Национальное единение (Норвегия)
| Национальное единение | |
| Nasjonal Samling | |
 | |
| Лидер: | |
|---|---|
| Дата основания: |
май 1933 г. |
| Дата роспуска: |
8 мая 1945 г. (запрещена) |
| Штаб-квартира: | |
| Идеология: |
крайне правая, |
| Количество членов: |
300 — 500 (1936) 43 тыс. (1943) 50 — 60 тыс. (1945) |
Национальное единение (переводится также как Национальное согласие или Национальный союз, норв. Nasjonal Samling) — норвежская ультраправая политическая партия (1933—1945).
История
Партия «Национальное единение» была основана бывшим министром обороны Видкуном Квислингом в 1933 году. Её идеология была странной попыткой синтеза демократии, национал-социализма и коммунизма, и находила мало сочувствия. Ведущие политические силы страны не хотели сотрудничать с Квислингом.
После того, как на парламентских выборах в октябре 1933 года «Национальное Единение» получило 2,2 % поданных голосов — чего не хватило даже на одно место, на коммунальных выборах 1934 года её доля снизилась до 1,5 %, а на парламентских выборах 1936 года — до 1,8 %. Наконец, на коммунальных выборах 1937 года она составила лишь 0,06 %.
Партия получала наибольшую поддержку в северных областях, а также в сельских регионах Восточной Норвегии. В западных областях Норвегии «Национальное Единство» было крайне слабым, а местами не имело вовсе никакой поддержки.
Квислинг и его сторонники широко использовали элементы древнескандинавской символики, тем самым подчеркивая в своем лице преемственность «духа викингов» и «героического общегерманского прошлого». Так, боевые отряды партии получили название «хирд» (Hird) — по образцу дружин скандинавских конунгов.
После оккупации страны немецкими войсками в 1940 году «Национальное Единение», сотрудничавшее с немецкими оккупационными властями, была отвергнуто большинством норвежцев, хотя партии удалось все же привлечь к себе 57000 членов, что составляло 1,8 % населения. Это были главным образом служащие и чиновники, вступавшие в партию по корыстным мотивам, но отчасти полагавшие, что они только таким образом могут воспрепятствовать полному господству немцев в стране. При этом если до 1940 года это была чисто буржуазная партия, то затем число рабочих в ней выросло на 30 %, так что за время немецкой оккупации «Национальное Единение» превратилось во «внеклассовую» партию. Осенью 1943 г. партия достигла своего «потолка» и насчитывала 43 тыс. человек (то есть 1,5 % взрослого населения страны)[1].
Эта партия стала в значительной степени органом оккупационных властей. Немецкий рейхскомиссар Йозеф Тербовен 25 сентября 1940 года объявил «Национальное единение» единственной законной политической партией Норвегии. Под руководством Видкуна Квислинга «Национальное единение» стало ведущей коллаборационистской партией страны, впрочем, остававшейся в зависимости от немецких оккупационных властей.
8 мая 1945 года партия была запрещена. Многие члены партии были арестованы и осуждены, а лидер Видкун Квислинг был казнен.
Напишите отзыв о статье "Национальное единение (Норвегия)"
Примечания
- ↑ [ulfdalir.ru/literature/1246/2635 Норвегия в годы Второй мировой войны] // История Норвегии. М., 1980
Ссылки
- Александра Кошкарова. [www.norge.ru/fenskand_nazi/ Скандинавский и Финляндский фашизм] // NORGE.RU
- Вольфганг Випперман. [modernproblems.org.ru/hisrory/132-vipperman.html?start=20 Европейский фашизм в сравнении (1922—1982)]
- Владимир Рощупкин. [www.psj.ru/saver_national/detail.php?ID=57636 Большие аппетиты маленького «фёрера»]. 07 мая, 2010.
Отрывок, характеризующий Национальное единение (Норвегия)
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
