Начни сначала
| Начни сначала | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
72 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Начни сначала» — советский музыкальный фильм 1985 года режиссёра Александра Стефановича с Андреем Макаревичем в главной роли.
Содержание
Сюжет
Обожаемый молодёжью талантливый бард Николай Ковалев с трудом пробивается через препоны чиновников от культуры. Благодаря другу Сергею Холодкову (Игорь Скляр) ему периодически удаётся выступать на официальных мероприятиях (один раз даже в телезаписи концерта в ДК «Химик»), но это редкие случаи, не приносящие серьёзных карьерных дивидендов. Николая бросает девушка Лера (Александра Яковлева), он всерьёз задумывается о том, как упрочить свой жизненный статус и решает устроиться на постоянную работу в филармонию.
Новый жизненный этап начинает в жизни Николая с появлением Лизы (Марьяна Полтева) — влюблённой поклонницы из провинции, где он однажды выступал. Она преследует его, стараясь всячески защитить от нападок недоброжелателей, устраивает скандалы, отстаивая право на свободу творчества и самовыражения. Николай избегает Лизы, но в то же время постоянно сталкивается с результатами её деятельности. Попытка Сергея Холодкова собрать на квартире Николая нужных людей также заканчивается скандалом, отчасти инициированным Лизой.
После исполнения песни «Разговор в поезде» на худсовете Николаю корректно советуют быть проще и доступнее, приводя в пример Сергея Холодкова, исполняющего «всем понятную песню» Игоря Николаева «Комарово»: «На сколько? На недельку! До какого? До второго! Кто? Я! Что сделаю? Уеду! Куда? В Комарово!».
Впрочем, Ковалёва эта критика не слишком волнует, он считает себя поэтом, справедливо полагая, что главное — это творчество, а на критику в свой адрес иронично отвечает, что «камни бросают только в плодоносящее дерево, а в сухое камней не бросают», однако перебиваться случайными заработками становится всё сложнее.
Между тем над головой главного героя сгущаются тучи официоза — в центральной газете выходит статья главного (по сюжету) критика неформального искусства Зуева (Ролан Быков) «Барды из подворотни. О проблемах самодеятельной песни». Ковалёв неприятно удивлён такими суровыми мерами, вдобавок в редакцию газеты, где была опубликована статья, начинают массово приходить коллективные письма от имени студентов, рабочих, учёных со словами защиты и обвинениями критика Зуева в ретроградстве. Письма написаны одним и тем же почерком, их пишет Лиза, тайком от своего кумира, но в редакции считают, что это сам Николай организовал общественное мнение в свою поддержку, и обещают сделать Ковалёва героем фельетона о саморекламе.
У Николая начинается творческий и жизненный кризис. Он начинает искать новые формы, вроде бы находит их, пишет новую песню, но она ещё меньше соответствует желанию заказчика (директора варьете, песня «Ах, варьете, варьете»). Однажды ночью Ковалёву звонят из милиции и просят помочь в установлении личности Царёнковой Елизаветы Владимировны. Оказывается, Лиза, отчаявшись справиться с травлей Николая и заставить его поверить в искренность своих чувств, решила действовать радикально. Выследив, где живёт критик Зуев, она расписала дверь его квартиры и стены в его подъезде обличающими надписями «Здесь живёт ретроград и борзописец», «Все — на защиту Николая Ковалёва», а также поцарапала самого Зуева, когда он пытался её задержать. Николай сначала радуется возможности положить конец фанатскому преследованию, но осознав, что девушка совершала свои поступки из лучших чувств и может почти незаслуженно пострадать, отправляется на поклон к критику Зуеву с просьбой забрать заявление из милиции. После разговора Зуев соглашается, с условием, что надписи будут стёрты. Лизу выпускают, но когда она узнаёт, что её кумир унизился перед гонителем, она понимает, что уважать такого человека она больше не сможет.
Николай остаётся один перед сложным жизненным выбором: оставаться самим собой ради искусства, но в нищете, или же быть как все, творить согласно решениям худсоветов, быть всенародно известным, но не иметь самого главного — уважения индивидуумов.
В ролях
- Андрей Макаревич — Николай Ковалёв, бард
- Марьяна Полтева — Лиза Царенкова, поклонница Николая
- Игорь Скляр — Сергей Холодков, звезда эстрады
- Александра Яковлева — Лера, девушка Николая Ковалёва
- Ролан Быков — Зуев, музыкальный критик
- Светлана Немоляева — Мария Николаевна, член худсовета
- Алла Мочернюк — Диана
- Мичислав Юзовский — Митя Юзов, сотрудник редакции (в титрах — Дмитрий Юзовский)
- Иван Агафонов — капитан милиции
- Вячеслав Спесивцев — режиссёр
- Александр Розенбаум — камео
- Максим Леонидов — камео
- Татьяна Веденеева — камео
- Михаил Светин — актёр (вокал: Александр Кутиков)
- Зоя Василькова — актриса
- Игорь Кашинцев — работник телевидения
- Николай Корноухов — алкоголик
- Александр Литовкин — Толя, гость Николая
- Алла Майкова — гостья Николая
- Ян Янакиев — звукорежиссёр
- Александр Иншаков — гость Николая
Съемочная группа
- Режиссёр: Александр Стефанович
- Сценарий: Александр Бородянский, Александр Стефанович
- Оператор: Владимир Климов
- Композитор: Александр Кутиков, Андрей Макаревич
Напишите отзыв о статье "Начни сначала"
Примечания
Ссылки
- [www.kino-teatr.ru/kino/art/kino/419/ «Счастливые возможности качелей» Александр Фёдоров]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Начни сначала
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
