На следующий день

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
На следующий день
The Day After

Обложка DVD-издания 2004 года
Жанр

постапокалиптика, драма

Режиссёр

Николас Мейер

Автор
сценария

Эдвард Хьюм

В главных
ролях

Джейсон Робардс
ДжоБет Уильямс
Стив Гуттенберг
Джон Каллам
Джон Литгоу

Оператор

Гэйн Решер

Композитор

Дэвид Рэксин
Вирджил Томсон

Длительность

126 мин.

Страна

США США

Год

1983

IMDb

ID 0085404

К:Фильмы 1983 года

«На следующий день» (англ. The Day After) — телефильм режиссёра Николаса Мейера, снятый в 1983 году. Премьера фильма состоялась на телеканале ABC] 20 ноября 1983 года; аудитория показа составила более 100 миллионов человек, что является рекордом среди телевизионных фильмов.

Фильм рассказывает о конфронтации между НАТО и советским блоком, перешедшей в полномасштабную ядерную войну. Акцент делался на реалистичность последствий, к которым может она привести. Повествование ведётся с точки зрения жителей двух провинциальных городов, находящихся вблизи ракетной базы ВВС США «Уайтмен». В ролях снимались ДжоБет Уильямс, Стив Гуттенберг, Джон Каллам, Джейсон Робардс и Джон Литгоу.   Фильм был показан в июне 1987 года по советскому ТВ.






Сюжет

Довоенные события

Хронология приведших к войне событий показана зрителю в виде отрывков из теле- и радиопередач. Советский Союз под предлогом учений приводит в боевую готовность войска в Восточной Германии, с целью заставить Соединённые Штаты (а также Великобританию и Францию) покинуть Западный Берлин. Когда США не поддаются нажиму, советские танковые дивизии выдвигаются к границе между Западной и Восточной Германией.

Вечером в пятницу 15 сентября выпуски новостей сообщают, что в армии ГДР начался мятеж, охвативший несколько дивизий. В ответ СССР блокирует Западный Берлин. Конфронтация нарастает, и США предъявляют ультиматум: Советский Союз должен снять блокаду до шести часов утра следующего дня, или его действия будут расценены как объявление войны. СССР отказывается, и Вооружённые силы США во всём мире приказом президента переводятся на предпоследний уровень боеготовности (DEFCON-2).[1]

В субботу 16 сентября войска НАТО захватывают КПП Хельмштедт-Мариенборн и вторгаются в ГДР с целью деблокировать Берлин. Советские военные удерживают мариенборнский коридор и наносят тяжёлые потери натовским войскам. Два советских МиГ-25 вторгаются в Западную Германию и бомбят склады боеприпасов, разрушив при этом школу и больницу. Радио сообщает, что в Москве объявлена эвакуация. Крупные города США также начинают массовую эвакуацию. По неподтверждённым данным, по Висбадену и Франкфурту нанесены ядерные удары. В Персидском заливе происходит морское сражение, сообщается о потопленных кораблях с обеих сторон.

Советская Армия контратакует и подступает к Рейну. Чтобы не допустить вторжения советских войск во Францию, которое грозит потерей всей Западной Европы, НАТО применяет по советским войскам три тактических атмосферных ядерных заряда, останавливая их наступление. В ответ СССР наносит ядерный удар по штаб-квартире НАТО в Брюсселе. Стратегическое командование ВВС США поднимает бомбардировщики B-52.

Советские ВВС уничтожают станцию системы предупреждения о ракетном нападении на базе Королевских ВВС Великобритании в городе Файлингдейлс, Англия, и базу ВВС США в городе Бил, Калифорния. Тем временем на борт самолёта Boeing EC-135 (воздушный командный пункт ВВС США) поступает приказ президента нанести массированный ядерный удар по СССР. Почти одновременно приходит сообщение о начале массированного советского ядерного удара, согласно которому «32 боеголовки следуют к 10 целям» на территории США, а другой офицер получает сообщение о запуске более трёхсот советских МБР. В фильме намеренно не уточняется, кто первым нанёс ядерный удар — Советский Союз или Соединённые Штаты.

Советский ядерный удар достигает центральной части США в 15:38, когда происходит высотный атмосферный взрыв большой мощности над Канзас-сити, штат Миссури. Это событие показано с точки зрения местных жителей. Возникший в результате электромагнитный импульс отключает систему энергоснабжения и электронные приборы. Тридцать секунд спустя, боеголовки накрывают военные и гражданские цели; серией наземных ядерных взрывов полностью уничтожены Канзас-Сити, Седалия и Эльдорадо Спринг с окрестностями.

Хотя подробности в фильме не показаны, подразумевается, что города Америки, военные базы и промышленные центры сильно пострадали либо полностью уничтожены. В результате атаки центральная часть США представляет собой почерневшую пустыню из сожжённых городов, население которых пострадало от ожогов, радиации и взрывной волны. Американский президент выступает по радио с объявлением о перемирии между США и Советским Союзом (который как подразумевается тоже сильно пострадал) и заверяет, что США никогда не капитулируют.

Сюжет

События показаны с точки зрения нескольких жителей городов Лоуренс, штат Канзас, и Канзас-сити, штат Миссури (вблизи которых на базе ВВС «Уайтмен» находятся шахты с ракетами «Минитмэн»), и людей, с которыми они встречаются. Повествование ведётся параллельно от лица нескольких героев, описывая с их точки зрения события до, во время и после атомной атаки: в первой част вводится персонаж и раскрывается его история, во второй части показывается сама ядерная катастрофа, в третьей рассказывается о её последствиях.

Доктор Рассел Оукс (Джейсон Робардс) живёт в Канзас-Сити в богатом районе Бруксайд со своей женой и работает в больнице в пригороде. По пути на занятия по гематологии, которые он проводит в больнице Канзасского университета, расположенной в соседнем городе Лоуренс, его радиоприёмник принимает сообщение системы экстренного оповещения. Съехав с переполненного шоссе, он хочет связаться со своей женой, но к телефонной будке уже выстроилась длинная очередь. Оукс пытается вернуться обратно; он единственный, кто едет на восток в сторону города. Атомная атака началась, звучат сирены воздушной тревоги. Канзас-Сити охватывает паника. Автомобиль Оукса выведен из строя электромагнитным импульсом от первого мощного атмосферного взрыва, как и все транспортные средства и электроприборы. Оукс находится примерно в 50 километрах от Канзас-сити, когда на город падают боеголовки. Его семья, коллеги и почти всё население погибает. Оукс пешком проходит 15 км до Лоуренса, также сильно разрушенного ядерными взрывами, и в университетской больнице помогает раненым вместе с доктором Сэмом Хачия (Калвин Юнг) и медсестрой Бауэр (ДжоБет Уильямс). В Канзасском университете профессор Джо Хаксли (Джон Литгоу) и его студенты используют счётчик Гейгера, чтобы следить за уровнем радиоактивного заражения в Канзас-сити. Они собирают из подручных деталей радиостанцию, чтобы поддерживать контакт с доктором Оуксом в больнице, а также с любыми выжившими за пределами города.

Билли МакКой (Уильям Аллен Янг), рядовой ВВС США, служит на авиабазе «Уайтмен» около Канзас-сити. Его вызывают на службу после получения приказа о переходе на уровень боеготовности DEFCON-2. Он работает техником, обслуживающим шахты ракет Минитмен, и одним из первых наблюдает запуск ракет, что говорит о начале полномасштабной ядерной войны. Становится ясно, что неизбежен советский контрудар, и солдаты паникуют. Хотя некоторые упрямо настаивают, что необходимо оставаться на своём посту в ракетной шахте, МакКой и другие возражают, что это бесполезно, так как шахта не может выдержать прямое попадание, и они уже выполнили свой долг. МакКой берёт грузовик и несётся по шоссе в Седалию, чтобы забрать жену и ребёнка, но в результате ЭМИ от первого атмосферного взрыва грузовик выведен из строя и останавливается. Поняв, что случилось, МакКой покидает грузовик и прячется внутри контейнера перевернувшегося седельного тягача, едва избежав гибели от атомного взрыва. После окончания атаки он идёт к ближайшему городу и находит оставленный магазин, взяв там конфеты и другие припасы, в то время как вдали слышна перестрелка. Стоя в очереди за водой к водокачке, МакКой знакомится с немым и делится с ним припасами. Он спрашивает у мужчины, бредущего по дороге с раненными, что случилось с Седалией, и тот говорит, что Седалии и Виндзора больше не существует. У МакКоя и его попутчика начинают проявляться симптомы лучевой болезни, они и уходят из временного лагеря в больницу в Лоуренсе, где МакКой вскоре умирает.

Фермер Дим Далберг (Джон Каллум) и его семья живут в сельском городке Харрисонвиль, Миссури, в 55 км от Канзас-сити и поблизости от ракетных шахт. Семья готовится к свадьбе старшей дочери Дениз с Брюсом Гэллатином, студентом последнего курса Университета Канзаса, когда Джим узнаёт о неминуемой атаке и готовит на скорую руку радиационное убежище в подвале своего дома. В то время как запускаются первые ракеты, он силой уводит свою жену Ив (Биби Беш) вниз в подвал, так как она не в состоянии осознать реальность разворачивающейся трагедии и продолжает свадебные приготовления. Забегая в убежище, их сын Дэнни случайно смотрит прямо на атомный взрыв и слепнет от вспышки.

Студент Канзасского университета Стивен Клайн (Стив Гуттенберг) добирается автостопом домой в Джоплин, Миссури. Он натыкается на ферму Далбергов и упрашивает впустить его в убежище. После нескольких дней в подвале, Дениз выбирается наружу, в отчаянии от произошедших событий и от неизвестности о судьбе Брюса (который погиб в результате атаки, о чём она не знает). Она бежит по полю, усеянному трупами животных, видит синее небо и решает, что худшее позади. Клайн следует за ней, пытаясь предупредить о последствиях радиационного заражения - которое невозможно увидеть, почувствовать или попробовать на вкус, но которое убивает её клетки изнутри - но Дениз игнорирует его предупреждения. Клайн возвращает её назад в убежище, после того как она забирается в дом, чтобы забрать своё свадебное платье. Так как Дениз гуляла по заражённому полю, у неё начинают проявляться симптомы лучевой болезни. Во время импровизированного богослужения у неё начинается сильное кровотечение, в то время как священник рассказывает о том, как им повезло выжить. Обращение президента объявляет о перемирии между США и СССР, который также разрушен; заявляется, что США не капитулировали и никогда не капитулируют.

Клайн привозит Дэнни и Дениз в Лоуренс для лечения. Доктор Хачия безуспешно пытается вылечить Дэнни, и у Клайна также появляются симптомы лучевой болезни. Далберг, вернувшись с экстренного собрания фермеров, вступает в конфликт с группой выживших, которые самовольно захватили его ферму, и его убивают выстрелом из ружья.

Ситуация в больнице становится всё более безнадёжной. Доктор Оукс теряет сознание от усталости, и проснувшись несколько дней спустя, узнаёт, что сестра Бауэр умерла от менингита. Оукс страдает от финальной стадии острой лучевой болезни и решает вернуться в Казас-сити, чтобы в последний раз увидеть дом. Доктор Хачия остаётся в больнице. Оукс подсаживается в грузовик армейской Национальной гвардии и наблюдает, как военные завязывают глаза и расстреливают мародёров. Чудом найдя место, где был его дом, он находит оплавленные остатки наручных часов своей жены. В развалинах приютилась семья выживших; Оукс в раздражении требует покинуть его дом. В ответ они без слов предлагают ему еду, и Оукс в отчаянии падает на колени; один из выживших обнимает его.

Кадр затеняется черным, и голос профессора Хаксли вызывает по своему импровизированному радио: «Приём, есть кто-нибудь? Хоть кто-то?». Ответа нет.

В ролях

Награды и номинации

  • 1984 — две премии «Эмми»: лучший монтаж звука в мини-сериале или специальном проекте, лучшие визуальные спецэффекты
  • 1984 — 10 номинаций на премию «Эмми»: лучшая драма/комедия (Роберт Папазян), лучшая режиссура в мини-сериале или специальном проекте (Николас Мейер), лучший сценарий в мини-сериале или специальном проекте (Эдвард Хьюм), лучшая операторская работа в мини-сериале или специальном проекте (Гэйн Решер), лучший актёр второго плана в мини-сериале или специальном проекте (Джон Литгоу), лучший монтаж в мини-сериале или специальном проекте (Уильям Пол Дорниш, Роберт Флорио), лучшие прически (Доротея Лонг, Джуди Кроун), лучший грим (Майкл Уэстмор, Золтан Элек), лучшая работа художников в мини-сериале или специальном проекте (Питер Вули, Мэри Энн Гуд), лучший звук в мини-сериале или специальном проекте
  • 1985 — премия Гильдии сценаристов США за оригинальную драму (Эдвард Хьюм)
  • 1985 — премия «Молодой актёр» лучшему молодому актёру в семейном фильме для ТВ (Дуг Скотт)

Интересные факты

  • Во время «разрядки» между СССР и США (май-июнь 1987 года) на ЦТВ СССР фильм «На следующий день» был показан в одном тематическом блоке с советским «Письма мёртвого человека». Оба фильма демонстрировались после программы «Время» (в первый день — американский фильм, во второй — «Письма…»), то есть в самый «прайм-тайм».
  • Фильм довольно реалистичен, но масштабы и последствия катастрофы всё-таки преуменьшены, о чём сообщает текст в финальных титрах.
  • Через год в Великобритании был снят похожий фильм «Нити», в нём акцент делался на реалистичность последствий, к которым может привести Третья мировая война.
  • На канале National Geographic в 2013 г. в цикле передач «80-е» при описании фильма, как одно из значимых событий 80-х годов, было упомянуто, что до Николаса Мейера, минимум три режиссёра отказались участвовать в реализации съёмок фильма по готовому сценарию. В качестве оснований они заявили, что не готовы снимать столь ужасный фильм.
  • В США существует документальный фильм под названием «First strike» (первый удар), повествующий о возможном начале третьей мировой войны, в котором активно используются кадры с американскими военными из фильма «На следующий день».

Похожие фильмы

Напишите отзыв о статье "На следующий день"

Примечания

  1. Даже во время Карибского кризиса на уровень DEFOCON-2 переводились не все вооружённые силы, а только стратегическое коммандование.

Ссылки

Отрывок, характеризующий На следующий день

После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»