Остаток дня (фильм)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «На исходе дня (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Это статья о фильме. См. также статью о романе — «Остаток дня».
Остаток дня
The Remains Of The Day
Жанр

мелодрама

Режиссёр

Джеймс Айвори

Продюсер

Джон Кэлли
Исмаил Мерчант (англ.)
Майк Николс

Автор
сценария

Рут Джабвала
Кадзуо Исигуро (роман)

В главных
ролях

Энтони Хопкинс
Эмма Томпсон

Оператор

Тони Пирс-Робертс

Композитор

Ричард Роббинс

Кинокомпания

Merchant Ivory Productions, Columbia Pictures

Длительность

134 мин

Бюджет

11,5 млн $

Сборы

23,2 млн $ (в США)

Страна

Великобритания Великобритания
США США

Язык

английский
французский
немецкий

Год

1993

IMDb

ID 0107943

К:Фильмы 1993 года

«Остаток дня» (англ. The Remains Of The Day; другой вариант перевода названия — «На исходе дня») — кинофильм знаменитого тандема Айвори-Мерчант (англ.), который номинировался на восемь «Оскаров», включая за лучший фильм года. Главные роли исполняют Энтони Хопкинс и Эмма Томпсон. Экранизация одноимённого романа Кадзуо Исигуро.





Сюжет

Фильм, основные события которого разворачиваются в 1930-е годы, рассказывает историю взаимоотношений идеального дворецкого британского аристократического поместья Дарлингтон-Холл Джеймса Стивенса (Энтони Хопкинс) и новой экономки мисс Кентон (Эмма Томпсон). Дворецкий не считает себя обладающим правом на частную жизнь, видя единственную свою цель в беспрекословном служении господину, даже если тот разделяет фашистские взгляды. За 20 лет иллюзии Стивенса порядком развеялись, и после Второй мировой войны он стал понимать: мисс Кентон — женщина всей его жизни. Теперь он лихорадочно пытается исправить то, что, в сущности, исправить уже невозможно.

В ролях

Награды и номинации

  • 1993 — премия Национального совета кинокритиков США лучшему актеру (Энтони Хопкинс)
  • 1994 — 8 номинаций на премию «Оскар»: лучший фильм (Джон Кэлли, Исмаил Мерчант, Майк Николс), лучший режиссёр (Джеймс Айвори), лучший адаптированный сценарий (Рут Джабвала), лучший актер (Энтони Хопкинс), лучшая актриса (Эмма Томпсон), лучшая оригинальная музыка (Ричард Роббинс), лучшая работа художников-декораторов (Люсиана Арриги, Иан Уиттакер), лучшие костюмы (Дженни Беван, Джон Брайт)
  • 1994 — 6 номинаций на премию BAFTA: лучший фильм (Джон Кэлли, Исмаил Мерчант, Майк Николс, Джеймс Айвори), премия имени Дэвида Лина за режиссуру (Джеймс Айвори), лучший адаптированный сценарий (Рут Джабвала), лучший актер (Энтони Хопкинс), лучшая актриса (Эмма Томпсон), лучшая операторская работа (Тони Пирс-Робертс)
  • 1994 — две премии «Давид ди Донателло» — лучший зарубежный актер (Энтони Хопкинс), лучшая зарубежная актриса (Эмма Томпсон), а также номинация на премию за лучший зарубежный фильм (Джеймс Айвори)
  • 1994 — номинация на премию Гильдии режиссёров США (Джеймс Айвори)
  • 1994 — 5 номинаций на премию «Золотой глобус»: лучший фильм — драма, лучший режиссёр (Джеймс Айвори), лучший сценарий (Рут Джабвала), лучший актер — драма (Энтони Хопкинс), лучшая актриса — драма (Эмма Томпсон)
  • 1994 — номинация на премию Гильдии сценаристов США за лучший адаптированный сценарий (Рут Джабвала)
  • 1995 — премия «Серебряная лента» Итальянского национального синдиката киножурналистов за лучшую режиссуру зарубежного фильма (Джеймс Айвори)
  • 1995 — премия «Роберт» (Дания) за лучший зарубежный фильм (Джеймс Айвори)
  • 1995 — номинация на премию «Гойя» за лучший европейский фильм

Напишите отзыв о статье "Остаток дня (фильм)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Остаток дня (фильм)

Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.