Национальное аборигенное телевидение Австралии

Национальное аборигенное телевидение Австралии (National Indigenous Television NITV) — общественная компания Австралии, с 2007 года ведущая передачи из Алис-Спрингс под эгидой правительства страны для для аборигенного населения Австралии, или конкретнее, согласно уставу организации, для «аборигенного населения и жителей островов пролива Торреса».

Языковой контекст и подробности вещания

Вещание идет на английском языке на спутнике, в Интернете и через наземные передатчики. NITV пытается выпускать программы на аборигенных языках, в частности на языке Noongar — одном из основных из 60-ти сохранившихся аборигенных языков. В 2010 году впервые в истории Австралии эта телекомпания начала передавать телеуроки аборигенного языка Noongar, которые доступны не только самим аборигенам, но и интересующейся аборигенной культурой Австралии аудитории по всему миру через Интернет.

Необходимо отметить, что сохранившиеся аборигенные диалекты Австралии сейчас находятся в таком положении, что они вытеснены даже из повседневного общения самих аборигенных племен, не говоря уже об использовании этих языков современными масс-медиа. Тем не менее, австралийское правительство несколько лет назад параллельно с NITV запустило и национальную радиостанцию для аборигенов. Также в рамках программы поощрения национальных культур австралийское правительство продолжает финансировать вещание специальной радиостанции SBS для национальных общин страны на 68 языках, включая русский, литовский, латышский, эстонский и армянский языки. Эти программы, начатые как внутреннее вещание, с развитием сети Интернет теперь доступны по всему миру.

Ссылки

• [portalostranah.ru/forum/viewtopic.php?f=38&t=18 Информация о National Indigenous Television NITV (Национальном аборигенном ТВ) и радио Австралии и вещании на языках др. нац. общин, а также способах приема, рус.]
• [nitv.org.au/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Национальное аборигенное телевидение Австралии

Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.