Национальный ботанический сад имени Н. Н. Гришко НАН Украины

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Национальный ботанический сад имени Н. Н. Гришко НАН УкраиныНациональный ботанический сад имени Н. Н. Гришко НАН Украины

</tt>

</tt> </tt> </tt> </tt>

</tt> </tt> </tt>

</tt> </tt>

Национальный ботанический сад им. Н. Н. Гришко НАН Украины
укр. Національний ботанічний сад імені Миколи Гришка НАН України
Вид из Национального ботанического сада на Выдубицкий монастырь
50°24′55″ с. ш. 30°33′45″ в. д. / 50.41528° с. ш. 30.56250° в. д. / 50.41528; 30.56250 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.41528&mlon=30.56250&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 50°24′55″ с. ш. 30°33′45″ в. д. / 50.41528° с. ш. 30.56250° в. д. / 50.41528; 30.56250 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.41528&mlon=30.56250&zoom=9 (O)] (Я)
СтранаУкраина Украина
МестонахождениеКиев
Типботанический сад
Дата основания1935
Площадь117,0 га
Сайт[nbg.kiev.ua/ru/ www.nbg.kiev.ua/ru/]
Национальный ботанический сад им. Н. Н. Гришко НАН Украины

Национальный ботанический сад имени Николая Гришко́ Национальной Академии наук Украины (укр. Націона́льний ботані́чний сад і́мені Мико́ли Гришка́ НАН Украї́ни) — научно-исследовательское учреждение, занимающееся проектированием и созданием новых ботанических садов и парков, разработкой научных основ озеленения и фитодизайна предприятий и организаций, а также многими другими отраслями теоретической и прикладной ботаники. В СССР официальное название было «Центральный республиканский ботанический сад Академии наук Украины» (ЦРБС АН УССР).

Ботанический сад входит в природно-заповедный фонд Украины и является объектом комплексной охраны, относится к землям природного и историко-культурного назначения, которые охраняются как национальное достояние государства.

Одно из главных заданий ботанического сада — проведения исследований в области охраны природы, создание базы для сохранения генофонда растений и всего биологического разнообразия, а также просветительская деятельность по вопросам экологии и использования растений.

Адрес сада: 01014, Украина, г. Киев, ул. Тимирязевская, 1. Директор — [www.nas.gov.ua/UA/Sites/PersonalSite/Pages/default.aspx?ffn1=Email&fft1=Eq&ffv1=ZaimenkoNV Заименко Наталья Васильевна] — член-корреспондент Национальной академии наук Украины, профессор, доктор биологических наук.

По разнообразию коллекций живых растений, масштабам территории, уровню научных исследований занимает одно из ведущих мест среди крупнейших ботанических садов Европы. В состав ботанического сада входят 8 научных отделов; уникальный коллекционный фонд Национального ботанического сада насчитывает более 13 000 таксонов, относящихся к 220 семействам и 1 347 родам.

На территории Ботанического сада находится главный храм, колокольня и келейные корпуса Ионинского монастыря, основанного в конце XIX века.





Содержание

История

Идея

Идея создания ботанического сада появилась осенью 1918 года, после создания Национальной Академии наук. Научные основы Ботанического сада были разработаны трудами Владимира Ипполитовича Липского — одного из первых Президентов Академии наук Украины, учёного с мировым именем, известного флориста, путешественника и знатока ботанических садов. Именно он обосновал идею такого ботанического сада, создал его структуру и направления деятельности, разработал детальный план строительства. Вначале планировалось создание Ботанического сада на основе Голосеевского леса, и директором его мог быть Липский. Но этот план не был реализован. В 1928 году академик Липский переехал в Одессу, где до конца жизни возглавлял Ботанический сад Одесского национального университета имени Ильи Мечникова.

Основание

После отъезда Липского в Одессу вопрос о строительстве нового ботанического был вновь поднят академиком Александром Васильевичем Фоминым. Осенью 1935 года было утверждено решение Киевского городского совета о строительстве ботанического сада, для этой цели отведён участок земли площадью в 117 га на исторической местности Зверинец.

Сразу же началось строительство ботанического сада. План строительства предусматривал создание дендрария — коллекций деревьев и кустарников, ботанико-географических участков, участков травянистых растений, культурной флоры и акклиматизации новых растений, перспективных для народного хозяйства.

В первые годы строительства ботанического сада на Зверинце его научным консультантом был назначен В. И. Липский, а после его смерти научное руководство было поручено профессору Киевского лесотехнического института Вальтеру Эдуардовичу Шмидту, который по совместительству занял должность директора Ботанического сада.

Первые годы существования

После избрания директором Киевского института ботаники академика Николая Николаевича Гришко директором Ботанического сада стал Яков Климович Гоцик, который получил организаторский опыт, работая в 1930-х годах на различных сельхозпредприятиях Глуховского района Сумской области. Именно Я. К. Гоцик впервые поставил вопрос о придании Ботаническому саду статуса самостоятельного учреждения.
Осуществление проекта наталкивалось на значительные трудности: необходимо было отселить с 2/3 территории отдельных людей и несколько организаций, к тому же финансирование было недостаточным. Но всё же до начала Великой Отечественной войны было высажено под открытым небом около 1050 видов растений и собрано почти 1000 таксонов оранжерейных растений. Был построен отдельный корпус для научных лабораторий, которые возглавили академики В. Н. Любименко, Н. Г. Холодный и А. О. Сапегин (ныне — помещение отдела новых культур).

Оккупация и первые послевоенные годы

Во время оккупации Киева нацистской Германией бо́льшая часть коллекций была утрачена. Под руководством Алексея Михайловича Бурачинского (и. о. директора ботсада до 1944 г.) небольшая группа работников предпринимала попытки спасти коллекции, но безуспешно. После освобождения Киева, уже в 1944 году, работы по строительству возобновились. В том же году ботсад получил статус самостоятельного учреждения Академии наук и был возглавлен известным ботаником и селекционером академиком Н. Н. Гришко. Согласно постановлению Совнаркома Украины «О восстановлении строительства и научной деятельности Центрального республиканского ботанического сада АН УССР» был разработан генеральный план строительства, научная часть его разработана Н. Н. Гришко, а архитектурная — академиком О. В. Власовым, тогдашним главным архитектором Киева. В послевоенные годы были организованы научные экспедиции и командировки для воссоздания и пополнения коллекций. Собираемые коллекции служили базой для формирующихся направлений научных исследований, создавались участки для экспозиции.

С открытия ботсада до настоящего времени

С 1958 до 1965 года ботсад возглавлял доктор биологических наук, член-корреспондент АН УССР Евгений Михайлович Кондратюк. В эти годы основное внимание уделялось благоустройству территории, подготовке к открытию ботсада для массовых посещений. Открыт для посетителей ботсад был 29 марта 1964 года и быстро стал популярным местом отдыха киевлян и гостей города. В настоящее время число посетителей превышает 1 миллион человек в год. В ботсаду проводятся занятия под открытым небом для учащихся и студентов различных учебных заведений, с 1980-х годов стали популярными «Уроки ботаники в Ботанике» для учеников средних школ.

В 1965 году директором стал академик Андрей Михайлович Гродзинский. Под его руководством начался новый этап углубления и расширения научной деятельности ботанического сада, который в 1967 году получил официальный статус научно-исследовательского института. Были начаты фундаментальные исследования по вопросам химического взаимодействия растений, получившие впоследствии мировое признание.

С 1988 года директором ботсада является доктор биологических наук, член-корреспондент НАН Украины Татьяна Михайловна Черевченко. Под её руководством 10 научных подразделений продолжают исследования по проблемам акклиматизации растений, сохранения генофонда редких и эндемичных видов, селекции растений, рациональных биотехнологий, фитодизайна, аллелопатии и других направлений теоретической и прикладной ботаники.

Научные подразделения

Отдел природной флоры

Создан в 1944 году и был возглавлен профессором О. И. Соколовским. Сейчас отделом заведует доктор биологических наук, профессор В. И. Мельник. Первой задачей отдела было создание ботанико-географических участков, в современные направления научных работ входят интродукция растений, фитогеография, популяционная экология и фитосозология.

Сотрудниками отдела проведён сбор посадочного и семенного материала в многочисленных экспедициях и путём обмена с ботаническими садами мира.

Накоплен опыт по интродукции растений из различных географических регионов на территорию Украины, разработаны основы охраны генофонда эндемичных, реликтовых и редких растений. Создана коллекция из более 100 видов, занесённых в Красную книгу Украины. На основе опыта создания коллекций по ботанико-географическому принципу научными сотрудниками отдела разработаны подходы к моделированию фитоценозов.

Коллекции отдела размещены на семи ботанико-географических участках (см. в разделе «Коллекции и экспозиции»). Отдел содержит гербарий, основанный в 1948 году профессором С. С. Харкевичем, к 2005 году его объём составил 148100 гербарных листов с 11421 видами растений. Имеется коллекция семян из 10119 образцов с обменным фондом 493 образца.

Отдел дендрологии и парковедения

Основан в 1944 году. Первым заведующим стал профессор О. Л. Липа, ботаник и знаток старинных парков. Затем должность заведующего занимал доктор биологических наук, профессор Леонид Иванович Рубцов. В настоящее время отделом руководит доктор биологических наук, профессор С. И. Кузнецов. Под руководством Л. И. Рубцова были сформированы насаждения дендрария (коллекция древесных и кустарниковых пород) и сад сирени.

Отделом разработаны основы интродукции древесной растительности на территории Украины, подготовлен районированный ассортимент для разных почвенных и климатических зон Украины. Изучена культивируемая дендрофлора всех регионов Украины, разработаны научно-практические концепции оценки и формирования парковых фитоценозов, сохранения и восстановления старинных парков, реконструкции и строительства ботанических садов, изучены экологические особенности зелёных насаждений в условиях техногенного загрязнения.

Научными сотрудниками отдела написаны 30 монографий и многочисленные научные статьи.

Отдел новых культур

Сформирован в 1969 г. Заведующие: доктор сельскохозяйственных наук, профессор Юрий Адольфович Утеуш (1969—1999), в настоящее время — доктор сельскохозяйственных наук Д. Б. Рахметов.

Отделом созданы коллекционно-экспозиционные участки кормовых, пряновкусовых и овощных культур. Коллекционный фонд насчитывает около 400 таксонов, на основе генетического материала отделом создано 57 сортов, рекомендованных для выращивания на Украине.

Научные исследования направлены на обогащение генофонда указанных культурных растений методами селекции, введение новых культур и изучение биологических основ их выращивания. Ведутся работы по селекции и интродукции видов, имеющих высокие хозяйственные и экономические показатели.

Сотрудники отдела имеют многочисленные награды за участие в выставках различного уровня.

Лаборатория медицинской ботаники

В 1979 году по инициативе академика Н. Н. Гришко был создан самостоятельный отдел медицинской ботаники, который, возглавил отдел кандидат сельскохозяйственных наук А. П. Лебеда. С 2004 года реорганизован в лабораторию в оставе отдела новых культур.
С середины 1980-х годов отделом проведён ряд научных конференций и семинаров, особое значение имели международные представительские конференции в 1984, 1988, 1992 и 1997 годах. В эти годы отдел стал настоящим центром, объединяющим ботаников, фармакологов, клиницистов и агрохимиков Украины, медицинская ботаника утвердилась как самостоятельное научное направление.

Украина принадлежит к ведущим странам, заготавливающим растительное лекарственное сырьё, и это определило основные направления исследований отдела: рациональное использование сырьевой базы, изучение природных запасов сырья, поиск новых полноценных растений — заменителей уже хорошо известных лекарственных видов.

В природных условиях сотрудниками отдела были изучены 73 вида зверобоя, из которых 5 рекомендованы как заменители существующих официнальных видов, а зверобой горный, зверобой восточный и зверобой шерстистый — как сырьё для промышленного получения гиперицинов и флавоноидов. Изучена единственная на территории Украины популяция облепихи крушиновиднойдельте Дуная), эта работа позволила отобрать более 30 форм, перспективных для селекции, фармакологии и фитомелиорации. На юге Украины изучены 43 формы шелковицы, отличающихся сроками цветения и созревания плодов. Собран ценный генетический материал этих растений, который предполагается использовать для селекции. В настоящее время проводится поиск и изучение растений с противовирусным, антиоксидантным, радиопротекторным и иммуностимулирующим действием.

Отделом разработаны собственные оригинальные концепции и методики ароматерапии.

Отделом были подготовлены и изданы 26 фундаментальных научных трудов, выпущен энциклопедический справочник «Лекарственные растения» под редакцией академика А. М. Гродзинского.

Работы отдела отмечены Государственной премией Украины в области науки и техники, премией им. Л. М. Симиренко.

Отдел акклиматизации плодовых растений

Основан в 1945 г. Отделом проводятся работы по селекции южных, малоизученных и новых плодовых культур, совершенствуются приёмы их размноженияи выращивания. Селекционерами создано 52 высокопродуктивных сорта персика, абрикоса, алычи, айвы, актинидии, кизила, винограда, лимонника китайского, хеномелеса. Сорта отличаются зимостойкостью и превосходными вкусовыми качествами. Отрабатываются теоретические основы последействия растений в культуроценозах, ведутся работы в области аллелопатии. На основе современных представлений о функционировании экосистем предложена концепция экологизации садоводства. Достижения изложены в 8 монографиях, издано 4 справочных издания.

Награды отдела: три премии имени Л. П. Симиренко и две премии имени В. Я. Юрьева Президиума НАН Украины.

Отдел цветочно-декоративных растений

В отделе работали известные учёные, ставшие основоположниками украинского цветоводства — В. А. Макаревич, Ф. С. Дудик, К. Д. Харченко, Д. Ф. Юхимчук, Л. М. Яременко. Собранные ими коллекции послужили источником материала для украинского семеноводства и озеленительных работ, используются в дальнейшей селекции.

Сотрудники отдела создали более 150 оригинальных сортов ирисов, георгин, пиона, астры, гладиолуса и других. Часть их проходит или уже прошла государственные сортоиспытания. Работы отмечены высокими наградами на международных специализированных выставках:

  • Большая золотая медаль выставки «Далия-87» в Эрфурте (Германия);
  • золотые и серебряные медали выставки «Флора Оломоуц» (Чехия);
  • бронзовые медали выставки «Экспо-90» в Осаке (Япония);
  • премии и дипломы выставки «Флорида-92» (Голландия);
  • серебряная медаль международного конкурса национальных садов «Экспо-93» в Штутгарте (Германия).

Сотрудники отдела награждались пятью премиями им. В. Я. Юрьева и одной премией им. Л. П. Симиренко НАН Украины,

Сорта из коллекций отдела можно увидеть на главной площади Ботсада, на партере и в экспозициях розария.

Заведует отделом с 2009 года к.б.н. Ю.В. Буйдин

Отдел тропических и субтропических растений

Создан в 1974 году на базе уже существовавшей тогда оранжерейной коллекции. Заведует отделом доктор биологических наук Л.И. Буюн.

Начало коллекционным фондам положили 540 видов, привезённых в 1946 году из Германии, преимущественно ароидные и сорта азалии индийской. В настоящее время фонды насчитывают 2922 таксона из 148 семейств и 684 родов. Для пополнения коллекции было организовано участие сотрудников отдела в четырёх экспедициях на научно-исследовательском судне «Академик Вернадский»: в Юго-Восточную Азию, Бразилию, на Мадагаскар и Кубу. В настоящее время коллекция пополняется главным образом редкими и исчезающими видами тропической флоры, наиболее чувствительными к изменению экологических условий. Отдел использует методики микроклонального размножения тропических растений, в частности видов орхидных и ароидных, требующих сохранения методом культуры тканей in vitro.

Коллекции отдела доступны для осмотра в оранжереях ботсада.

Отдел аллелопатии

Сформирован в 1983 году, но история его началась ещё во второй половине 1930-х годов: на территории строящегося ботсада уже работали лаборатории физиологии растений под руководством академиков М. Г. Холодного и В. М. Любименко. После войны и до начала 1980-х годов существовал отдел физиологии растений, изучавший проблемы засухоустойчивости, зимостойкости и адаптации интродуцируемых растений. На его базе по инициативе академика А. М. Гродзинского и был создан отдел аллелопатии.

Аллелопатия — молодое научное направление на стыке физиологии растений и геоботаники. Отдел изучает влияние растений друг на друга в экосистемах, причины угнетения и гибели несовместимых видов. Выяснено, что это обусловлено действием так называемых аллелопатически активных веществ, или колинов, которые накапливаются в почве. Работы отдела базируются на фундаментальных исследованиях А. М. Гродзинского, представленных в монографиях «Аллелопатия в жизни растений и их сообществ» (1965) и «Основы химического взаимодействия растений» (1973). В настоящее время отдел занимается изучением аллелопатических свойств ценных культивируемых растений: овощных, декоративных и пряно-ароматических, а также злостных сорняков.

Сотрудниками отдела защищено 50 кандидатских и 5 докторских диссертаций.

Международным аллелопатическим обществом, в которое входят специалисты более 50 стран, основана премия имени А. М. Гродзинского. Она выдаётся за лучшие опубликованные работы в этой области.

В корпусе отдела создан мемориальный кабинет-музей А. М. Гродзинского.

Лаборатория биоиндикации и хемосистематики

Заведующий — кандидат биологических наук О. Б. Блюм.

Лаборатория проводит исследования загрязнений окружающей среды методами биоиндикации, а также популяционные хемосистематические исследования с помощью молекулярно-генетических маркеров. Разработана фитогеохимическая методика определения степени загрязнения атмосферы тяжёлыми металлами. С 1995 года лаборатория участвует в международной программе растительности (ICP Vegetation), выполняя мониторинг и картирование выпадения тяжёлых металлов из воздуха в Европе. На территории ботсада при поддержке Службы лесов Департамента сельского хозяйства США работает единственная на Украине станция мониторинга тропосферного (приземного) озона, изучается его потенциальная фитотоксичность.

По результатам исследований лаборатории в Красную книгу Украины внесены 27 видов наиболее чувствительных к внешним воздействиям лишайников.

Отдел зелёного строительства

Самый молодой отдел, руководит им кандидат биологических наук М. И. Шумик. Отдел изучает и анализрует современные достижения в области декоративного садоводства и ландшафтной архитектуры. В экспозиции, созданные отделом входят оформление главной площади и партера ботсада, розарий, сад вьющихся растений, горный сад, сад декоративных форм. На базе имеющегося опыта намечено разработать эффективные методы размножения декоративных форм и создать научную базу для развития озеленительного строительства на Украине.

Научная библиотека

Основана в 1944 году. В настоящее время фонды содержат около 85 тысяч томов по ботанике, акклиматизации и интродукции растений, аллелопатии, геоботанике, дендрологии. Имеется более 300 томов старинных и редких изданий XVIII—XX веков — энциклопедии, иллюстрированные атласы растений, монографии.

Библиотекой могут пользоваться сотрудники ботанических садов и природоохранных учреждений, студенты, любители.

Периодически устраиваются выставки изданий из фондов библиотеки и новых поступлений.

Коллекции и экспозиции

Схема территории:

  1. Центральный вход
  2. Главная площадь, партер, мемориальный уголок Н. Н. Гришко
  3. Сад лиан
  4. «Редкие растения флоры Украины»
  5. Хоздвор, администрация
  6. «Средняя Азия»
  7. «Кавказ»
  8. «Крым»
  9. «Дальний Восток»
  10. Плодовые сады
  11. «Паклёновая дубрава»
  12. «Степи Украины»
  13. «Алтай и Западная Сибирь»
  14. «Карпаты»
  15. «Грабовая дубрава»
  16. «Буковая дубрава»
  17. Сад магнолий
  18. Оранжереи (выставки Центра экологической культуры)
  19. Ионинский монастырь
  20. Выдубицкий монастырь
  21. Коллекция клёнов
  22. Коллекция бобовых
  23. Коллекция ореховых
  24. Сирингарий
  25. Коллекция хвойных
  26. Розарий
  27. Коллекция берёз
  28. Коллекция травянистых многолетников (сельскохозяйственные, лекарственные, пряно-ароматические культуры)
  29. Зверинецкие пещеры
  30. Улица Бастионная
  31. Улица Тимирязевская
  32. Надднепрянское шоссе

Главная площадь и партер

Экспозиция открывается главной площадью, расположенной сразу за центральным входом в ботсад. В центре её находится фонтан, а примыкающая территория разделена пешеходными дорогами на семь секторов, дальше дороги ведут к различным участкам, в отдалённые уголки сада. Из-за такой композиции площадь получила название «площади всех дорог» или «многолучевой звезды». В левом и правом от площади секторах преобладают величественные тенистые клёны-яворы (Acer pseudoplatanus), по соседству с ними — мощное дерево платана западного (Platanus occidentalis), клёны остролистые плакучей и шаровидной формы (Acer platanoides v. 'Pendula' и v. 'Globosum'). Широкий партер спускается от главной площади к оранжереям, посередине него на возвышении расположены клумбы, где устраиваются сезонные экспозиции сортов различных декоративно-цветущих растений, а по краям — аллеи из пирамидальной формы дуба обыкновенного (Quercus robur v. 'Fastigata'). В мае травянистый покров под клёнами правого сектора покрывается цветами барвинка малого (Vinca minor), ещё на секторах главной площади можно любоваться кустами калиной обыкновенной и её садовой формы «Снежный шар», калины-гордовины, жасмина и деревцами боярышника. Два сектора заняты боскетами, сформированными из граба обыкновенного, там устроены небольшие и уютные зоны для отдыха — «зелёные кабинеты». К «зелёным кабинетам» примыкают ещё два сектора, украшенные подстриженными «грибочками», тоже сформированными из граба обыкновенного.

Слева от партера в 2001 г. устроен мемориальный уголок академика Н. Н. Гришко, где установлена мемориальная доска. Автор композиции — архитектор-художник Л. Ф. Лось, автор мемориальной доски — скульптор Б. Ю. Климушко.

Ботанико-географические участки

Созданы отделом природной флоры ботсада по принципу имитации природных растительных сообществ, характерных для географических регионов и экосистем Евразии.

Флора Украины

Экспозиция разделена на несколько тематических разделов.

Флора умеренного пояса Евразии

Экспозиция находится на ещё четырёх ботанико-географических участках.

«Редкие растения флоры Украины»

Участок на юго-восточном склоне урочища Зверинец начал создаваться в 1970 году. Склон участка террасирован, устроено покрытие разными субстратами: известью, мелом, торфом, песком, валунами. Здесь сооружены небольшие озёра и теплица. Выращивается 150 редких и исчезающих видов, 100 из которых занесены в Красную книгу Украины. Участок предназначен для исследований, связанных с репатриацией растений в природные условия с целью восстановления нарушенных популяций. Изучается репродуктивный процесс, разрабатываются методики ускоренного вегетативного и семенного размножения.

Дендрарий, моносады и декоративные сады

Коллекция древесных и кустарниковых растений начала собираться ещё весной 1944 года, интенсивное обустройство участков дендрария начато под руководством Л И. Рубцова в 1948 г. Ныне участки дендрария занимают площадь 30 га, ландшафт его территории обусловлен расположением на склоне высокого берега Днепра с перепадом высот до 100 метров. Это позволило создать участки с разнообразными экологическими условиями и удовлетворить потребности разных групп растений. Вся коллекция содержит 674 вида, 22 разновидности, 35 гибридов и 274 культивара из 139 родов и 46 семейств. Более 80 % составляют представители Восточнозиатской, Североамериканской и Ирано-Туранской флористических областей, имеются представители Средиземноморской и Мадреанской областей и зоны Скалистых гор.

Коллекции дендрария по систематическому принципу

Моносады

  • Сирингарий, или сад сирени начал создаваться в 1948 году под руководством Л. И. Рубцова на площади 2,45 га. Сад расположен живописным партером на склоне Выдубицкого амфитеатра и в мае, во время цветения сирени, привлекает наибольшее число посетителей. Здесь находится самая полная на Украине коллекция, в которой представлен 21 вид (из 28 известных) рода Сирень (Syringa), 2 разновидности и 3 гибрида. Основу коллекции составили 30 сортов французской, немецкой и американской селекции, завезённые в 1946 году. С 1957 г. в Ботсаду ведётся собственная селекционная работа и теперь коллекция насчитывает около 1500 кустов девяноста сортов и стольких же гибридов местной селекции. К лучшим сортам киевской селекции относятся ‘Богдан Хмельницкий’, ‘Тарас Бульба’, ‘Огни Донбасса’ (автор — Л. И. Рубцов), ‘Леся Украинка’; 8 гибридов, выведенных В. К. Горбом в перспективе получат статус сортов.
  • Сад магнолий заложен по проекту Л. И. Рубцова в 1966 г. на небольшом участке, зацищённом с одной стороны склоном холма, а с другой — участком «Буковая дубрава». Современная коллекция насчитывает 10 видов, 3 разновидности и 10 культиваров рода Магнолия (Magnolia), а также родственный магнолиям вид — тюльпановое дерево (Liriodendron tulipifera). В пору цветения здесь особенно привлекательны магнолия звёздчатая (Magnolia stellata), магнолия обратнояйцевидная (Magnolia obovata) и декоративные формы магнолии Суланжа (Magnolia × soulangeana).
  • Розарий общей площадью 3,5 га создан в послевоенные годы по проекту академика О. В. Власова и архитектора М. В. Холостенко, состоит из коллекционного рассадника и экспозиционной части, собственно розария. Розарий представляет собой сложную парковую композицию: здесь имеются обзорные дорожки для осмотра сортов роз и участки для отдыха, в центре устроен искусственный водоём. Экспозиция представляет 23 вида шиповника (Rosa) и более 150 сортов садовых роз различных групп: вьющиеся, чайно-гибридные, флорибунда, грандифлора, парковые и др. Сорта представлены группами кустов по 50—100 экземпляров.

Декоративные сады

Вверху: в саду лиан;
внизу: «Горный сад»
  • «Влажная долина» — участок влаголюбивых растений, здесь собрана самая большая на Украине коллекция ив (Salix) (41 вид и форма), представлено также 6 видов тополя (Populus), метасеквойя древнейшая (Metasequoia glyptostroboides), ликвидамбр смолоносный (Liquidambar styraciflua).
  • Сад лиан, или экспозиционно-коллекционный участок «Вьющиеся растения» занимает площадь 2,5 га, создан в 1964 г. Оформлен участок разнообразными малыми архитектурными формами: трельяжи, арки, беседки. Коллекция содержит 193 наименования, среди которых 128 видов и разновидностей и 65 селекционных гибридов. Декоративно-лиственные лианы на участке представлены семействами кирказоновых (Aristolochiaceae) и виноградовых (Vitaceae); красивоцветущие — родами Кампсис (Campsis) и Жимолость (Lonicera), видами и сортами ломоноса (Clematis); декоративно-плодовые — видами актинидии (Actinidia) и лимонника (Schisandra). Кроме лиан, участок оформлен декоративными кустарниками, высажены виды гортензии — древовидная, метельчатая и крупнолистная, калина обыкновенная (Viburnum opulus f. nana)
  • Как альпинарии построены два участка ботсада: «Горка декоративных суккулентов», находящаяся рядом с оранжерейным комплексом и «Горный сад». Горный сад построен но проекту Л. И. Рубцова в 1971—1974 годах на участке общей площадью 1,5 га, композиция включает каменисто-горную часть, имитирующую высокогорные пояса со скальной растительностью (0,5 га) и газоны. В 1995—2004 годах участок реконструировался. В коллекции 157 видов и 44 формы декоративных растений из 89 родов и 33 семейств. Наиболее полно представлены семейства астровых, жимолостных, толстянковых, яснотковых и розовых.
  • Формово-декоративный плодовый сад заложен в 1957 г. под руководством И. М. Шайтана. Здесь, на площади 1 га, высажено около 800 искусственных форм деревьев и кустарников плодовых культур. Растения имеют вид арок, ваз, венков, корзин, канделябров, беседок. Беседки сформированы из винограда, актинидии, лимонника китайского, имеются штамбовые формы крыжовника и красной смородины. Для прививок используются карликовые подвои, сдерживающие рост деревьев, что позволяет формировать декоративные кроны. Яблоневые деревья привиты на подвое М9, грушевые — на айве А. Участок демонстрирует возможность использования плодовых культур в декоративном садово-парковом строительстве.

Коллекции травянистых культурных растений

Коллекции и экспозиции культивируемых сельскохозяйственных растений созданы отделом новых культур.


Плодовый сад

Коллекция плодового сада включает культурные и дикорастущие плодовые растения из 15 семейств и 32 родов.

Селекция актинидии (Actinidia) ведётся на основе пяти дальневосточных видов — актинидия коломикта (Actinidia kolomikta), актинидия острая (Actinidia arguta), Actinidia purpurea, актинидия полигамная (Actinidia polygama) Actinidia chinensis. Селекционерами И. М. Шайтаном, Р. Ф. Клеевой, О. Ф. Клименко, Н. В. Скрипченко созданы высоковитаминные сорта 'Сентябрьская', 'Фигурная', 'Пурпурная садовая', 'Киевская гибридная', 'Киевская крупноплодная'.

Сорт 'Садовый' лимонника китайского (Schisandra chinensis), созданный в киевском ботсаду, отличается повышенным содержанием витамина C.

Селекционером д. б. н. С. В. Клименко выведены 14 сортов кизила обыкновенного (Cornus mas) — 'Лукьяновский', 'Элегантный', 'Семен', 'Евгения', 'Елена', 'Светлячок', 'Владимирский' и другие. Сорта зимостойкие, дают с одного дерева 40—70 кг плодов средней массой 4—6 г.

Выведено 5 зимостойких сортов айвы продолговатой (Cydonia oblonga) — 'Академическая', 'Студентка', 'Подарок внуку', 'Мария', '№ 18 Кащенко'. Урожайность их составляет 50—80 кг с дерева, средняя масса плодов 220—350 г.

Селекционерами С. В. Клименко и О. М. Недвигой выведены 4 сорта хеномелеса японского (Chaenomeles japonica), адаптированных к условиям севера Украины — 'Витаминный', 'Караваевский', 'Помаранчевый', 'Цитриновый'.

И. М. Шайтан, Л. М. Чуприна и И. К. Кудренко занимались селекцией сортов косточковых — персика (Prunus persica), абрикоса (Prunus armeniaca) и алычи (Prunus cerasifera). Ими созданы зимостойкие сорта, пригодные для выращивания на северной границе произрастания этих культур — персик 'Дружба', 'Днепровский', 'Память Шевченко', 'Румяный', 'Славутич', 'Лесостепной', 'Подарок Киева' и другие, абрикос 'Память Кащенко', 'Ботсадовский' и 'Память Гродзинского'. 12 сортов персика, 2 сорта абрикоса и 1 сорт алычи внесены в Реестр сортов Украины.

Коллекция дикорастущих плодовых растений включает лох многоцветковый (Elaeagnus multiflora), или гумми, 4 вида рябины (Sorbus) — рябина обыкновенная (Sorbus aucuparia), берека (Sorbus torminalis), рябина финская (Sorbus fennica) и рябина домашняя (Sorbus domestica). также имеются сорта рябины 'Ликерная', 'Гранатная', 'Сорбинка', 'Невежинская', 'Алая крупная' и др., отличающиеся высоким содержимым биологически активных веществ.

Всего 52 сорта плодовых растений селекции Ботсада занесены в Реестр сортов растений Украины.

Коллекции цветочно-декоративных растений

Коллекция насчитывает более 2800 сортов травянистых красивоцветущих растений и является наибольшей коллекцией цветочно-декоративных растений открытого грунта Украины. Ознакомление с основными фондами возможно с разрешения администрации. Отделом цветочно-декоративных растений устраиваются сезонные тематические выставки сортов.

Оранжерейный комплекс

Экспозиции

Коллекции тропических и субтропических растений содержатся в оранжереях общей площадью свыше 2000 квадратных метров, насчитывает свыше 3000 таксонов. В оранжерейном комплексе работает круглогодичная экспозиция, состоящая из 5 залов:

  • Орхидариум площадью 123,5 м², в котором представлено около 80 видов и сортов орхидных из Юго-Восточной Азии, Южной и Центральной Америки, Африки и Австралии. Видовой состав подобран с учётом сроков цветения, на протяжении года одновременно в цветущем состоянии находятся 15—20 видов.
  • «Влажный тропический лес» — зал площадью 456 м², экспозиция построена по ботанико-географическому принципу. Представлено около 350 видов из 40 семейств — растения дождевых лесов Южной Америки, Юго-Западной Африки, Юго-Восточной Азии, немногочисленной группой видов представлена флора субтропической Австралии.
  • Тропические и субтропические плодовые культуры. В зале можно ознакомиться с экземплярами цитрусовых (лимон, мандарин, апельсин, цитрон), а также фейхоа, манго, инжира, евгении, хурмы, граната.
  • Кактусы и другие суккуленты. В экспозиции около 50 видов кактусов и 70 видов других суккулентных растений, принадлежащих к 15 семействам (euphorbiaceae, асфоделовые, agavaceae, crassulaceae, дидиереевые и др.) Растения объединены по экологическому принципу, представлен состав растительных группировок аридных зон Центральной и Южной Америки, Южной и Юго-Западной Африки, Мадагаскара).
  • Азалии и камелии — экспозиция общей площадью 424 м², здесь представлено около 30 сортов азалии индийской и 15 — камелии (2 вида — камелия японская и камелия масличная).

Весной — летом 2009 года в оранжерейном комплексе впервые работала сезонная выставка живых тропических бабочек.[1]

С основными фондами оранжерейных коллекций посетители могут ознакомиться только с разрешения администрации Ботсада.

Коллекции

Иллюстрации

Напишите отзыв о статье "Национальный ботанический сад имени Н. Н. Гришко НАН Украины"

Примечания

  1. [www.segodnya.ua/news/14047934.html В столице открыли сад чудо-бабочек] — Сегодня.ua

Литература

  • Национальный ботанический сад им. Н. Н. Гришко. Научно-справочное издание / Автор проекта В. Кваша, отв. редактор Т. М. Черевченко. — Киев: «Архетип», 2005. — ISBN 966-083-3-3. (укр.),  (англ.)
  • Лапин П.И. Ботанические сады СССР. — М.: «Колос», 1984. — С. 85—98. — 216 с.

Ссылки

  • [www.nbg.kiev.ua/ru Официальный сайт]
  • [mapia.ua/ru/kiev/dostoprimechatelnosti/natsionalnyiy-botanicheskiy-sad-im-n-grishko-nan-ukrainyi--31887 Месторасположение на карте Киева]


Отрывок, характеризующий Национальный ботанический сад имени Н. Н. Гришко НАН Украины

– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».