Наша нива (1906)

«На́ша ни́ва»

Оригинальное название	«белор. Наша Ніва»
Тип	ежемесячник
Формат	А3
Основана	10 (23) ноября 1906 года
Прекращение публикаций	7 августа 1915 года

К:Печатные издания, возникшие в 1906 годуК:Печатные издания, закрытые в 1915 году

«На́ша ни́ва» (белор. Наша Ніва) — современная ежемесячная белорусская газета

Начала выходить в Вильне с 10 (23) ноября 1906 по 7 августа 1915 на белорусском языке кириллицей и с первого номера до № 42, 18 (31) октября 1912) также белорусской латиницей, с заглавиями «Наша Ніва» и «Nasza Niwa».

Редакторы-издатели З. Вольский, А. Власов, И. Луцкевич. Печаталась в типографии Мартина Кухты.

Играла важную роль в развитии белорусского национального движения и белорусского литературного языка. Газета публиковала произведения членов Белорусского издательского общества Янки Купалы (поэмы «Курган», «Бондаровна» и др.), Якуба Коласа (отрывки поэмы «Новая земля» и др.), Максима Богдановича, Алеся Гаруна, Змитрока Бядули, Ядвигина Ш. и многих других белорусских писателей. Значение издания в развитии белорусской литературы позволяет историкам литературы выделять особый «нашенивский» период в истории белорусской литературы.

Выход газеты был прекращён в связи с приближением русско-немецкого фронта к Вильне.

В 1920 году выход газеты был возобновлён, в период с 28 октября по 20 декабря 1920 г. вышло 9 номеров, после чего газета была запрещена польской военной цензурой.

В 1991 г. газета возрождается в Вильне (Вильнюсе) под редакцией журналиста Сергея Дубовца. Газета вновь становится главным изданием национально-демократической интеллигенции, публикуя наряду с новостями литературные произведения, эссе. В 1996 г. редакция газеты переехала в Минск, из литературно-интеллектуального издания «Наша Ніва» постепенно трансформируется в общественно-политическое. С июля 2016 г. выходит один раз в месяц как аналитическое ежемесячное издание литературно-интеллектуального направления.

Литература

• М. В. Біч. «Наша ніва» // Беларуская Савецкая Энцыклапедыя: У 12 т. Т. 7. — Мн. : БелЭн, 1973.
• Арсень Ліс. «Наша Ніва» // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: У 6 т. Т. 5. М — Пуд / Беларус. Энцыкл. ; Рэдкал.: Г. П. Пашкоў (галоўны рэд.) і інш. ; Маст. Э. Э. Жакевіч. — Мн. : БелЭн, 1999. ISBN 985-11-0141-9.
• Кветка Вітан. «Наша ніва» і Іван Луцкевіч // На суд гісторыі: Успаміны, дыялогі / Уклад. Б. І. Сачанка. Мінск: Мастацкая літаратура, 1994. С. 61-65.
• Унучак А. «Нашаніўства» і «заходнерусізм»: да пытаньня ідэйнай барацьбы за беларускую інтэлігенцыю на пачатку 20 ст. // Гістарычны альманах. 2006. Т. 12. С. 108—122.
• Унучак А. Сацыяльна-эканамічная публіцыстыка «Нашай нівы» // Гісторыя: праблемы выкладання. 2004. № 1. С. 49-53
• Пілецкі В. А. Праблемы адукацыйна-выхаваўчага працэсу, школы і школьнай палітыкі на старонках «Нашай нівы» ў 1906—1908 гг. // Гісторыя: праблемы выкладання. — 2007. — № 2, 3.
• Vytautas Žeimantas. Naša niva - Vilniuje ėjęs baltarusių atgimimo laikraštis // Gairės, 2010 kovas-balandis, 5-8 pusl.(на литовск.)

См. также

• Средства массовой информации Белоруссии

Отрывок, характеризующий Наша нива (1906)

Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.