Наша Ніва (1991)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Наша нива (1991)»)
Перейти к: навигация, поиск
«Наша Ніва»
Тип

ежемесячник

Формат

А3


Издатель

ПУП «Суродзічы»

Главный редактор

Андрей Скурко

Основана

1906

Прекращение публикаций

1915 - 1991

Язык

белорусский

Главный офис

Минск

Тираж

свыше 7000


Сайт: www.nn.by
К:Печатные издания, возникшие в 1906 годуК:Печатные издания, закрытые в 1915 году

«Наша Ніва» (рус. Наша нива) — ежемесячная белорусская общественно-политическая и литературная газета национал-демократического направления. Основана в 1906 году в Вильне, издавалась в 1906—1915, 1920 годах. В мае 1991 года в Вильнюсе (современное название Вильны) возрождена, главным редактором с 1991 года был Сергей Дубовец.[1]





История

В начале 20 века и после 1991 года газета является главным изданием национально-демократической интеллигенции, публикуя наряду с новостями литературные произведения, эссе.

В 1996 году редакция газеты переехала в Минск, из литературно-интеллектуального издания «Наша Ніва» постепенно трансформируется в общественно-политическое.

С 1999 года «Наша Ніва» переходит к еженедельной периодичности. С 2002 года объём газеты увеличивается с 12 до 16 полос, с 2005 года — до 24-х полос[1].

Редакция газеты обеспечила выход факсимильных номеров «Нашей нивы», изданных до Первой Мировой войны, публикацию ряда книг и словаря[1].

В период с ноября 2005 по декабрь 2008 года «Наша Ніва» была исключена из каталога подписки РУП «Белпочта» и распространялась усилиями энтузиастов. В декабре 2008 вновь вошла в каталог и стала продаваться в киосках Белсоюзпечати.

Современность

В январе 2009 г. тираж издания превысил 6000 экземпляров[2]. В апреле 2011 г. сообщалось, что тираж издания превышает 7000 экземпляров[3]. Сайт «Нашай Нівы» [www.nn.by nn.by] - один из наиболее посещаемых сайтов на белорусском языке в Интернете[1]. С июля 2016 г. "Наша ніва" выходит один раз в месяц.

Язык

В 1991-2008 годах газета пользовалась дореформенным вариантом белорусского правописания, так называемой тарашкевицей. В 1998 году Высший хозяйственный суд Беларуси подтвердил право газеты издаваться дореформенным правописанием[1]. После восстановления газеты в каталоге РУП «Белпочта» в 2008 г. «Наша Ніва» перешла на официальное правописание[4].

Напишите отзыв о статье "Наша Ніва (1991)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [nn.by/?c=ar&i=151632 Пра газету «Наша Ніва»]
  2. [www.nn.by/index.php?c=ar&i=22874 Тыраж штотыднёвіка «Наша Ніва» дасягнуў 6000 ас.]
  3. Змицер Лукашук. [euroradio.fm/ru/report/skurko-brend-nashai-n%D1%96vy-starshe-brenda-ministerstva-informatsii Скурко: Брэнд "Нашай Нівы" старше брэнда Министерства информации] (рус.). Euroradio (27.04.2011). Проверено 27 июня 2012. [www.webcitation.org/68jeG2FF1 Архивировано из первоисточника 27 июня 2012].
  4. [charter97.org/ru/news/2008/12/4/12744/ Появившаяся в продаже «Наша Ніва» отказалась от «тарашкевицы» — Хартия’97 :: Новости из Беларуси — Белорусские новости — Республика Беларусь — Минск]

См. также

Ссылки

  • [www.nn.by Официальная страница «Нашей Нивы»]
  • [txt.knihi.com/nn/ Архив газеты на эл. ресурсе knihi.com]

Отрывок, характеризующий Наша Ніва (1991)

– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.