Литовский национальный театр драмы

Национа́льный драматический театр Литвы (лит. Lietuvos nacionalinis dramos teatras) — театр драмы в столице Литвы, Вильнюсе, основан в 1940 году. Располагается по адресу проспект Гедиминаса 4 (Gedimino pr. 4). Символом театра является скульптурная композиция «Три музы» авторства Станисловаса Кузмы.

История

Основан в 1940 году, открылся 6 октября 1940 года спектаклем «Надежда» (или «Гибель „Надежды“») по пьесе Г. Гейерманса в постановке режиссёра Р. Юкнявичюса. Первоначально театр располагался в здании по адресу Басанавичяус 13. В своём нынешнем здании, на проспекте Гедиминаса, театр располагается с 1951 года.

Во время Второй мировой войны театр действовал как Вильнюсский городской театр.
В 1944—1947 гг. — Вильнюсский государственный театр драмы (Vilniaus valstybinis dramos teatras).
В 1947—1955 гг. — Литовский государственный театр драмы (Lietuvos valstybinis dramos teatras).
1955—1988 гг. — Литовский государственный академический театр драмы (Lietuvos valstybinis akademinis dramos teatras).
С 2005 года Литовским национальным драматическим театром руководит (генеральный директор) Адольфас Вечерскис (Adolfas Večerskis). Литовский драматический театр ставит рождественские спектакли для детей, а также успешно участвует в международных фестивалях и конкурсах. В его репертуар входят как произведения классиков (Софокл, Шекспир, Достоевский, Чехов, Лорка, Беккет), так и работы современных драматургов, включая литовских авторов.

В 2001 году Литовский национальный драматический театр вошёл в состав Европейской Театральной Конвенции. В работе театра появилось несколько новых направлений. Больше стало постановок по произведениям литовских авторов. Во многих новых спектаклях театра ощущается поиск, эксперимент с новыми формами, режиссёры больше обращаются к современной драматургии («Стоп машина» Хармса, «Гость» Шмитта, «Поругание публики» Хандке).

В правилах специально оговорено: в помещениях театра курение запрещено.

Ссылки

• [www.teatras.lt/ Официальный сайт театра]  (лит.) (англ.)

Отрывок, характеризующий Литовский национальный театр драмы

– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.