Национальная библиотека Франции
| Национальная библиотека Франции | |
 Овальный зал в здании библиотеки на улице Ришелье[fr], архитектор Жан-Луи Паскаль[fr] | |
| Адрес | |
|---|---|
| Фонд | |
| Объём фонда | |
| Доступ и пользование | |
| Количество читателей |
1,3 млн в год[3] |
| Другая информация | |
| Бюджет |
€254 млн[4] |
| Сотрудники |
2 651[5] |
| Веб-сайт |
[www.bnf.fr/ .fr] |
Национальная библиотека Франции (фр. Bibliothèque nationale de France, сокращённо BNF) — библиотека в Париже, самое богатое собрание франкоязычной литературы в мире. Одна из старейших библиотек Европы, самая крупная библиотека Франции и одна из крупнейших библиотек мира. В библиотеке работают 2700 сотрудников, из них 2500 человек — полный день.
Основное библиотечное хранилище находится на левом берегу Сены, в 13-м округе Парижа и носит имя Франсуа Миттерана. Наиболее ценная часть собрания, Кабинет медалей и манускрипты, хранятся в историческом здании на улице Ришелье[fr], в ансамбле зданий XVII—XIX веков.
Содержание
История
Национальная библиотека Франции — одна из старейших в Европе; долгое время была личной библиотекой французских королей. В разные периоды носила названия библиотеки короля, королевской, национальной, императорской и вновь национальной библиотеки.
Ранние собрания
Уже король Пипин Короткий имел собрание рукописей. Карл Великий основал библиотеку в Ахене, довольно значительную по тому времени, но после его смерти библиотека была распродана. Король Людовик IX вновь собрал довольную большую библиотеку, которую завещал четырём духовным общинам.
Настоящим основателем собрания был Карл V Мудрый (правил в 1364—1380 годах), который завёл библиотеку не только для себя лично, но также с целью дать возможность учёным работать; он не только покупал и заставлял переписывать рукописи, но и велел перевести некоторые книги «на пользу королевства и всего христианского мира». В 1367—1368 годах библиотека, по приказанию короля, была перенесена в Соколиную башню (tour de la Fauconnerie) Луврского замка. В 1373 году был составлен её каталог, дополненный в 1380-м. Эта библиотека сильно пострадала от того, что королевские родственники брали из неё книги и не возвращали обратно — в результате из 1200 рукописей, составлявших библиотеку, до нас дошла едва лишь двадцатая часть. Так как от этого собрания почти ничего не осталось, Людовик XI был принуждён начинать создание дворцового книгохранилища практически с чистого листа.
XVI век
Людовик XII перенёс луврскую библиотеку в Блуа и присоединил её к библиотеке, собранной там его дедом и отцом, герцогами Орлеанскими; он же приобрёл богатое собрание книг герцогов миланских, часть книг из библиотеки Петрарки и собрание книг Людовика де Брюж, сеньора де ла Грютьюз (de la Gruthuyse). Его преемник, Франциск I, с подачи учёного библиотекаря Бюде присоединил к королевской библиотеке свою личную, собранную его отцом и дедом. При нём были учреждены должности главного библиотекаря королевской библиотеки, его помощников и переплётчиков. Для пополнения собрания король приобретал книги как во Франции, так и за границей: отправив в Италию несколько образованных придворных, он повелел им купить в Риме и Венеции все греческие манускрипты, или их копии, какие только они смогут отыскать.
Для Франциска чтение было важной частью жизни: часто находясь в разъездах, он имел книжный шкаф, который повсюду следовал за ним. В 1523 году он велел поместить богатую библиотеку, конфискованную у коннетабля Бурбонского в замке Фонтенбло. В 1537 году согласно его указу все французские издатели и книготорговцы были обязаны поставлять в Блуа по одному экземпляру каждой напечатанной ими книги (которые допускались к торговле лишь после досмотра в Сорбонне) — вне зависимости от языка. В 1544 году королевская библиотека была перенесена из Блуа в Фонтенбло. К этому времени она насчитывала 1500 томов, включая 41 на греческом, 4 на иврите и 2 на арабском, и была одной из богатейших в Европе. Два года спустя королевская библиотека была открыта для доступа посетителей.
Сын Франциска Генрих II увеличил количество обязательных экземпляров, поставляемых королю, до двух (второй предназначался для библиотеки Дианы де Пуатье в Ане). В конце царствования Карла IX библиотека, насчитывающая к середине 1560-х годов 3560 единиц хранения, вернулась из Фонтенбло в Париж.
XVII век
При Людовике XIII Луврская библиотека принадлежала лично королю и называлась Королевским кабинетом (Cabinet du roi). В 1622 году был опубликован первый каталог собрания.
Людовик XIV вновь сделал библиотеку публичной, открыв её для свободного посещения. В его царствование королевская библиотека приобрела и получила в дар множество книг и рукописей первостепенной важности. Важнейшими приобретениями в этот период были: собрание из 9000 томов и 260 рукописей, принесённое в дар братьями Дюпюи; дар Гастона Орлеанского, заключавшийся в книгах, рукописях, медалях, миниатюрах, рисунках и прочих редкостях: дар графа де Бетюн (de Béthune) — собрание исторических документов, в количестве 1923 томов. В 1669 году была приобретена библиотека врача Жака Ментеля, состоявшая из 10 000 книг и 136 рукописей. В 1715 году библиотека получила в дар знаменитое собрание Геньера (Gaignières).
Заведывание библиотекой находилось в руках Кольбера, как главного интенданта королевских зданий. Он также посылал за границу учёных, чтобы разыскивать и приобретать книги: таким образом во Францию были привезены ценные книги и рукописи из Греции, Египта, Персии, Константинополя, Италии, Португалии, Швеции и других стран.
XVIII—XIX века
В царствование Людовика XV библиотека приобрела около 20 собраний книг и рукописей, из которых важнейшими были библиотека Кольбера, с 6645 древними рукописями, и библиотека епископа авранийского Пьера Юэ. Благодаря усилившимся торговым сношениям с Востоком, продолжалось приобретение книг и там: так, в 1723 году индийская компания прислала свыше 1800 китайских книг.
Во время Великой Французской революции по решению Конвента библиотека была национализирована и, как и многие другие королевские учреждения, стала именоваться «Национальной». В этот период библиотека получила неисчислимые книжные богатства благодаря перешедшим к ней книжным собраниям различных монастырей и аристократов-эмигрантов; богатейшим было собрание аббатства Сен-Жермен-де-Пре (свыше 9000 древних рукописей), затем собрание Сорбонны (до 1575 рукописей). Из последующих приобретений библиотеки наиболее значительные — собрание Лабедуайера в 10 000 книг о французской революции, собрания книг о Вольтере (1996 томов) и Монтене (1440 томов), 350 корейских рукописей. В XIX веке отдел рукописей был значительно расширен усилиями Леопольда-Виктора Делиля.
После 1854 года разросшееся библиотечное собрание потребовало расширения ансамбля XVII века с парадным курдонёром, возведённого по проекту Франсуа Мансара для кардинала Мазарини сразу за Пале-Роялем, на улице Ришелье[fr]. В 1868 году по проекту Анри Лабруста рядом было построено новое здание. После смерти архитектора в 1875 году работы не остановились: так, в дальнейшем появились Большая лестница и Овальный зал, созданные по проекту Жан-Луи Паскаля[fr].
XX век
В 1988 году президент Франсуа Миттеран поддержал программу реформирования библиотеки, в соответствии с которой основные фонды переехали в новые высотные здания в XIII округе Парижа. На тот момент число печатных книг в собрании библиотеки превышало 9 миллионов.
Библиотечный комплекс, представляющий из себя четыре высотные башни в форме раскрытых книг, был построен на левом берегу Сены по проекту архитектора Доминика Перро. При сооружении необходимых для хранилища подземных пространств было произведено экскавации грунта больше, чем это бы потребовалось для строительства атомной электростанции.
XXI век
С изобретением технологии сканирования книг Национальная библиотека одной из первых в мире оцифровала наиболее востребованные фонды, разместив их в интернете по адресу [gallica.bnf.fr gallica.bnf.fr]. По состоянию на апрель 2011 года онлайн-библиотека «Галлика» предлагала читателям около 1 400 000 оцифрованных документов.
Библиотека также участвует в исследовательском проекте Quaero, направленном на разработку технологий машинного перевода и распознавания речи.
Недвижимость
Библиотеке принадлежит несколько различных зданий:
- В Париже
- Комплекс имени Франсуа Миттерана (Тольбиак) — ансамбль зданий в 13-м округе, главное хранилище библиотеки.
- Исторический ансамбль на улице Ришелье[fr] / улице Лувуа[fr] (2-й округ) — хранилище манускриптов и старинных книг. Содержит 12 млн рисунков и гравюр, 890 тыс. карт и планов, 530 тыс. монет, здесь же находится Кабинет медалей.
- Библиотека Арсенала[fr] — историческое здание на Рю де Сюлли[fr] (4-й округ); бывшая библиотека герцога де Лавальера[fr], проданная им в 1781 году младшему брату Людовика XVI графу д’Артуа из желания основать вторую Королевскую библиотеку, также публичную. Собрание вернулось в библиотечный обиход в XIX веке благодаря Шарлю Нодье, перешло к Национальной библиотеке в 1934 году.
- здание на Страсбургском бульваре (10-й округ).
- В провинции
- техническая часть в Бюсси-Сен-Жорж[fr], Сена и Марна;
- техническая часть в Сабле-сюр-Сарт[fr], Сарта.
Также Национальная библиотека управляет Библиотекой-музеем Парижской оперы[fr] — театральной коллекцией, которая начиная с 1882 года располагается в бывшем Императорском павильоне парижского театра Гранд-Опера и библиотекой дома Жана Вилара[fr] в Авиньоне.
См. также
|
Портал «Франция» |
|---|
Напишите отзыв о статье "Национальная библиотека Франции"
Примечания
- ↑ [www.bnf.fr/en/bnf/presentation_space/a.abc_of_the_collections.html#SHDC__Attribute_BlocArticle7BnF BnF - ABC of the collections: N for Numerous] (англ.) (8 апреля 2010). Проверено 15 июля 2010. [www.webcitation.org/65oi4Cksu Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].
- ↑ [www.bnf.fr/fr/la_bnf/bnf_en_chiffres/s.chiffres_collections.html?first_Art=oui BnF - La BnF en chiffres - Collections] (фр.) (2008). Проверено 14 июля 2010. [www.webcitation.org/65oi5gjyl Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].
- ↑ [www.bnf.fr/fr/la_bnf/bnf_en_chiffres/s.chiffres_publics.html?first_Art=non BnF - La BnF en chiffres - Publics] (фр.) (14 октября 2009). Проверено 14 июля 2010. [www.webcitation.org/65oi6XHcw Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].
- ↑ [www.bnf.fr/fr/la_bnf/bnf_en_chiffres/s.chiffres_budget.html?first_Art=non BnF - La BnF en chiffres - Budget] (фр.) (14 октября 2009). Проверено 14 июля 2010. [www.webcitation.org/65oi7NQ3Y Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].
- ↑ [www.bnf.fr/fr/la_bnf/bnf_en_chiffres/s.chiffres_personnels.html?first_Art=non BnF - La BnF en chiffres - Personnels] (фр.) (31 октября 2006). Проверено 14 июля 2010. [www.webcitation.org/65oi8D9Wi Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].
Библиография
- Парижская национальная библиотека // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| ||||||
Координаты: 48°50′01″ с. ш. 2°22′33″ в. д. / 48.83361° с. ш. 2.37583° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.83361&mlon=2.37583&zoom=14 (O)] (Я)
Отрывок, характеризующий Национальная библиотека Франции
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.
Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
