На плечо!
На плечо! | |
Shoulder Arms | |
![]() | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер | |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Оператор | |
Композитор |
Чарльз Чаплин (1957) |
Кинокомпания |
First National Pictures |
Длительность |
46 минут |
Страна | |
Язык |
Английский |
Год | |
IMDb | |
«На плечо!» (англ. Shoulder Arms) — второй немой кинофильм, снятый Чаплином для компании First National Pictures.
Содержание
Съёмки фильма
Фильм снимался во время Первой мировой войны. Производство фильма началось 27 мая 1918 г., закончилось 16 сентября 1918 г. Чаплин планировал снять фильм в пяти частях. Начало должно было изображать «жизнь дома», середина — «войну», а конец — «банкет», на котором все монархи Европы чествовали Бродягу за пленение кайзера. Была снята часть «жизнь дома», начались съёмки «банкета», но они не вошли в фильм.
Своего героя Чаплин одел в солдатский мундир, сшитый явно не по размеру, нацепил ему на пояс массу «самых необходимых» солдату вещей, включая терку и машинку для взбивания яичных желтков, и отправил его за океан на поля сражения Европы. Фильм имел большой успех, особенно среди солдат.
Сюжет
Шарло находится в тренировочном лагере американской пехоты. В своей автобиографии Чаплин называет своего персонажа из этого фильма Шарло.
После тренировок он ложится спать в палатке и видит сон:
Бродяга попадает на передовую во Франции. Повсюду взрываются бомбы, Бродяга вспоминает о мирной жизни. Приносят почту — Бродяга не получает писем. Он читает чужое письмо через плечо солдата. Приходят посылки Красного Креста. Бродяге достаётся кекс и сыр Лимбургер. Бродяга надевает газовую маску, и выбрасывает сыр в германские окопы. Начинается дождь, окопы заливает водой. Солдаты спят ночью в воде.
На следующее утро во время атаки Бродяга берёт в плен 13 германских солдат. Офицер спрашивает его: «Как ты сделал это?» Бродяга отвечает: «Я их окружил!»
Бродяга хватает германского офицера, и шлёпает его по заднице, как ребёнка. Германские солдаты радостно аплодируют. В роли германского офицера — Лойал Ундервуд — его рост был ещё меньше Чаплина.
Бродяга с друзьями отправляется на секретное задание в тыл врага. Бродяга в костюме дерева спасает от расстрела своего друга. Он убегает от германского патруля, и прячется в полуразрушенном коттедже. В роли хозяйки коттеджа Эдна Первианс. Приходит германский патруль, и арестовывает Эдну. Её уводят в германский штаб. Бродяга отправляется спасать Эдну.
В это время в штаб приезжает кайзер и крон-принц. Бродяга берёт их в плен, и на автомобиле кайзера приезжает на американские позиции. Все поздравляют Бродягу, и тут его будят в палатке тренировочного лагеря.
В ролях
- Чарли Чаплин — новобранец
- Эдна Пёрвиэнс — французская девушка
- Сидни Чаплин — Сержант / Кайзер
- Джек Уилсон — германский кронпринц
- Генри Бергман — немецкий сержант / фельдмаршал фон Гинденбург
- Альберт Остин — американский солдат / немецкий солдат / шофер кайзера
- Том Уилсон — сержант в тренировочном лагере
- Джон Рэнд — американский солдат
Интересные факты
- Германские солдаты в фильме ходят в прусских шлемах «Pickelhaube», образца 1842, хотя в 1916 году германская армия начала переходить на стальной шлем М16, образца 1916 года.
- Шлемы американских солдат в фильме стилизованы под котелок Бродяги. На вооружении армии США в то время стояли шлемы М1917 — образца 1917 года. Они были практически полностью идентичен британскому шлему MkI.
- Германский патруль в фильме вооружён лёгким пулемётом Lewis, принятым на вооружение армией США в 1917 году.
- В роли Кайзера и американского сержанта снялся старший брат Чаплина — Сидни Чаплин.
Художественные особенности
… благодаря мастерству художника самая безудержная буффонада оказалась здесь в органическом единстве с реалистическим замыслом, ибо вся трагикомическая эксцентриада покоилась на чрезвычайно правдивом психологическом основании… Чарли совершал свои невероятные подвиги во время сна в палатке, благодаря чему зрители воспринимали их не «всерьез», а как шутку, пародию на голливудские военные «боевики», как остроумное высмеивание выдуманных героев и их неправдоподобных подвигов. Художественному единству фильма способствовали также брошенный тут и там легкий намек, легкая насмешка, которые выявляли подлинное отношение автора к своему Чарли и его поступкам… «На плечо!» был первым в истории кино подлинно антивоенным художественным фильмом.
— А. В. Кукаркин. Чарли Чаплин. — 2-е изд. — М.: Искусство, 1988. — С. 60—62.
Напишите отзыв о статье "На плечо!"
Ссылки
- «На плечо!» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v110013 На плечо!] (англ.) на сайте allmovie
- [www.archive.org/details/ShoulderArms Фильм в интернет-архиве]
- [chaplin.bfi.org.uk/resources/bfi/filmog/film_thumb.php?fid=59457&resource=Stills Кадры из фильма, включая не вошедшие сцены. Британский институт кино.]
Отрывок, характеризующий На плечо!
– Да где же это?– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.