На Тихорецкую состав отправится

«На Тихорецкую состав отправится…» (также часто просто «На Тихорецкую») — песня Михаила Львовского на музыку Микаэла Таривердиева. Широкую известность песня приобрела после выхода телефильма «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», где её за кадром исполнила Алла Пугачёва. Это исполнение является самым известным.

История создания

Начало песни

На Тихорецкую состав отправится.

Вагончик тронется — перрон останется.

Стена кирпичная, часы вокзальные,

Платочки белые, платочки белые,

Платочки белые — глаза печальные.

Начнёт выпытывать купе курящее

Про моё прошлое и настоящее.

Навру с три короба, пусть удивляются.

С кем распрощалась я, с кем распрощалась я,

С кем распрощалась я — вас не касается.

Песня была написана для пьесы «Друг детства» в 1962 году, исполнялась в 1960-х годах в спектаклях театров «Современник» и «Ленком», причём существовали две версии — с музыкой Геннадия Гладкова и Таривердиева. Автор слов Михаил Львовский так вспоминает историю создания песни:

Как раз была «оттепель». И я написал пьесу «Друг детства». Сюжет её в том, что одного мальчика берут в армию, он очень плохо служит, потому что интеллигентный, щупленький, что для армии не подходит, но своей бывшей однокласснице, которую в школе звали «Царица Ирина» и в которую он влюблён, врёт про свои похождения в армии. А в него влюблена подруга «Царицы Ирины». Это она поет: «На Тихорецкую состав отправится, вагончик тронется — перрон останется…»

Станция Тихорецкая, сейчас город Тихорецк, находится в часе езды от моего родного города Краснодара, с которым я связываю всё, что пишу. <…> На моем экземпляре стоит дата — 1962 г. …

Пьеса ставилась в двух театрах: «Ленкоме» в постановке Ролана Быкова с музыкой Таривердиева, и в «Современнике» в постановке Виктора Сергачёва с музыкой Геннадия Гладкова. В Москве песню больше пели с музыкой Таривердиева, а в Ленинграде с музыкой Гладкова. В своих сольных концертах её исполняла Майя Головня, которая потом записала эту песню на моей авторской пластинке. Когда пьесу запретили, Таривердиеву жалко было песню и он её вставил в оперу «Апельсины из Марокко» по Аксёнову.

Для телефильма «Ирония судьбы» Эльдар Рязанов решил использовать песню, ещё не зная, кто написал музыку. Со временем выяснилось, что это был Микаэл Таривердиев, и Рязанов пригласил его написать и другие романсы для будущего фильма.

Для телефильма песню записала Алла Пугачёва, хотя до неё пробовались и другие певицы. В кадре её исполнила Барбара Брыльска. В фильм вошла сокращённая версия песни без второго куплета (что хорошо слышно, так как третий куплет выше на терцию). Полная версия записи песни в исполнении Пугачёвой не была издана ни на одном из её сольных альбомов и синглов; впервые она была выпущена лишь в 1996 году в её песенной антологии — «Коллекции» из 13 CD-дисков.

Кроме того, Татьяна Доронина исполняет эту песню в фильме «Капель», но на другую мелодию и с немного измененными словами.

В своей узнаваемой манере песню исполнял Владимир Высоцкий. Совершенно оригинальную гранж-версию представила группа «Ногу свело!», она вошла в несколько сборников отечественной песни.

Песня была включена в сборник «Старые песни о главном», где её снова исполнила Алла Пугачёва, однако звук наложен из записи 1970-х годов.

Некоторые известные исполнители песни

• Владимир Высоцкий (1966),
• Алла Пугачева (1975, фильм «Ирония судьбы, или С лёгким паром!»),
• Татьяна Доронина (1981, фильм «Капель»)
• Трио «Меридиан»
• Группа «Город 312»
• Максим Покровский и группа «Ногу свело!»
• Елена Ваенга (2011)
• Группа «Блестящие» (2003)

Отрывок, характеризующий На Тихорецкую состав отправится

В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…