На войне как на войне (фильм)
Поделись знанием:
К:Фильмы 1968 года
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
(перенаправлено с «На войне, как на войне»)
| На войне как на войне | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Киностудия «Ленфильм». |
| Длительность |
90 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«На войне́ как на войне́» — советский художественный фильм, поставленный на киностудии «Ленфильм» в 1968 году режиссёром Виктором Трегубовичем по одноимённой повести Виктора Курочкина.
Премьера фильма в СССР состоялась 23 февраля 1969 года[1].
Содержание
Сюжет
Фильм повествует о боевых буднях экипажа самоходки в период освобождения Правобережной Украины.
Младший лейтенант Малешкин, необстрелянный выпускник училища, принимает под своё командование экипаж самоходки СУ-100 (по книге — СУ-85). Все подчинённые Малешкина старше его по возрасту и намного опытнее. Авторитет молодого командира на каждом шагу подвергается испытаниям. Кроме того, Малешкиным очень недоволен командир батареи, он то и дело грозится снять нерасторопного новичка с командования. В экипаже Малешкина и впрямь постоянно случаются разные неприятности: то механик-водитель попадется на глаза командиру в неопрятном, чумазом виде, то в машине обнаружится боевая граната с выпавшей чекой, то случится поломка как раз в момент выхода полка на марш.
Зато в первом бою экипаж Малешкина вместе с пехотинцем Громыхало неожиданно оказывается на острие атаки и геройски вступает в схватку с превосходящими силами противника.
Фильм посвящён павшим и живым воинам 3-й гвардейской танковой армии маршала Рыбалко.
В фильме снимались
- Михаил Кононов — младший лейтенант Александр Малешкин, командир САУ
- Олег Борисов — сержант Михаил Домешек, наводчик
- Виктор Павлов — старшина Григорий Щербак, механик-водитель
- Фёдор Одиноков — ефрейтор Осип Бянкин, заряжающий
- Борис Табаровский — гвардии лейтенант Беззубцев, новый комбат
- Пётр Любешкин — замполит Тимофей Васильевич
- Борис Аракелов — младший лейтенант Чегиничка
- Пётр Горин — Сергачёв, капитан, командир батареи
- Юрий Дубровин — рядовой Громыхало из Подмышки
- Михаил Глузский — полковник Дей, командир танкового полка
- Валентин Зубков — командир полка
- Герман Колушкин — Пашка Теленков (роль озвучил — Павел Кашлаков)
- Борис Сичкин — Селиванов, старший лейтенант трофейщиков
- Ирина Замотина — хозяйка дома Антонина Васильевна
- Александр Ярошевский — Резо, водитель танка, друг Гриши Щербака
- Виктор Курочкин — эпизод (старик в доме с покойником)
- Алексей Кожевников — эпизод
- М. Моторный — эпизод
- В. Гнида — эпизод
- Владимир Карпенко — эпизод
- Н. Ходаковский — эпизод
- Л. Стрелков — эпизод
- Н. Куцевалов — эпизод
- Дмитрий Махнич — эпизод
- Г. Григорийчук — эпизод
- Владимир Маляр — Доронин (в титрах не указан)
- Леонид Пугачёв — эпизод приезда самоходчиков к танкистам: танкист, играющий на баяне и поющий «Жил-был на Украине мальчишка…» и частушки
- В съёмках принимали участие войска Прикарпатского военного округа
Съёмочная группа
- Авторы сценария — Виктор Курочкин, Виктор Трегубович
- Режиссёр-постановщик — Виктор Трегубович
- Главный оператор — Евгений Мезенцев
- Главный художник — Семён Малкин
- Композитор — Георгий Портнов
- Текст песни — Вольта Суслова
- Звукооператор — Ирина Черняховская
- Режиссёр — Борис Довлатов
- Оператор — Константин Соболь
- Монтажёр — Е. Садовская
- Редактор — Светлана Пономаренко
- Художник по костюмам — В. Кропачёв
- Художники-гримёры — Б. Соловьёв, Р. Кравченко
- Художник-декоратор — С. Головин
- Ассистенты:
режиссёра — В. Сергеев
оператора — А. Горбоносов, А. Таборов - Комбинированные съёмки:
оператор — И. Гольдберг
художник — А. Сидоров - Ленинградский государственный концертный оркестр
под управлением — Анатолия Бадхена - Военные консультанты — генерал-майор Н. Нильга, гвардии полковник В. Трофименко
- Директор картины — Владимир Беспрозванный
Звуковая дорожка
Самоходку танк любил -
В лес гулять её водил.
От такого ро́мана
Вся роща переломана.
- В фильме звучит песня Георгия Портнова на слова Вольта Суслова «Увела солдат война» в исполнении Виля Давидовича Окуня с ансамблем «Дружба»[2].
- После премьеры кинофильма стала популярна песня «По полю танки грохотали»[3] (её поет экипаж Малешкина на отдыхе в крестьянской хате).
- В фильме звучит модернизированный вариант блатной песни «Гоп со смыком» (эпизод встречи самоходки и танка)
Съёмки
- Картина снималась недалеко от советско-чехословацкой границы, и в ней принимали участие войска Прикарпатского военного округа. Как вспоминает оператор Евгений Мезенцев, в одну из ночей под окнами гостиницы, где разместилась съёмочная группа, долго грохотали танки. А наутро все узнали о вводе советских войск в Чехословакию. При этом радиостанция Би-би-си сообщила о том, что под видом съёмок фильма «На войне как на войне» СССР сосредоточил на границе с Чехословакией крупные танковые соединения…[4].
- Фильм снят с вниманием к деталям: например, на марше самоходки оборудованы внешними топливными баками, а в атаке они отсутствуют. В то же время, помимо аутентичной техники, в картине сняты и послевоенные машины: так, во время марша самоходчиков в кадр попадает автомобиль ГАЗ-69А, а в сцене атаки в одном строю с Т-34-85 (также более поздними, чем Т-34-76, описанными в книге, однако уместными рядом с СУ-100) позиции эсэсовцев штурмуют танки Т-54 (или Т-55).
- Фильм в некоторой степени не соответствует одноимённому произведению. Это касается финала повествования. По книге, главный герой повести младший лейтенант Саня Малешкин погибает после окончания боя за деревню Кодня, убитый шальным осколком миномётной мины [Прим. 1]. В фильме же во время боя от пулемётной очереди погибает наводчик сержант Домешек. Кроме того, описанные в книге события происходят зимой, а не в тёплое время, как в фильме.
- Режиссёр В. Трегубович снял в эпизодической роли и автора сценария Виктора Курочкина. Он играет роль старика, читающего молитву в хате с покойником, куда самоходчики явились на постой.
См. также
Напишите отзыв о статье "На войне как на войне (фильм)"
Примечания
- ↑ Этот эпизод напоминает обстоятельства гибели известного советского танкиста Д. Ф. Лавриненко
Сноски
- ↑ [www.kino-teatr.ru/kino/movie/sov/4150/annot/ «На войне как на войне»]. База данных сайта «Кино-Театр.РУ». Проверено 9 июня 2012. [www.webcitation.org/68gMgWwhJ Архивировано из первоисточника 25 июня 2012].
- ↑ [kkre-37.narod.ru/okun.htm Красная книга российской эстрады]. Виль Окунь.
- ↑ [russia.tv/brand/show/brand_id/8221 На войне как на войне]. Государственный интернет-канал «Россия». Проверено 9 июня 2012. [www.webcitation.org/68gMizbYc Архивировано из первоисточника 25 июня 2012].
- ↑ Сергей Снежкин. [www.tvkultura.ru/page.html?cid=1362 Передача «Звёздные годы „Ленфильма“» («На войне, как на войне»)]. Цикл передач «Звёздные годы „Ленфильма“». Телеканал «Культура» (10 мая 2004). — Рассказ о фильмах на военную тему — «Солдаты» (1956), «Женя, Женечка и „катюша“» (1967), «Хроника пикирующего бомбардировщика» (1967), «На войне, как на войне» (1968). Проверено 6 июня 2012. [www.webcitation.org/68gMkaeDD Архивировано из первоисточника 25 июня 2012].
Ссылки
- [www.lenfilm.ru/catalogue/cat_1968.htm «На войне как на войне»] (рус.) [www.lenfilm.ru/catalogue.htm Ленфильм. Аннотированный каталог фильмов киностудии «Ленфильм» 1918—2003] (недоступная ссылка)
- [www.domkino.tv/announce/9626 «На войне как на войне»]. Телеканал «Дом Кино». Проверено 23 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CRTLpR1n Архивировано из первоисточника 25 ноября 2012].
- [www.vsp.ru/social/2015/05/05/553614 Прототипом главного героя кинофильма «На войне как на войне» был иркутянин Михаил Дамешек].
- «На войне как на войне» (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||
Отрывок, характеризующий На войне как на войне (фильм)
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
