Национальный стадион (Сантьяго)
 | |
| Полное название |
Насиональ Хулио Мартинес Праданос |
|---|---|
| Оригинальное название |
Estadio Nacional Julio Martínez Prádanos |
| Местоположение | |
| Заложен |
февраль 1937 |
| Открыт |
3 декабря 1938 |
| Реконструирован |
2009-2010 |
| Стоимость постройки |
18 000 000 $ |
| Владелец |
муниципалитет Нуньоа |
| Вместимость |
48,665[1] |
| Домашняя команда | |
| Размеры поля |
105 m x 68 м |
| Покрытие |
трава |
Национальный стадион «Хулио Мартинес Праданос», или «Насиональ де Чили» — национальный стадион в Сантьяго, Чили. Самый большой стадион в Чили с вместимостью 63 649 зрителей, является частью большого спортивного комплекса, который включает в себя теннисные корты, плавательные бассейны и современный гимнастический зал. Является местом проведения домашних матчей футбольного клуба «Универсидад де Чили» и сборной Чили. В 2008 году стадиону присвоено имя известного чилийского футбольного комментатора Хулио Мартинеса Праданоса.
На арене проходили матчи футбольного чемпионата мира 1962 года, включая финал.
История
Строительство началось в феврале 1937 года, а 3 декабря 1938 года стадион был введен в эксплуатацию. Архитектура была позаимствована у берлинского «Олимпиаштадиона».
Стадион использовался в сентябре-ноябре 1973 года для интернирования 40 000 задержанных противников военного режима Аугусто Пиночета после государственного переворота в том же году. На поле и трибунах стадиона держали мужчин, женщин в раздевалках плавательного бассейна и смежных зданиях, а допросы проводились на велодроме.
В 1973 году за право выхода в финальную часть Чемпионата Мира 1974 года сборная СССР должна была играть стыковые матчи со сборной Чили. Федерация футбола СССР отказалась посылать сборную в Сантьяго из-за сложной политической обстановки в стране и непригодности стадиона для игры. Сэр Стэнли Роуз, в то время президент ФИФА, настоял, чтобы команда СССР прибыла в Чили, ссылаясь на обещания чилийской стороны привести стадион в порядок. За неявку на матч сборной СССР было засчитано техническое поражение со счетом 3-0 и на мундиаль поехала команда Чили, где попала в одну группу с ФРГ, ГДР и Австралией.
Между тем, стадион использовался в качестве концлагеря ещё ранее, во второй половине 1940-х годов, когда из разорённой Европы пошла волна эмиграции в страны Латинской Америки, и не только нацистов. Член НТС Борис Миллер рассказывал, что пожелавших приехать в Чили свозили именно на этот стадион, где держали несколько месяцев, никак не решая их дальнейшую судьбу. По его словам, будучи тогда молодым человеком, он вышел в коридор, где его окликнул на испанском какой-то человек. В ответ Миллер, по его рассказу, ударил чилийца и побежал. За ним погнались сопровождавшие того чилийца люди, но не догнали. Как рассказывал Миллер, тот человек оказался министром по делам иммигрантов. После этого инцидента всех содержащихся на стадионе людей, наконец-то, расселили.
Стадион используется в основном для проведения футбольных матчей и был одним из четырёх стадионов чемпионата мира 1962 года, приняв на своём поле матч открытия, четвертьфинал, полуфинал, матч за третье место и финал. На этом стадионе национальная команда Чили добилась самого большого своего успеха в выступлениях на чемпионатах Мира, обыграв в матче за третье место 16 июня 1962 года сборную Югославии со счетом 1-0. Сегодня «Насиональ» служит домашним стадионом для национальной команды и для клуба «Универсидад де Чили». Также здесь проводятся политические митинги, празднования и благотворительные мероприятия.
Рекорд посещаемости в 85 268 зрителей был зарегистрирован 29 декабря 1962 года во время матча Премьеры, когда в сантьягском дерби «Универсидад де Чили» разгромил «Универсидад Католика» со счетом 4-1.
Напишите отзыв о статье "Национальный стадион (Сантьяго)"
Примечания
- ↑ [www.fussballtempel.net/conmebol/CHL.html Стадионы КОНМЕБОЛ: Чили] (англ.). Проверено 15 апреля 2012. [www.webcitation.org/68DzHXsjV Архивировано из первоисточника 6 июня 2012].
Ссылки
- [www.fussballtempel.net/conmebol/CHL.html Стадионы Чили]
- [www.rusteam.permian.ru/history/1973_11.html Заявление Федерации Футбола СССР]
| ||||||
| ||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Национальный стадион (Сантьяго)
– Она и так королева! И приказания ее – закон.Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
