Национал-большевизм

Национал-большевизм
Теория Национализм Большевизм Евразийство Прямое действие Революционный синдикализм Левый национализм Сталинизм Неосталинизм Панславизм Революционный социализм Плановая экономика Милитаризм Русский национализм Реваншизм Социализм в отдельно взятой стране Антиглобализм Антикапитализм Антилиберализм Антиамериканизм
Люди Иосиф Сталин Николай Устрялов Эдуард Лимонов Михаил Агурский Александр Дугин Егор Летов Владимир Линдерман Захар Прилепин Жан Тириар Отто Штрассер и Грегор Штрассер Эрнст Никиш Эрнст Юнгер
Партии и движения Национал-большевистская партия Другая Россия Международное евразийское движение Национал-большевистский фронт Чёрный фронт Движение "Громада"
Публикации Лимонка (газета)
Портал "Коммунизм" Портал:политика

Национа́л-большеви́зм (НБ) — политико-философская парадигма, возникшая в среде русской эмигрантской интеллигенции, суть которой заключалась в попытке соединить коммунизм и русский национализм.

Отличается от «национал-коммунизма», под которым понимают соединение коммунизма и национализма нерусских меньшинств.

Национал-большевизм в России

Сам термин «национал-большевизм» был введен русским эмигрантом Николаем Устряловым в 1921 году.

В среде русской эмиграции 1920-х годов сторонники национал-большевистского или сменовеховского течения высказывали мысли о возможности примирения советской власти и русской эмиграции. Высказывались идеи о возможности эволюции советской власти к национализму, об изживании «интернациональных» элементов революции 1917 года. Идеи национал-большевизма вскоре потеряли популярность, так как не было никаких реальных признаков эволюции национализма в Советском Союзе, и СССР оставался интернационалистским государством до самого его распада в 1991 году.

Элементы национал-большевизма можно обнаружить в советской пропаганде и массовой культуре сталинского периода. В конце 1930-х советская пропаганда начала использовать известные имена русской истории, такие как Суворов или Александр Невский для мобилизации массовой поддержки перед приближающейся войной.

Некоторые элементы национал-большевизма можно обнаружить и в советской литературе 1970-х годов (Сергей Семанов, Николай Яковлев).

В 1990-е лидирующими практиками и теоретиками национал-большевизма стали Эдуард Лимонов и Александр Дугин. Лимонов возглавил Национал-большевистскую партию. Национал-большевики участвовали в демонстрациях против проведения саммита Большой восьмёрки в Санкт-Петербурге.

Геополитика оказала тяжёлое влияние на существующие русские национал-большевистские движения, они предлагают объединение России с остальной Европой в Евразию.

Позже возникла оппозиция усилиям Лимонова к привлечению союзников вне зависимости от их политических убеждений; некоторые даже покинули НБП и сформировали Национал-большевистский фронт (НБФ).

Существуют национал-большевистские группировки в Израиле и в частях бывшего СССР, которые связаны с НБПР. Другие группы, такие как франко-бельгийская "Общая национал-европейская партия", которые также показывают национал-большевистское желание создания единой Европы (также как и её многие экономические идеи), и французская политическая фигура Кристиана Буше также получили влияние данной идеи.

Идеология

Национал-большевизм резко антикапиталистичен. Национал-большевики идеализируют время сталинизма. Экономически национал-большевики поддерживают смесь Новой экономической политики Владимира Ленина и фашистского корпоративизма.

Идеология прямо ссылается на Георга Гегеля и представляет его как отца идеализма. Идеология крайне традиционалистична в манере Юлиуса Эволы. Среди других заявленных предшественников движения находятся Жорж Сорель, Отто Штрассер и Хосе Ортега-и-Гассет (в частности влияние последнего широко из-за неприятия им левых и правых предрассудков, что также является особенностью национал-большевизма).

По отношению к религии: национал-большевики как правило не религиозны, но и не враждебны к религии.

Национал-большевизм в Германии

Движение зародилось вследствие Первой мировой войны, в разрушенной Германии, раздираемой конфликтами между марксистскими спартакистами и партизанскими националистами. Синтез двух новых идеологий — большевизма, проявленного в Октябрьской революции, и нового национализма, модернизированного Великой войной, отныне опирающегося на массы и вкус к технике — сформируется в Германии исходя из двух основных элементов:

• сближение интересов Германии и Советской России,
• несколько совпадающих идентификационных признаков в идеологии, методах или стилях, между большевизмом и национализмом.

Коммунистическое происхождение

В буквальном значении, национал-большевистское движение составляет течение крайнего меньшинства, ограничивающегося малым числом мыслителей и политических групп. Некоторые возводят их рождение, в апреле 1919 года, к мысли Паула Эльцбахера, профессора права в Берлине, известного своими трудами по анархизму, и депутата-националиста в Рейхстаге в 1919 году. Он предлагает союз Германии и Советской России против Версальского договора. Это предложение отвечает требованиям теории Хартленда, по которой контролирующий Россию и Германию будет контролировать весь мир.

В 1919 году национал-большевистское движение развивается в Гамбурге вокруг двух лидеров коммунистической революции этого города: Хайнриха Лауфенберга (1872—1932 годы, Председатель Совета рабочих и солдатских депутатов Гамбурга в ноябре 1918 года) и Фридриха или Фрица Вольффхайма (1888—1942 годы, бывший синдикалист в США, затем в Гамбурге. Еврей, погибший в концентрационном лагере). Они руководят национал-большевистской тенденцией в Германии и внутри Коминтерна. Будучи изгнанными в октябре 1919 года из официальной компартии (КПГ), они входят в Коммунистическую рабочую партию (КПРГ), которая остаётся в Интернационале до 1922 года. В свою очередь, КПРГ выгоняет из своих рядов национал-большевиков. С тех пор, национал-большевизм стал движением индивидуальностей и малых групп.

Среди национал-большевистских групп фигурирует группа Фридриха Ленца и Ханса Эбелинга вокруг обозревателя «Der Vorkampfer» (с нем. — «передовой боец, боец авангарда», около 1930—1933 годов), который пытается реализовать идеологический сплав идей Карла Маркса и немецкого экономиста Фридриха Листа. Следуя некоторым современным национал-большевикам, вне обозревателя был создан т. н. «Круг исследований планового хозяйства» (или «Арплан»), имевший как секретаря актёра Сопротивления и антинациста Арвида Харнака.

После прихода к власти нацистов в 1933 году, большинство национал-большевиков высказываются за Сопротивление против нацизма, тем временем как некоторые национал-большевистские группы сотрудничают с режимом, такие как Союз прозрения (нем. Fichte Bund) (созданный в Гамбурге и подвластный КПРГ), руководимый профессором Кессенмайером (совместно с бельгийцем Жаном Тириаром, тогда ещё молодым рексистом).

Эрнст Никиш и обозреватель «Widerstand»

Самая знаменитая личность национал-большевизма во время Веймарской республики — Эрнст Никиш (1889—1967). Этот социал-демократический преподаватель (с 1919—1922) был выгнан из Социал-демократической партии Германии (СДПГ) в 1926 году из-за своего национализма. Позднее он перешёл в маленькую Социалистическую партию Саксонии (СПС), которую обратил в свои идеи. Он оживил обозреватель «Widerstand» (с нем. — «Сопротивление»), который оказал большое влияние на молодёжь до 1933 года. Движение Никиша объединяло людей пришедших как слева, так и из правого национализма. После 1933 года он вошёл в оппозицию нацизму, был заключён в концентрационный лагерь (1937—1945). После 1945 года, он был преподавателем в ГДР. В 1953 год сбежал на Запад.

См. также

• Национал-большевистская партия
• Красно-коричневые
• Национал-коммунизм
• Наци-маоизм

Литература

• Агурский М. [propagandahistory.ru/books/Mikhail-Agurskiy_Ideologiya-natsional-bolshevizma/ Идеология национал-большевизма.] М.: Алгоритм, 2003.
• David Branderberger. National Bolshevism. Stalinist Mass Culture and the Formation of Modern Russian National Identity, 1931-1956.

Ссылки

• [mpst.org/biblioteka/teoriya-anarhizma/mihail-magid-natsional-bolshevizm/ Михаил Магид. Национал-большевизм]

Отрывок, характеризующий Национал-большевизм

Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.