Национальный архив Республики Беларусь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Государственное учреждение «Национальный архив Республики Беларусь»
(НАРБ)
Дата открытия 28.05.1927
Количество фондов 1 206 фондов
Количество единиц хранения 1 070 074
Хронологические рамки документов с 1917 г. по настоящее время
Директор Кураш Виктор Иосифович
Местонахождение инд. 220114, Республика Беларусь, Минск, пр. Независимости, 116
Время работы Время работы читального зала:

вт. — чт.: 09:00—20:00
пт.: 09:00—18:00
сб.: 09:00—15:00
пн. — сандень
вс. — выходной
Время работы читального зала с 1 июня по 31 августа:
пн. — чт.: 08:30—17:30;
пт.: 08:30—16:15;
сб., вс. — выходной.

Телефоны 237-67-78, 267-29-52
Сайт www.narb.by/rus


Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ) — крупнейшее хранилище документов по белорусской истории XX века, учреждение архивной отрасли, обеспечивающее хранение документов Национального архивного фонда Республики Беларусь.



История

В 1922—1926 годах началось формирование фондов Центрального ар­хива Октябрьской революции. На хранение поступили документы 61 учреждения (в основном расформированных воинских частей и белорусских национальных организаций), и документы кооперативных и профсоюзных организаций. Архивохранилище расположилось в церкви Святого Духа бывшего мужского православного монастыря.

28 мая 1927 года Цент­ральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров Белорусской ССР законодательно утвердил создание Центрального архива Октябрьской революции БССР. В задачи ЦАОР БССР входило хранение доку­менты центральных, государственных, про­фессиональных, кооперативных, обществен­ных организаций и учреждений Беларуси, действовавших с февральской революции 1917 года. В образованном архиве были сконцентрированы документы народных комиссариатов просвещения, земледелия, внутренних дел, финансов, рабоче-крестьянской инспекции, здравоохранения, почт и телеграфов, труда, продовольствия, юстиции, Высшего совета народного хозяйства, Центрального статистического управления, Белорусского управления Главного таможенного управления, кооперативных организаций (Центробелсоюза, Белсельсоюза, Белвоенпотребсоюза), организаций по страхованию и кредитованию (Белгосстраха, Промышленного банка), торговых, снабженческо-сбытовых организаций, трестов и синдикатов (Центроспирта, Центробумтреста, Белгосрекламы, Текстильторга, Союзхлеба, Автопромторга, Камвольсбыта, Сахаротреста, Химугля), учебных заведений, Белгосиздата и др.. Также отдельной группой вошли документы военных частей и организаций: 7-й кавалерийской дивизии, 2-й Белорусской территориальной дивизии, Военного трибунала 3-го кавалерийского корпуса, Объединенной военной школы имени ЦИК БССР. В 1927/1928 годах читальный зал архива принял первых исследователей[1].

Так как столичный Минск в те годы находился недалеко от границы, ЦИК БССР в августе 1929 года принял постановление о переводе ЦАОР БССР в Могилёв, который был осуществлён в 1930—1932 годах. в Могилёве архив расположился в бывших зданиях Богоявленского монастыря и Станиславовского костёла. В октябре 1930 года, при ЦАОР был создан архив кинофотодокументов и секретный архив. В первой половине 1930-х годов в архиве были сконцентрированы архивные материалы наркоматов, центральных учреждений и организаций БССР и архивные материалы учреждений, организаций и предприятий 50 районов Беларуси. В июле 1938 года Центральный архив Октябрьской революции Белорусской ССР (ЦАОР БССР) был реорганизован в Центральный государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства Белорусской ССР (ЦГАОР БССР).

В 1941 году при нападении фашистской Германии, в здании архива, располагавшемся в Братской церкви, сгорела значительная часть материалов (в частности, все документы отдела секретных фондов, оставшаяся же часть подверглась расхищению). Станиславовский костёл зимой 1941—1942 гг. по приказу немецкого командования был передан верующим, и архивные фонды были перевезены в другие помещения (сарай и клуб швейников по ул. Лени­на). В январе—феврале 1944 года документы перевезли в Ригу в здание Центрального государственного архива Латвийской ССР. В январе 1944 года архив возобновил свою деятельность в Гомеле, а после освобождения в июле столицы Беларуси переехал в Минск. За годы войны была уничтожена большая часть документов, весь научно-справочный аппарат к ним, почти не сохранился библиотечный фонд[1]. Во второй половине 1944 года в архив поступили документы оккупационных учреждений и организаций, воинских и военизированных формиро­ваний, белорусских коллаборационистских структур, которые действовали на территории Беларуси в годы оккупации. Это были фонды Генерального комиссариата Беларуси, гебитскомиссариатов, районных и городских управ, Белорусской народной самопомощи, Белорусской центральной рады (БЦР), Союза белорусской молодежи (СБМ), ЦТО «Восток», организации ТОДТа и др. печатные матери­алы за этот период. Архив разместился разместили в здании Минского областного архива по ул. Бакунина, 4. В сентябре 1945 года архиву было передано здание бывшей Петропавловской (Екатерининской) церкви по ул. Островско­го, 4.

В конце 1940-х — начале 1950 годов в архиве проводилось засекречивание архивных документов — были засекречены фонды ЦИК БССР и СНК БССР, так как там хранились личные дела А. Г. Червякова, В. М. Игнатовского. Было засекречено до 50 % документов. В марте 1956 года началось рассекречивание документов.

На III Международном конгрессе архивов, который состоялся 25-29 сентября 1956 года во Флоренции, архивная служба Беларуси стала членом Международного совета архивов[1]. С 1958 года в ЦГАОР началось микрофильмирование документов.

В 1960 года архивная служба из ведения МВД перешла в подчинение Совета Министров. В 1961—1962 годах в архив поступили фонды ведущих республикан­ских учреждений: Совета Министров за 1942—1950 годы, Госплана (1946—1956), Министерства просвещения (1939—1955), Министерства юстиции (1944—1953), Белсовпрофа (1945—1957) и др.. В 1968 году ЦГАОР БССР переехал в здание по ул. Бакунина, 4, где до 1963 года размещался Госархив Минской области. В 1980 году архив приступил к усовершенствованию систематического каталога. В 1983 году началось рассекречивание фондов архива. В начале 1990-х годов исследователи получили доступ к фондам секретариата Белорусской Народной Республики[2].

В 1984 г. ЦГАОР БССР был награждён дипломом II степени ВДНХ СССР, а заведующая отделом использования и публикации К. Ф. Плахотникова удостоена серебряной медали выставки[2]. В 1989 году приступил к созданию первой автоматизированной информационно-поисковой системы.

В 1991 году архив переехал во вновь построенное здание по ул. Кро­поткина, 55. В мае 1993 года ЦГАОР БССР был переименован в Белорусский государственный архив[3]. В начале 1990-х годов начали развиваться международные связи архива.

В июне 1995 года в архив были переданы документы бывшего Центрального партийного архива Компартии Белоруссии, и архив был реорганизован в Национальный архив Республики Беларусь[4]. В 2006 году НАРБ были выделены 17-21 этажи в здании новой Национальной библиотеки Беларуси. В 2007 году архив полностью переехл в новое здание[4].

Напишите отзыв о статье "Национальный архив Республики Беларусь"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.narb.by/rus/about/history/history1/ На пути становления (1927-1960)]. История архива. НАРБ. Проверено 3 марта 2014. [www.peeep.us/2043b970 Архивировано из первоисточника 3 марта 2014].
  2. 1 2 [www.narb.by/rus/about/history/history2/ Новый этап развития (1960-1995)]. НАРБ. Проверено 3 марта 2014. [www.peeep.us/55d1ad7d Архивировано из первоисточника 3 марта 2014].
  3. [library.by/portalus/modules/belarus/referat_readme.php?subaction=showfull&id=1185206139&archive=&start_from=&ucat=21& Национальный архив Республики Беларусь: достижения и перспективы] // Наука и культура : журнал. — Мн., 2007-07-23. — С. 63. [www.peeep.us/b81d5913 Архивировано] из первоисточника 3 марта 2014.
  4. 1 2 [www.narb.by/rus/about/history/history3/ НАРБ: слагаемые успеха (1995-2007)]. НАРБ. Проверено 3 марта 2014. [www.peeep.us/c5e7b6f8 Архивировано из первоисточника 3 марта 2014].

Литература

  • [library.by/portalus/modules/belarus/referat_readme.php?subaction=showfull&id=1185206139&archive=&start_from=&ucat=21& Национальный архив Республики Беларусь: достижения и перспективы] // Наука и культура : журнал. — Мн., 2007-07-23. — С. 63—66. [www.peeep.us/b81d5913 Архивировано] из первоисточника 3 марта 2014.

Отрывок, характеризующий Национальный архив Республики Беларусь

Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»