Национальный автономный университет Мексики

Национальный автономный университет Мексики (НАУМ исп. UNAM)
Оригинальное название	Universitas Petropolitana
Девиз	Por mi raza hablará el espíritu
Год основания	1910
Президент	Хосе Роблес Нарро исп. José Narro Robles
Расположение	Мехико
Сайт	[www.unam.mx/ m.mx]

К:Учебные заведения, основанные в 1910 году

Национальный автономный университет Мексики (исп. Universidad Nacional Autónoma de México, UNAM) (НАУ) расположенный, большей частью, в Мехико государственный университет, и считающийся крупнейшим по числу студентов университет в Северной и Южной Америке.

Основан 22 сентября 1910 года как либеральная альтернатива римско-католическому Королевскому и Папскому университету Мексики (основан 21 сентября 1551 года королевским указом Карла I Испанского и закрыт либералами в 1867 году). Это единственный университет в Мексике, имеющий среди своих выпускников лауреатов Нобелевской премии: Альфонсо Гарсия Роблес (премия мира), Октавио Пас (литература), и Марио Молина (химия).

Предоставленная в 1920 году автономия позволяет университету самостоятельно составлять учебные программы и управлять бюджетом без вмешательства со стороны правительства.

Основной кампус университета, включённый в фонд Всемирного наследия ЮНЕСКО, спроектирован самыми известными архитекторами Мексики XX века, а фрески в главном корпусе написаны великими мексиканскими художниками Диего Риверой и Альфаро Сикейросом.

История

Университет был основан 22 сентября 1910 года Хусто Сьерра, тогдашним министром образования в правительстве президента Порфирио Диаса, с целью создания в стране системы светского национального образования в противовес существовавшей католической. В дальнейшем, после многочисленных студенческих волнений (в 1912, 1914 и 1920 годах), поддержанных профессорским составом, университету были предоставлена полная автономия от правительственных структур. В 1943 году было принято решение о строительстве в южном пригороде Сан-Анхель отдельного университетского комплекса исп. Ciudad Universitaria взамен занятых по всему городу зданий, а на торжественной церемонии 20 ноября 1952 года было заложено первое здание.

В середине 1960-х годов в университете происходили массовые студенческие волнения, сопровождавшиеся вспышками насилия со стороны полиции, и подавленные перед самым открытием на Университетском стадионе XIX Олимпийских игр 1968 года. В 1970—1980 годах велось строительство кампусов-спутников в других районах города и по всей Мексике с целью децентрализации системы.

Университетский городок

Университетский городок расположен в пределах района Койоакан (исп. Coyoacán) в южной части города Мехико по проекту архитекторов Марио Пани, Энрике дель Мораль, Доминго-Гарсиа Рамоса, Армандо Франко Ровира и других, в том числе Университетский Олимпийский стадион, около 40 факультетов и институтов, культурный центр, экологический заповедник, центральную библиотеку и несколько музеев. Он был закончен в 1954 году и стал почти отдельным районом Мехико, со своими собственными правилами, советами и полицией: правоохранительным органам из-за пределов университета не разрешается вход на территорию без согласия местных властей.

В июне 2007 года основной кампус университета был объявлен Всемирным наследием ЮНЕСКО.

Кампусы-спутники

Помимо университетского городка НАУМ имеет несколько отделений в других районах Мехико (Акатлан, Арагон, Куаутитлан, Истакалько, Сочимилько и Сарагоса), а также в других местах по всей Мексике (в Сантьяго-де-Керетаро, Морелии, Мериде, Энсенаде и Куэрнаваке), как исследовательские, так и и учебные. Также имеются четыре небольших иностранных филиала в Соединенных Штатах и Канаде с уклоном на испанский язык и мексиканскую культуру: в Сан-Антонио, Техас; в Чикаго, в Лос-Анджелесе, и в Гатино в Квебеке.

Примечательные здания

Паласио де Минерия Инженерный факультет НАУ размещается в трёхэтажном бывшем здании инженерной школы — Дворце Горного Дела колониальной архитектуры, находящемся в историческом центре Мехико, в котором регулярно проводятся Международные книжные выставки («Feria Internacional del Libro» или «FIL») и Международные дни компьютерной безопасности («DISC»).Также в бывшей библиотеке инженерной школы постоянно экспонируется исторические книги, в основном мексиканских ученых XIX века, проводятся другие выставки. Здание Дворца Горного Дела считается одним из самых значительных в мексиканской архитектуре своего времени.

Каса-дель-Лаго Дом на озере, в парке Чапультепек, посвящён культурной деятельности, включая танцы, спектакли и балет, а также служит местом для встреч для смежных университетских организаций и комитетов.

Музей Сан-Ильдефонсо

Этот музей и культурный центр считается родиной мексиканской монументальной живописи. Колледж Сан-Ильдефонсо вначале был престижной иезуитской школой-интернатом, которая после реформы образования 1910-х стала престижной Национальной подготовительной школой. Эта школа и здание полностью закрыто в 1978 году, а затем вновь открыто в качестве музея и культурного центра в 1994 году под совместным управлением НАУ, Национального совета по культуре и искусству и правительства федерального округа Мехико. Музей проводит постоянные и временные археологические и художественные выставки в дополнение к фрескам с работы Хосе Клементе Ороско, Диего Ривера и других художников на стенах. Комплекс расположен между Сан-Ильдефонсо-стрит и Хусто Сьерра-стрит в историческом центре Мехико.

Университетский музей Чопо

Здание изящной архитектуры напоминающее кристалл, с двумя металлическими башнями, работы Густава Эйфеля, служило Национальным музеем естественной истории на протяжении почти 50 лет, сейчас предназначается для проведения временных выставок изобразительного искусства. Музей Чопо начинался с части коллекции ныне прекратившего своё существование общественного Музея естественной истории и археологии, которая в итоге стала Национальным музеем культуры.

Национальная астрономическая обсерватория

Национальная Астрономическая Обсерватория расположена в горах Сьерра-Сан-Педро-Мартир на горном гребне в Нижней Калифорнии, примерно в 130 километрах к югу от американо-мексиканской границы. Она находится в эксплуатации с 1970 года и в настоящее время имеет три больших зеркальных телескопа, с планами по установке большого телескопа для исследований в миллиметровом диапазоне.

Список факультетов, национальных школ и институтов

В Национальном университете Мексики обучается более 269 000 студентов, что делает его одним из крупнейших университетов мира. Обучение проводится на следующих факультетах:

• Факультет бухгалтерского учета и управления
• Факультет архитектуры
• Химический факультет
• Факультет экономики
• Инженерный факультет
• Факультет высших исследований (ОРГ) Арагон
• Факультет высших исследований (ОРГ) Акатлан
• Факультет высших исследований (ОРГ) Куаутитлан
• Факультет высших исследований (ОРГ) Истакала
• Факультет высших исследований (ОРГ) Сарагоса
• Юридический факультет
• Медицинский факультет
• Факультет стоматологии
• Факультет философии и литературы
• Факультет политических и социальных наук
• Факультет психологии
• Факультет Науки
• Факультет Ветеринарной медицины
• Национальная школа искусств
• Национальная школа музыки
• Национальная школа акушерства и дошкольного воспитания
• Национальная школа социальной работы
• Институт эстетических исследований
• Центра геномной науки (CCG)

Ссылки

• [www.unam.mx/ Официальный сайт]
• [www.unam.me/noticias-unam.html Университетские новости исп.  ]
• На Викискладе есть медиафайлы по теме Национальный автономный университет Мексики

Отрывок, характеризующий Национальный автономный университет Мексики

– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.