На пути к славе

Поделись знанием:
(перенаправлено с «На пути к славе (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
На пути к славе
Bound for Glory
Жанр

биография
музыкальная драма

Режиссёр

Хэл Эшби

Автор
сценария

Роберт Гетчелл
Вуди Гатри (книга)

В главных
ролях

Дэвид Кэррадайн
Ронни Кокс
Мелинда Диллон
Гейл Стрикленд

Оператор

Хаскелл Уэкслер

Композитор

Клэй Питтс

Кинокомпания

United Artists

Длительность

147 мин.

Страна

США США

Язык

английский

Год

1976

IMDb

ID 0074235

К:Фильмы 1976 года

«На пути к славе» (англ. Bound for Glory), также можно встретить перевод «Путь к славе» — американский фильм 1976 года режиссёра Хэла Эшби, свободно интерпретирующая автобиографическую книгу фолк-певца Вуди Гатри, написанную им в 1943 году и описывающую жизнь в качестве хобо во время Великой депрессии. Роль Гатри, предназначавшуюся изначально Тиму Бакли, в итоге сыграл Дэвид Кэррадайн, также в фильме снялись Ронни Кокс, Мелинда Диллон, Гейл Стриклэнд, Джон Лене, Джи-Ту Кумбука и Рэнди Куэйд.[1]

«На пути к славе» стал первым фильмом, в котором изобретатель/оператор Гарретт Браун использовал свою новую систему Стедикам для сцен в движении.[2] В 1976 году главный оператор фильма Хаскелл Уэкслер выиграл премию «Оскар» в номинации Лучшая операторская работа.

Все главные события и персонажи, кроме Вуди Гатри и его первой жены Мэри, полностью вымышлены. Фильм заканчивается показом Гатри, направляющегося в Нью-Йорк и поющего свою самую известную песню «God Blessed America» (позднее переименованную «This Land Is Your Land»), но, на самом деле, песня была сочинена в 1940 году в Нью-Йорке и выпущена лишь спустя пять лет.





Сюжет

1936 год. Вудро Уилсон «Вуди» Гатри ведёт скромную жизнь вместе со своей женой Мэри и двумя дочерьми в городе Пампа, штат Техас. Большую часть времени он играет на гитаре и рисует вывески, перебиваясь редкими заработками. После того как на его город сваливается мощная пыльная буря, получившая название Пыльный котёл, он оставляет семью и решает отправится на заработки в Калифорнию, чтобы потом перевезти их к себе. Путешествуя австостопом, на поезде и пешком он сталкивается с огромным количеством людей, чьи мечты о счастливой жизни в Калифорнии разбиты отсутствием работы, тяжёлыми условиями труда и жестокостью полицейских и местных жителей. В один из лагерей сезонных рабочих, в котором жил Гатри, заехал певец Озарк Бьюл, который своими песнями развлекает людей, а также подбивает их на забастовку против жестоких нанимателей. Озарк предлагает всем рабочим, у которых есть музыкальные инструменты, исполнять песни вместе. Впечатлённый песнями Вуди, он представляет его владельцу радиостанции, на которой выступает. Вуди получает место в эфире и они вдвоём в свободное от эфиров время колесят по лагерям сезонников и плантациям, подбивая рабочих на вступление в профсоюзы. Заработав достаточное количество денег, Гатри перевозит к себе жену и дочерей.

Спонсорам радиостанции не нравятся протестные песни Гатри и они запрещают ему исполнять в эфире двусмысленные песни. Несогласный с этим и гордый Гатри бросает работу на радиостанции и при помощи вышедшего на него музыкального агента соглашается на предложение того выступать по всей стране на концертных площадках. Мэри закатывает ему скандал по поводу ухода с работы и отказа от постоянного заработка в пользу жизни странствующего музыканта и ещё уезжает вместе с детьми, не оставив записки. Музыкальный агент представляет Гатри главам одного из отелей. Они впечатлены его исполнением и предлагают ему контракт на шестимесячное выступление, однако обсуждают смену имиджа и коррекции репертуара. Гатри слышит это и не желая становиться эстрадным певцом, «выступающим перед пьющими мартини и жрущими баранью ногу снобами», уходит. Вуди Гатри забирается на товарный поезд, идущий в Нью-Йорк и начинает петь свою самую известную песню «This Land Is Your Land».

Актёры

Актёр Роль
Дэвид Кэррадайн Вуди Гатри Вуди Гатри
Ронни Кокс Озарк Бьюл Озарк Бьюл
Мелинда Диллон Мэри / «Мемфис Сью» Мэри / «Мемфис Сью»
Гейл Стрикленд Паулина Паулина
Джон Лене Лок Лок
Джи-Ту Кумбука Слим Снедегер Слим Снедегер
Рэнди Куэйд Лютер Джонсон Лютер Джонсон
Элизабет Мэйси доктор Бэннер доктор Бэннер
Сьюзан Вейлл Гвен Гатри Гвен Гатри
Александра Мок Сью Гатри Сью Гатри
Кимберли Мок Сью Гатри Сью Гатри
Берни Копелл агент Вуди агент Вуди
Мэри Кей Плейс Сью-Энн, девушка в баре Сью-Энн, девушка в баре
Гатри Томас Джордж Гатри, брат Вуди Джордж Гатри, брат Вуди

Премии «Оскар»

Награды
Номинации

Интересные факты

  • Главная роль была предложена певцу Тиму Бакли, но его внезапная смерть 29 июня 1975 года перечеркнула эти планы. Также роль предлагалась кантри-певцу Крису Кристофферсону, отклонившему её, посчитав что не имеет права играть Вуди Гатри.[3]

Напишите отзыв о статье "На пути к славе"

Примечания

  1. Bound for Glory (англ.) на сайте Internet Movie Database
  2. [lserv2.dtopinc.com/tiffen/staging_html/tiffen_news_Steadicam30th_Anniv.html Steadicam 30th anniversary press release].
  3. [www.imdb.com/title/tt0074235/trivia?ref_=tt_trv_trv Trivia]

Ссылки


Отрывок, характеризующий На пути к славе

– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.