Национально-патриотический фронт «Память»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Национально-патриотический фронт «Память»
Лидер:

Дмитрий Васильев (1988—2003), Николай Скородумов (с 2003 по настоящее время)

Дата основания:

1980

Штаб-квартира:

Москва

Идеология:

антикоммунизм, антисемитизм, антисионизм, русский национализм, традиционализм, консерватизм, православный фундаментализм, монархизм

Союзники и блоки:

Русское Национальное Единство А. П. Баркашова

Количество членов:

3000

Девиз:

Бог! Царь! Нация!

К:Политические партии, основанные в 1980 году


Национально-патриотический фронт «Память» (кратко НПФ «Память», известная также как Общество «Память») — русская ультраправая антисемитская[1][2][3][4][5] монархическая организация.





История

Как общественная организация «Память» возникла в Москве в 1980 году[6][7]. Первоначально выступала как любительское историко-культурное объединение общественных активистов из городского отделения Общества охраны памятников истории и культуры (инженер Минавиапрома Г. Фрыгин, музыканты В. и Е. Поповы, слесарь К. Андреев, артист В. Кузнецов, полковник МВД А. Лобзов). Своё название взяла от известного романа-эссе Владимира Чивилихина. К концу 1986 года «Память» превратилась в организацию, претендующую на роль главного идеолога зарождающегося русского националистического движения.

В мае 1987 года активисты общества провели на Манежной площади в Москве митинг в поддержку перестройки, начатой в стране, и против её саботажников. Однако, в отличие от акций Демократического союза, это мероприятие не встретило жёстких репрессий со стороны властей. Участники митинга даже добились встречи с тогдашним первым секретарём Московского горкома КПСС Борисом Ельциным, который внимательно их выслушал и обещал учесть их пожелания.

В 1986—1987 годах организации с тем же названием появились и в других городах России. Рост рядов «Памяти» сопровождался многочисленными конфликтами между её основателями и лидерами. В 1987—1989 годах «Память» раздробилась на несколько групп, общим у которых была только вера в существование всемирного «сиономасонского заговора» и название. К началу 1990-х действовало несколько организаций, носящих это название: Национально-патриотический фронт «Память» (Дмитрий Васильев), Национально-патриотический фронт «Память» (Николай Филимонов — И.Кварталов), Православный национальный патриотический фронт «Память» (А.Кулаков — Сергей Воротынцев), Русский Народно-демократический фронт — Движение «Память» (Игорь Сычев), Союз за национально-пропорциональное представительство «Память» (Константин Смирнов-Осташвили), Всемирный антисионистский и антимасонский фронт «Память» (Валерий Емельянов), Координационный совет патриотического движения «Память» (братья Вячеслав и Евгений Поповы), Русское собрание «Память» (Игорь Щеглов) и др. Кроме того, в 1990 году от НПФ «Память» Дмитрия Васильева откололись Республиканская народная партия России (Николай Лысенко), Русское национальное единство (Александр Баркашов), Национал-социальный союз (Виктор Якушев). Как потом выяснилось, множественность «Памятей» была организована 5-м Управлением (идеологическим) КГБ СССР с привлечением МГК КПСС с целью дискредитации организации Дмитрия Васильева.

18 января 1990 года в ЦДЛ общество «Память» выступило против членов общества «Апрель» («писатели в поддержку перестройки»). Тогда был избит литератор Анатолий Курчаткин.

Об этой истории в своих книгах позднее писали участники события, в частности писатель Александр Рекемчук[8] (установить причастность к этому избиению членов НПФ «Память» Д.Васильева не удалось):

Газеты и еженедельники пестрели сенсационными сообщениями о погроме… 23 января Анатолия Курчаткина и меня пригласили для участия в программе «Взгляд». В ту пору «Взгляд» имел неслыханную популярность. Его смотрели по системе «Орбита» десятки миллионов зрителей на пространстве от Сахалина до Балтики, от Норильска до Ферганы. Программу вели молодые журналисты Владислав Листьев, Артём Боровик, Владимир Мукусев, Александр Политковский, Евгений Додолев.

Впервые телезрителям показали кадры, снятые Стеллой Алейниковой-Волькенштейн в тот вечер. Потом был вопрос: что это такое? У меня сохранилась аудиозапись передачи: «Курчаткин. …Одна страшная вещь: мы имеем дело с той разновидностью национального сознания, которую можно назвать словом „чёрный национализм“.

Рекемчук. Мы давно и, пожалуй, напрасно прибегаем к эвфемизмам, говоря об этом явлении. Мы явно избегаем произносить слово „фашизм“. Вот почему мы предпочитаем говорить обиняками. Но нужно называть вещи своими именами: это движение политическое, фашистское».

После августа 1991 года активность различных ответвлений «Памяти» резко снизилась. Все они, за исключением Национально-патриотического фронта «Память», фактически перестали существовать. Летом 1992 года «Память» покинул А. Р. Штильмарк, создавший организацию «Чёрная Сотня». Осенью 1992 года НПФ «Память» привлёк к себе внимание скандалом в редакции газеты «Московский комсомолец», куда активисты НПФ ворвались с целью «предупредить» руководство издания о возможных последствиях (клеветнических, по мнению её членов) выступлений против «Памяти». Один из организаторов акции Н. Детков был привлечён за это к уголовной ответственностиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4573 дня]. В событиях сентября-октября 1993 года «Память» участия не принимала, высказав при этом поддержку действиям Бориса Ельцина по роспуску парламента. В выборах в Федеральное Собрание в 1993 году — тоже (руководство «Памяти» считало, что выборы имеют заранее заданный результат).

В октябре 1991 года в эфир вышла радиостанция «Память» с ежедневной программой «Отечество, память и ты». При этом вещание производилось из собственной студии НПФ, оборудованной его активистами, чего до сих пор не было ни с одной общественной организацией. Радиостанция проработала до июля 1995 года и остановила свою деятельность из за нехватки финансирования.

В феврале 1994 года НПФ «Память», совместно с центристским блоком политических партий и общественных движений, Российским консервативным союзом, движением «Русь державная», Инновационным социологическим центром, учредил Движение национального возрождения России, целями которого были объявлены возрождение в России «триединства Бога, Царя и Нации» и «восстановление основ Российской Державы на сословных принципах» — с перспективой установления через 10-15 лет монархического строя (до этого времени ДНВР обещало оказывать поддержку институту президентства). Председателем ДНВР стал Дмитрий Васильев, сопредседателями — лидер центристского блока Владимир Воронин и заместитель председателя НПФ «Память» Олег Быков. Новоучреждённая организация ничем, однако, себя не проявила и прекратила существование фактически сразу же после создания.

Прошедший 13-14 декабря 1994 года II всероссийский съезд НПФ «Память» поддержал ввод федеральных войск в Чечню, одновременно осудив телевидение за «антинародную, антипатриотическую деятельность».

31 июля 1995 года НПФ «Память» был зарегистрирован Министерством юстиции как межрегиональная организация. На выборах во II Государственную Думу лидер НПФП Дмитрий Васильев неудачно баллотировался по 204 Чертановскому одномандатному округу Москвы, проиграв Сергею Ковалёву. Во время президентских выборов 1996 года НПФП поддерживал Бориса Ельцина, рассматривая усиление его позиций как очередной шаг по пути к реставрации в России самодержавия.

В течение 1996—1998 годов НПФ «Память» неоднократно проводил митинги и пикеты с требованием убрать с башен Кремля звёзды («сатанинские знаки») и вернуть на их место двуглавых орлов.

Новейшая история

После смерти Дмитрия Васильева (2003) НПФ «Память» на экстренном заседании Центрального Совета НПФ «Память», прошедшем под председательством духовника почившего Дмитрия Васильева епископа Серафима, исполняющим обязанности председателя был назначен член Центрального совета Николай Борисович Скородумов. Прошедший в 2004 году Съезд избрал его председателем Центрального совета НПФ «Память».

В 2005 году несколько членов Центрального совета заявили о своём несогласии с деятельностью действующего председателя, который не удовлетворил их требование о выводе из членов ЦС А. Поткина, так как, по его мнению, это было несправедливо, и остальные члены Центрального совета с ним согласились. Это послужило причиной подачи вышеуказанными членами заявлений о своём выходе из ЦС и организации в целом, о чём ими было дано сообщение в газете «Русский Вестник» № 4 (658) за 2005 год. Этот шаг резко сократил активность организации, но не прекратил её существования.

В июле 2009 года руководитель московского подразделения НПФ «Память» Георгий Боровиков без согласования с Центральным советом создаёт фактически новую общественную организацию — Русский Фашистский Орден (РФО) «Память», переименованный им впоследствии в Русский Фронт Освобождения, и проводит её съезд. Центральный совет Национально-Патриотического Фронта «Память», собравшийся в августе 2009 года, своим решением не признаёт РФО «Память» правопреемницей действующей организации НПФ «Память» и выводит Георгия Боровикова из рядов НПФ за пропаганду идей национал-социализма, несовместимых с идеологией Национально-Патриотического Фронта «Память». Соответствующее заявление опубликовано в газете «Русский Вестник» № 19 (777) за 2009 г.

4 ноября того же года прошёл очередной съезд Национально-Патриотического Фронта «Память» под председательством Н. Б. Скородумова. Съезд обсудил доклад председателя, одобрил деятельность организации и переизбрал его Председателем, пополнив ЦС новыми членами.

В настоящее время руководителем Центрального Совета НПФ «Память» является Н. Б. Скородумов. Глава Наблюдательного совета — И. В. Молотов, он же автор [www.novorosinform.org/articles/7497 неофициальной биографии фронта].

Изменения идеологического и религиозного состава участников

До 1989 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4424 дня] «Память» проповедовала идеи, которые можно было охарактеризовать как «национал-большевистские». В частности, её идеологи очень высоко оценивали послевоенную деятельность И.Сталина, особенно в области «борьбы с космополитизмом». С 1989 года идеология организации приобрела «православно-монархический» характер. Следует отметить, что, выступая за установление в стране самодержавного строя, НПФ «Память» отказывает потомкам династии Романовых в праве на российский престол, считая, что нового монарха должен «призвать» (именно «призвать», а не избрать — потому что «Память» является принципиальным противником любых выборов) сам народ на созванном специально для этого Земском соборе.

C 1984 года идеология «Памяти» трансформировалась в направлении радикальной ксенофобии и антисемитизма, а также убеждения в существовании «жидомасонского заговора» против России и русского народа[1].

На II съезде НПФ «Память» (13-14 декабря 1994) лидер «Памяти» Дмитрий Васильев осудил не только демократическую («сионистскую», «космополитическую»), но и национал-социалистическую идеологии как происходящие от идеологии социал-демократической («Мы не нацисты и не экстремисты, мы — убеждённые сторонники самодержавия, наш идеал — Русь в виде православного царства»). Съезд также одобрил экономическую программу «Памяти», в основу которой была положена концепция безналоговой экономики, разработанная аналитической группой по социально-экономическим проблемам «Содружество» в противовес «сатанизации мировой экономики» и «экспансии иудейско-протестантской формы экономических отношений». «Память» выступает за достижение Россией «экономического самоудовлетворения», «восстановление традиционной структуры Верховной власти и системы управления Державой» (то есть самодержавия). В качестве рычагов управления экономикой предлагается государственное кредитование, ужесточение режима внешней торговли (вплоть до введения государственной монополии). «Память» выступает против частной собственности на землю, за её рентное использование.

В сентябре 1998 года в заявлении «Пора жить по-русски!» НПФ «Память» выступил со следующим планом неотложных мер: выкуп у населения всей долларовой наличности с последующим предъявлением её МВФ и правительству США в качестве погашения долговых обязательств России; запрет функционирования на территории России «сионистских коммерческих банков», запрет на самостоятельное установление банками кредитных процентных ставок; односторонняя конвертация рубля с увеличением его стоимости не менее чем в 10 раз по сравнению с долларом; жёсткое уголовное преследование за использование иностранной валюты на внутрироссийском рынке и т. п.

Численность. Руководящие органы

Как правило, организации «Памяти» (кроме организации Д. Васильева) в регионах имели собственных лидеров и не подчинялись одноименным московским объединениям. На 1989 год в каждую из этих организаций входило от нескольких десятков до нескольких сотен человек (в Москве и Санкт-Петербурге). Так, НПФ «Память» Дмитрия Васильева насчитывала в 1989 году примерно 400 человек. После августа 1991 года численность «Памяти» резко пошла на убыль. Тем не менее, к моменту II всероссийского съезда НПФ «Память» (13-14 декабря 1994) организация, по данным её руководства, имела 52 региональных отделения в России и ближнем зарубежье. Об их численности ничего не говорилось, вполне возможно, что они состояли только из своих руководителей. В пользу этого говорит и то, что в июле 1995 года НПФ «Память» была зарегистрирована в качестве всего лишь межрегиональной, а не общероссийской организации (для признания организации общефедеральной необходимо наличие у неё региональных отделений численностью не менее чем по 10 человек в половине субъектов РФ).

В организационном отношении «Память» всегда отличалось ярко выраженным авторитаризмом: все решения, в том числе касающиеся формирования руководящих органов (в НПФ «Память» — Центрального совета), принимаются единолично лидером. «Память» категорически отрицает принцип выборности, её руководители не избираются, а «призываются». По всей видимости, именно это явилось причиной столь частых расколов, а также долгого отсутствия официальной регистрации организации, которая невозможна без проведения учредительных мероприятий и принятия соответствующих документов. Так, Первое Собрание (съезд) Национально-патриотического фронта «Память» состоялось только 6 октября 1992 года. На нём впервые был официально «призван» (единогласно избран без проведения формальной процедуры голосования) Центральный совет НПФ во главе с Дмитрием Васильевым. В дальнейшем (впрочем, так же, как и ранее) состав ЦС НПФП менялся не на официальных мероприятиях (II съезд Фронта состоялся в декабре 1994 г.), а по воле лидера организации.

Интересные факты

  • Деятельности этой организации была посвящена песня группы Гражданская оборона «Общество „Память“».
  • Павел Хлебников в книге «Крёстный отец Кремля Борис Березовский, или история разграбления России», ссылаясь на Олега Калугина, пишет, что «националистическая группа „Память“… образовалась при помощи КГБ». Однако бывший глава ПГУ КГБ Леонид Шебаршин в одном из интервью уточнил, что «идеологический» Пятый отдел КГБ СССР целенаправленно расколол организацию.

См. также

Напишите отзыв о статье "Национально-патриотический фронт «Память»"

Ссылки

  • [www.anticompromat.org/nazi-p/naz99.html Владимир ПРИБЫЛОВСКИЙ. НАЦИОНАЛ-ПАТРИОТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ, ОРГАНИЗАЦИИ И ГРУППЫ В 1994—1999 гг. КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ (по состоянию на июнь 1999)]
  • [vk.com/npf_pamyat Официальное представительство НПФ "Память" в социальных сетях]

Примечания

  1. 1 2 [www.eleven.co.il/article/15402#0401 Антисемитизм В 1970–80-е гг.] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  2. William Korey. [sicsa.huji.ac.il/studies2.html Russian Antisemitism, Pamyat, and the Demonology of Zionism] (англ.). The Hebrew University of Jerusalem. Проверено 16 февраля 2012. [www.webcitation.org/685Q9X2qo Архивировано из первоисточника 1 июня 2012].
  3. [web.archive.org/web/20110721143637/www.plexus.org.il/texts/katsis_bagrit.htm БАГРИЦКИЙ НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ]
  4. [web.mit.edu/people/fjk/Rogovin/volume4/xix.html Антисемитский подтекст московских процессов]
  5. [jhist.org/russ/russ001-20.htm Тема 20. Евреи СССР в годы «застоя» (1967—1985 гг.)]
  6. [www.labyrinth.ru/content/card.asp?cardid=36234 РОЖДЕНИЕ ОБЩЕСТВА «ПАМЯТЬ» — Справка] — БД «Лабиринт»
  7. stipendiat.memo.ru/schools/spring2006/vorobev.html
  8. [az.lib.ru/r/rekemchuk_a_e/text_0010_mamonty.shtml Lib.ru/Классика: Рекемчук Александр Евсеевич. Мамонты]

Отрывок, характеризующий Национально-патриотический фронт «Память»


Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.