, 2005. — 496 с. — ISBN 966-00-0440-0. (укр.) — Итоговая публикация наработок рабочей группы историков, созданной при правительственной комиссии по изучению деятельности ОУН и УПА.
  76. ↑ [scepsis.ru/library/id_1865.html Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны 1918-1922 гг.] Сб. документов / Отв. ред. Милякова Л. Б. — М.: РОССПЭН, 2007. См. также [monderusse.revues.org/document6122.html рецензию О. Будницкого].
  77. ↑ Snyder T. [pscourses.ucsd.edu/ps200b/Snyder%20The%20Causes%20of%20Ukrainian-Polish%20Ethnic%20Cleansing%201943.pdf The Causes of Ukrainian-Polish Ethnic Cleansing 1943] (англ.) // Past & Present. May, 2003. No. 179, pp. 197-234.
  78. ↑ [data.csb.gov.lv/pxweb/en/tautassk_11/tautassk_11__tsk2011/TSG11-071.px/table/tableViewLayout1/?rxid=0d2129df-a586-4da8-a929-35c124728892 Ethnicities of resident population in statistical regions, cities under state jurisdiction and counties by language mostly spoken at home; on 1 March 2011] (англ.)
  79. ↑ [www.mixnews.lv/ru/politics/news/86432_aboltinya-referendum-popytka-priznaniya-posledstvij-okkupacii/ Аболтиня: референдум — попытка признания последствий оккупации] // mixnews.lv. 2012-01-14.
  80. ↑ Иванова М. [tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/3616561 "Языковое гестапо": как в Латвии преследуют политиков за русский язык] // ТАСС. 2016-09-13.
  81. ↑ [rus.tvnet.lv/novosti/obschjestvo/253656-komitjet_po_pravam_chjelovjeka_oon_usmotrjel_diskriminaciju_v_latviyskih_zakonah_o_jazikje Комитет по правам человека ООН усмотрел дискриминацию в латвийских законах о языке] // TVNET. 2014-03-27
  82. ↑ [inosmi.ru/sngbaltia/20150526/228228390.html Связи с Россией так быстро не исчезнут] // Latvijas Avize. 2015-05-26.

Напишите отзыв о статье "Национализм"

Литература

  • Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. — М.: Канон-Пресс-Ц, 2001. — 320 с. — ISBN 5-93354-017-3.
  • Андерсон Б., Бауэр О., Хрох М. и др. Нации и национализм. — М.: Праксис, 2002. — 416 с. — ISBN 5-901574-07-9.
  • Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. — М.: Логос-Альтера, Ессе Homo, 2003. — 272 с. — ISBN 5-8163-0058-X.
  • Биллиг М. [www.ruthenia.ru/logos/number/49/03.pdf Нации и языки] // Логос. — 2005. — Вып. 4 (49). — С. 60−86..
  • Геллнер Э. Нации и национализм. — М.: Прогресс, 1991.
  • Гринин Л. Е. [www.socionauki.ru/authors/grinin_l_e/files/nacionalizm_iz_iim_2009.doc Национализм и проблема национального суверенитета] // История и математика: Процессы и модели / Под ред. С. Ю. Малкова, Л. Е. Гринина, А. В. Коротаева. С. 102—106. Москва: Книжный дом «Либроком».
  • Гринфельд Л. Национализм: Пять путей к современности / Пер. с англ. Грингольц Т. и Вирозуба М. — М.: ПЕР СЭ, 2008. ISBN 978-5-9292-0164-6
  • [magazines.russ.ru/nlo/2011/108/za4.html Зайцев А. УКРАИНСКИЙ ИНТЕГРАЛЬНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ В ПОИСКАХ «ОСОБОГО ПУТИ»] (1920-1930-е годы). Независимый филологический журнал. 2011. № 108.
  • Ильясов Ф. [www.iliassov.info/article/Nac_soznanie.htm Национальное сознание и поведение] // Страна и мир. Мюнхен. 1990. Ноябрь-декабрь. № 6 [60]. С.78-89.
  • Ильясов Ф. Н. [www.iliassov.info/article/nacionalizm.html Национализм: цель или средство?] // Вестник Российской Академии Наук. 1997. Том.67. № 9. С. 808—814
  • Кедури Э. Национализм / Пер. с англ. Новохатько А. — СПб.: Алетейя, 2010. ISBN 978-5-91419-400-7
  • Кирчанов М. В. Конструируя нации, создавая Отечества (история европейских периферийных национализмов во второй половине XIX — первой половине ХХ века) / М. В. Кирчанов. — Saarbrücken: Lambert Academic Publishing, 2011. — 383 с. — ISBN 978-3-8433-2382-6.
  • Кирчанов М. В. Нация, класс, протест: европейские периферийные национализмы во второй половине ХХ − начале XXI века / М. В. Кирчанов. — Saarbrücken: Lambert Academic Publishing, 2011. — 507 с. — ISBN 978-3-8454-2790-4.
  • Леонтьев К. [knleontiev.narod.ru/texts/cultur_ideal.htm Культурный идеал и племенная политика]
  • Леонтьев К. [knleontiev.narod.ru/texts/nazionalnaya_politika.htm Национальная политика как орудие всемирной революции]
  • Леонтьев К. [knleontiev.narod.ru/texts/plody_na_vostoke.htm Плоды национальных движений на православном Востоке]
  • Малахов В. С. Национализм как политическая идеология: Учебное пособие. — М.: КДУ, 2005. — 320 с.
  • Милль Дж. Ст. Гл. XVI // [www.sotsium.ru/books/103/103/mill_represantative%20government%20chVIII-XVIII.html#xgl18 Рассуждения о представительном правлении]. — М.: Социум, 2006. — 416 с. — ISBN 5-901901-57-6.
  • [elibrary.gopb.ru/reader/index.php?r=view&idbook=625320&basename=GOPB_AZ Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма]. М., 2010.
  • Ноженко М. Национальные государства в Европе. — СПб.: Норма, 2007. — 344 с. — ISBN 978-5-87857-130-2.
  • Оруэлл Дж. [www.orwell.ru/library/essays/nationalism/russian Заметки о национализме]. 1945.
  • Паин Э. [liberal.ru/Library_DisplayBook.asp?Rel=23 Между империей и нацией. 2-е изд., доп]. — М.: Новое изд-во, 2004. — 248 с. — ISBN 5-98379-012-9.
  • Ренан Ж. Э. [www.hrono.info/statii/2006/renan_naci.html Что такое Нация?]. — 1882.
  • Ровдо В., Чернов В., Казакевич А. Идеология национализма // [www.cetbel.info/zip/ideology_Chernov.pdf Мировые политические идеологии: классика и современность]. — Минск: Тонпик, 2007. — ISBN 985-6730-84-8.
  • Рузвельт Т. Новый национализм / Выступление в Осаватоми, Канзас. 1910-08-31. [www.theodore-roosevelt.com/trnationalismspeech.html] (англ.), [www.grinchevskiy.ru/1900-1945/noviy-nacionalizm.php]
  • Смит Э. Д. Национализм и модернизм: Критический обзор современных теорий наций и национализма. — М.: Праксис, 2004. — 464 с. — ISBN 5-901574-39-7.
  • Старовойтова Г. В. Национальное самоопределение: подходы и изучение случаев. — СПб., 1998.
  • Тимофеев М. Ю. Нациосфера: Опыт анализа семиосферы наций. — Иваново: Иван. гос. ун-т, 2005. — 279 с. — ISBN 5-7807-0496-1.
  • Уолцер М. О терпимости. — М.: Идея-Пресс, 2000. — ISBN 5-7333-0019-1.
  • Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. — СПб.: Алетейя, 1998. — 306 с.
  • [search.eb.com/eb/article-9117287 Nationalism] // Британская энциклопедия / Ed. Kohn H. — Chicago: Encyclopædia Britannica, 2007. См. также Pathak B., Singh S. P. [books.google.com/books?id=MPMkaHfHLRgC&pg=PA81 Glimpses of Europe, Ch. 3. The origin and growth of nation-states in Europe] в Google Книгах
  • Эвола Ю. Два лика национализма // Традиция и Европа. — Тамбов, 2009. — С. 135-145. — ISBN 978-5-88934-426-1.
  • М.И. Крупянко, Л.Г. Арешидзе Японский национализм (идеология и политика) - М.: Международные отношения, 2012, твердый переплет,408 с., ил., формат: 60x90/16, ISBN 978-5-7133-1416-3

Ссылки

Национализм в Викисловаре?
Национализм в Викицитатнике?
  • Национализм в каталоге ссылок Open Directory Project (dmoz).
  • Бромлей Ю. [scepsis.ru/library/id_1083.html Человек в этнической (национальной) системе]
  • Гнатенко П. И. Национальная психология. Гл. 6. [web.archive.org/web/20071202043751/www.geocities.com/svr_2000svr_us/gnt/gnt-6.html]
  • Кагарлицкий Б. Ю. [web.archive.org/web/20091129123110/www.eusi.ru/lib/kagarlickij_marksizm_ne_recomendovano_dlya/10.shtml Марксизм и национальный вопрос]
  • [postnauka.ru/video/427 Национализм как понятие] // Лекция Михаила Соколова в проекте ПостНаука (24.05.2012)
  • Кон И. [scepsis.ru/library/id_903.html К проблеме национального характера]
  • [scepsis.ru/library/id_887.html Кон И. «Психология предрассудка»] — О социально-психологических корнях этнических предубеждений
  • Ланцов С. А. [slovari.yandex.ru/dict/lanzov/article/lan/lan-0055.htm Национализм](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2872 дня)) // Террор и террористы. Словарь. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004.
  • Миллер А. Империя и нация в воображении русского национализма. Взгляд историка. Лекция. 31 марта 2005 г. [www.polit.ru/lectures/2005/04/14/miller.html]
  • [magazines.russ.ru/neva/2009/2/so10.html Сотниченко А.А. ][magazines.russ.ru/neva/2009/2/so10.html Против течения: национализм в современном мире] // Нева, №2, СПб., 2009.
  • Фридман Вл. [scepsis.ru/library/id_1594.html Национализм и ксенофобия: социальные причины и психологическая основа явления]


Отрывок, характеризующий Национализм

И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Национализм&oldid=81072503»