Национальная галерея Ирландии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Национальная галерея Ирландии (ирл. Ghailearaí Náisiúnta na hÉireann) — художественный музей в Дублине. Галерея основана в 1854 году, открылась для посещения через 10 лет. В музее хранится наиболее полное в мире собрание ирландской живописи. Также представлены работы итальянских, голландских и других старых мастеров.





История

В 1853 году в Ленстер-хаусе прошла крупная промышленная выставка, на которой был осуществлён показ произведений искусства. Жителям Дублина настолько понравилось это мероприятие, что было решено организовать постоянную государственную коллекцию живописи. Через 11 лет, в специальном сооружённом для этого здании заработала галерея. В начале её собрания насчитывали всего 125 картин, однако, с 1866 года галерея начала пользоваться ежегодным грантом на покупку произведения искусств и к 1891 года почти все пространство галереи было заполнено.

В 1897 году вдовствующая графиня Миллтаун передала в дар музею около 200 картин, для которых было к 1903 году было построено отдельное крыло в здании. В это же время галерее были подарены 31 акварельная работа британского живописца, мастер романтического пейзажа, Уильяма Тёрнера. При этом, дарители высказали требование, чтобы картины выставлялись лишь в январе (для защиты от негативного воздействия солнечных лучей), и сегодня, несмотря на современные технологии, галерея продолжает по традиции ограничивать показ акварелей.

В 1915 году погиб на потопленном лайнере «Лузитания» сэр Хью Перси Лейн, основатель Дублинской городской галереи современного искусства (англ.) (ныне носящей его имя). В своём завещании он упомянул Национальную галерею, которой оставил большую коллекцию живописи и часть своего имущества, которое ежегодно до сегодняшнего времени, приносит доход, необходимый для покупки новых произведений искусства. Часть имущества по завещанию перешло галерее и от британского драматурга и писателя Джорджа Бернарда Шоу, который по собственным словам, проводил очень много времени в музее в эпоху своей молодости.

В 1962 году к зданию галереи было пристроено ещё одно крыло. В 1987 году учреждению было передано 14 уникальных работ, среди которых картины Пабло Пикассо и Джека Батлера Йейтса. В том же году галерея получила дар из 17 шедевров мировой живописи кисти Диего Веласкеса, Бартоломе Эстебана Мурильо, Яна Вермера и т. д.

Коллекции

Всего в галерее хранится около 14 тыс. картин, а также фотографии, графика, рисунки, скульптура и другие произведения искусства.

Испанская

Французская

Итальянская

Немецкая

Голландская

Напишите отзыв о статье "Национальная галерея Ирландии"

Ссылки

Координаты: 53°20′27″ с. ш. 6°15′09″ з. д. / 53.340914° с. ш. 6.252554° з. д. / 53.340914; -6.252554 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.340914&mlon=-6.252554&zoom=14 (O)] (Я)

  • [www.nationalgallery.ie/ National Gallery of Ireland website]
  • [www.irish-architecture.com/buildings_ireland/dublin/southcity/clare_street/ngi.html The Millennium Wing on Irish-architecture.com]

Отрывок, характеризующий Национальная галерея Ирландии

– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.