Национальная парламентская библиотека (Япония)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 35°40′42″ с. ш. 139°44′39″ в. д. / 35.67833° с. ш. 139.74417° в. д. / 35.67833; 139.74417 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=35.67833&mlon=139.74417&zoom=14 (O)] (Я)

Национальная парламентская библиотека
яп. 国立国会図書館

Главное здание Токийского отделения (1954, арх. Ёдзи Ватанабэ)
Адрес

〒100-8924
東京都千代田区永田町1-10-1

Основана

25 февраля 1948 года (23 года эпохи Сёва)

Фонд
Объём фонда

35,6 млн единиц (9,3 млн книг)[1]

Доступ и пользование
Количество читателей

654 тыс. в год[1]

Другая информация
Бюджет

¥21,8 млрд[1]

Директор

Норитада Отаки

Сотрудники

908[1]

Веб-сайт

[www.ndl.go.jp/ .go.jp]

Национальная парламентская библиотека (яп. 国立国会図書館 Кокурицу Коккай Тосёкан) — единственная национальная библиотека Японии. Одна из крупнейших библиотек мира. Была учреждена в 1948 году для использования членами Парламента Японии. По своим целям и возможностям библиотека сравнима с Библиотекой Конгресса (США). Национальная парламентская библиотека состоит из двух основных отделений в Токио и Киото, и более малых.





История

Национальная Парламентская библиотека Японии является наследницей трёх различных библиотек: библиотеки Палаты пэров, библиотеки Палаты представителей, созданных при учреждении Императорского парламента в 1890 году, и Императорской библиотеки, учреждённой в 1872 году при Министерстве образования.

Полномочия Парламента в довоенной Японии были ограничены, и его потребности в информации были «соответственно малыми». В первоначальных парламентских библиотеках «не было создано ни фондов, ни услуг, способных внести жизненно важные дополнения в подлинно ответственную законодательную деятельность». Кроме того, до поражения Японии во Второй мировой войне исполнительная власть осуществляла контроль над всеми политическими документами, лишая пэров и представителей доступа к важной информации. Командующий оккупационными войсками США Д. Макартур считал реформу системы Парламентской библиотеки важной частью процесса демократизации Японии после её поражения во Второй мировой войне.

В 1946 году палаты Парламента сформировали постоянный комитет Национальной Парламентской библиотеки. Историк-марксист Горо Хани (яп.), находившийся во время войны в тюремном заключении за инакомыслие и будучи после войны избранным в Палату советников (преемницу упразднённой Палаты Пэров), возглавил усилия по проведению реформы. Хани видел в новом учреждении «цитадель народного суверенитета» и средство претворения в жизнь «мирной революции». Офицеры оккупационных войск, отвечавших за реформу библиотеки докладывали, что хотя оккупация была катализатором перемен, существовавшая до оккупации местная инициатива и успех реформы были обусловлены деятельностью таких японцев, как Г. Хани.

Открытие национальной парламентской библиотеки состоялось в июне 1948 года во Дворце Встреч (бывшем Дворце Акасака, взорванном во время войны) с начальным фондом в 100 тыс. томов. Её первым директором стал политик Токудзиро Канамори[2], а заместителем директора — философ Масакадзу Накай[2]. В 1949 году Национальная парламентская библиотека была объединена с Национальной библиотекой (бывшей Императорской), став единственной национальной библиотекой в Японии. Фонд библиотеки пополнился за счёт 1 млн томов, ранее размещавшихся в Уэноской Национальной библиотеке.

В 1961 году библиотека переехала на нынешнее место в Нагататё, неподалёку от Парламента[3]. К 1986 году собрание библиотеки достигло 12 млн экземпляров. Кансайское отделение (Кансайская библиотека), открытое в 2002 году в Кансайском Научном городке (пос. Сейка, уезд Сораку, преф. Киото) имеет фонд в 6 млн единиц хранения. В мае 2002 года при библиотеке, в здании бывшей Императорской библиотеке в Уэно, было открыто новое отделение — Международная библиотека детской литературы. Фонды этого филиала содержат 400 тыс. томов произведений детской литературы со всего мира.

Несмотря на то, что первоначально Национальная парламентская библиотека предназначалась для исследований парламента, широкая общественность является крупнейшим потребителем услуг библиотеки. Например, в отчётном году, закончившемся в марте 2004 года, в библиотеке было зарегестрировано более 250 тыс. запросов, в отличие от 32 тыс. запросов на исследования из Парламента.

Директора

  • 1948—1959 гг. — Токудзиро Канамори
  • 1961—1965 гг. — Такао Судзуки
  • 1965—1970 гг. — Ёсикацу Коно
  • 1970—1972 гг. — Ёсимаро Кубота
  • 1972—1977 гг. — Канко Миясака
  • 1977—1981 гг. — Минору Кисида
  • 1981—1982 гг. — Масахару Уэки
  • 1982—1986 гг. — Масахиро Арао
  • 1986—1990 гг. — Киёхидэ Убусуки
  • 1990—1994 гг. — Масакацу Катоги
  • 1994—1998 гг. — Синъитиро Огата
  • 1998—2002 гг. — Масао Тобари
  • 2001—2007 гг. — Такао Куросава
  • 2007—2012 гг. — Макото Нагао
  • с 2012 — Норитада Отаки

Деятельность

Согласно японскому законодательству японские издатели обязаны направлять в Национальную парламентскую библиотеку всю публикуемую ими продукцию. Это условие позволяет ей постоянно иметь лучшие фонды по японистике в мире. Государственные издательства должны предоставлять 30 экземпляров своего печатного продукта, а негосударственные — один, за который библиотека платит 50 % рыночной цены. Все книги и периодика упорядочиваются в библиографическом сборнике «Нихон дзэнкоку сёси» (日本全国書誌, «Общегосударственная библиография Японии»), издающимся ежегодно коллективом библиотеки. Последняя также осуществляет обмен государственными изданиями с центральными библиотеками США и Великобритании. Для упорядочения библиографии используются магнитные плёнки, а с 1971 года — компьютерные технологии. Поиск в фондах библиотеки осуществляется с помощью скоростной системы JAPAN/MARC.

Национальная парламентская библиотека Японии состоит из 1 центрального и 27 дочерних специализированных отделов, включающих в себя редкие Библиотеку Тоё и Международную библиотеку детской литературы. Центральный отдел включает в себя Службу проверки законопроектов, в которой работают специалисты в области юриспруденции, политики и экономики, и службы сбора, обработки, обслуживания печатных изданий. Библиотека открыта для широкого круга граждан, рассчитана на 1100 сидячих мест, предоставляет библиографические консультации, а также осуществляет обмен материалами с общественными, городскими, университетскими библиотеками Японии. Она является членом Международной федерации библиотечных ассоциаций и учреждений и принимает участие в исследованиях по библиотечному делу.

По состоянию на 2001 год фонды библиотеки насчитывали 489 тыс. книг, 420 тыс. карт, 470 тыс. видео и аудиозаписей, 167 тыс. периодических изданий. По состоянию на 2007 год в фондах хранилось 22.869.278 документов. В библиотеке 862 человека. За 1999 год её посетило 397.000 человек.

Основной фонд

Как национальная библиотека Японии, Национальная парламентская библиотека собирает экземпляры всех книг, напечатанных в Японии. Кроме того, поскольку Национальная парламентская библиотека действует как библиотека для членов Парламента и публичная библиотека, она имеет обширный фонд книг на иностранных языках по широкому кругу вопросов.

Важные специальные коллекции

8 специальных коллекций библиотеки считаются важными:

  • Современная политическая и конституционная история
  • Материалы о послевоенной оккупации Японии
  • Законы и законопроекты
  • Наука и технологии
  • Карты
  • Музыка
  • Иностранные книги о Японии
  • Редкие и древние издания

Оцифровка книг для сети Интернет

В последние годы активно развивается сайт библиотеки на английском и японском языке. На этот сайт выкладываются такие документы, как общий каталог библиотеки, 60 000 современных книг, 37 000 древних, протоколы заседаний Парламента Японии.

Напишите отзыв о статье "Национальная парламентская библиотека (Япония)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.ndl.go.jp/en/publication/annual/2008/2008trends.pdf Annual Report of the National Diet Library. Trends of the past year] (англ.) (2008). Проверено 15 июля 2010. [www.webcitation.org/667v7EYXv Архивировано из первоисточника 13 марта 2012].
  2. 1 2 [www.ndl.go.jp/jp/aboutus/outline_history.html 国立国会図書館小史] (яп.). 国立国会図書館. Проверено 13 января 2011.
  3. В эпоху Мэйдзи на этом месте находилась территория Германского посольства, конфискованная в 1945 году и так и не возвращённая.

Литература

Рекомендуемая литература

  • 稲村 徹元. 「真理がわれらを自由にする」文献考 / 稲村徹元, 高木浩子 // 参考書誌研究 / 国立国会図書館. — 1989. — 35号. — 1–7頁.
  • 歌田 明弘. 大山鳴動ネズミ一匹? :──国のウェブ保存政策 / 歌田明弘 // ミュージアムIT情報. — 2005. — 7月.
  • 国立国会図書館入門 / 国立国会図書館, NDL入門編集委員会. — 東京 : 三一書房, 1998. — 281頁. — ISBN 4-380-98008-1.
  • 加藤 一夫. 記憶装置の解体 : 国立国会図書館の原点 / 加藤一夫. — 東京 : エスエル出版会, 1989. — 345頁.
  • 国立国会図書館編 『国立国会図書館のしごと:集める・のこす・創り出す』 日外アソシエーツ、1997年。 ISBN 4-8169-1434-X
  • 国立国会図書館関西館編 『図書館新世紀:国立国会図書館関西館開館記念シンポジウム記録集』 日本図書館協会、2003年。 ISBN 4-8204-0313-3
  • 国立国会図書館百科編集委員会編 『国立国会図書館百科』 出版ニュース社、1989年。 ISBN 4-7852-0039-1
  • 国立国会図書館を考える会 『国立国会図書館解体新書』 国立国会図書館を考える会、1988年。
  • 佐藤晋一 『中井正一「図書館」の論理学』 近代文芸社、1992年。 ISBN 4-7733-1696-9 (増補版、近代文芸社、1996年)
  • 住谷雄幸 『図書館の戦後: 真理がわれらを自由にする』 ぱる出版、1989年。 ISBN 4-89386-045-3
  • 羽仁五郎 『図書館の論理: 羽仁五郎の発言』 日外アソシエーツ、1981年。 ISBN 4-8169-0067-5

См. также

Ссылки


Отрывок, характеризующий Национальная парламентская библиотека (Япония)

В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.