На ясный огонь

На ясный огонь
Жанр	военный фильм / мелодрама
Режиссёр	Виталий Кольцов
Автор сценария	Эдгар Смирнов Сергей Тарасов
В главных ролях	Татьяна Доронина Борис Химичев Лев Дуров
Оператор	Игорь Черных Виктор Тарусов
Композитор	Юрий Силантьев
Кинокомпания	Мосфильм
Длительность	88 мин.
Страна	СССР СССР
Год	1975
IMDb	ID 0073433
Выход фильма «На ясный огонь»

К:Фильмы 1975 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«На ясный огонь» — советский художественный фильм 1975 года, режиссёрская работа Виталия Кольцова по историко-революционной повести Михаила Зощенко «Возмездие» (1936). По словам Дмитрия Быкова, это «экранизация одной из самых слабых и вымученных работ Зощенко», «добротная, хоть и без блеска, приключенческая картина о крымском подполье времён Гражданской». В фильме одну из своих главных ролей в кино сыграла Татьяна Доронина.

Название фильму дала одноимённая песня Булата Окуджавы (известная также как «Ночной разговор» и «Мой конь»), фрагмент которой в фильме исполняет Татьяна Доронина.

Сюжет

Анна Касьянова, горничная генеральши Дубасовой, проживающей в Киеве, оказывается захваченной вихрем революционных событий и Гражданской войны. Она едет в деревню, чтобы обличить зажиточного крестьянина Степана Лукича, который эксплуатировал её в детстве. В Киеве её назначают в полк деревенской бедноты, а затем она становится комендантом поезда с ранеными. Доставив состав в Житомир, Анна встречает своего однофамильца, большевика Касьянова, с которым познакомилась ещё в годы революции, и получает новое задание. Поскольку в Крыму, занятому Белой Армией, оказалась утеряна связь с большевистским подпольем, Анне надо перейти границу и попасть в Симферополь, а потом в Ялту. Анна с Касьяновым, чувствующие симпатию друг к другу, договариваются обязательно встретиться после выполнения этого задания.

Анна переходит линию фронта, однако её тут же арестовывают. На допросе у полковника Пирамидова она говорит, что разыскивает своего любовника, белого офицера Бунакова (в действительности это один из офицеров, которых Анна до революции видела у Дубасовой). Пирамидов не верит ей, и Анну ведут расстреливать, однако стреляют холостыми патронами. После имитации расстрела один из белогвардейских офицеров, прапорщик Комаров, просит Пирамидова отпустить Анну и предлагает ей сожительство. Видя, что Комаров имеет большие связи и при этом всё время находится в состоянии алкогольного опьянения или под кокаином, Анна соглашается и едет с прапорщиком в Симферополь. Оказывается, однако, что конспиративная квартира в Симферополе разгромлена, и Анна просит Комарова перевестись в Ялту.

В Ялте Анна встречается с подпольщиками и передаёт им инструкции губкома. Она также возвращается на место, где её арестовали после перехода линии фронта, и находит там пояс с деньгами, который ей пришлось сбросить при аресте. Тем временем Красная Армия наступает на Крым, и белогвардейцы в Ялте готовятся к отплытию на пароходах в Константинополь. Введена новая система пропусков, и Анна помогает подпольщикам, заставив Комарова сделать ей такой пропуск. Она отдаёт пропуск в ресторане подпольщику, выступающему там под видом артиста. На набережной Анна встречает Дубасова, его жену и Бунакова, однако те не узнают её.

Комаров собирается бежать на пароходе с Анной, но та отказывается, и Комаров понимает, кем та является на самом деле. Анна наблюдает отплытие парохода с Дубасовыми и Комаровым. В город входят красные. Анна встречается со своим возлюбленным Касьяновым.

В ролях

• Татьяна Доронина — Анна Лаврентьевна Касьянова
• Борис Химичев — Николай Иванович Касьянов, большевик
• Ролан Быков — Лев Пантейлемонович Дубасов, генерал
• Елена Санаева — Нина Викторовна Дубасова, его жена
• Владимир Тихонов — Юлий Анатольевич Бунаков, поручик (поёт Владимир Ивашов)
• Лев Дуров — Василий Матвеевич Комаров, прапорщик
• Александр Лазарев — подпольщик
• Евгений Евстигнеев — Пирамидов, полковник контрразведки

В эпизодах

• Борис Новиков — начальник станции
• Пётр Глебов — председатель губкома
• Виктор Шульгин — Степан Лукич Деев
• Михаил Кокшенов — Мишка, сын Степана Лукича
• Анатолий Голик — Антон, сын Степана Лукича
• Евгений Гвоздёв — рабочий на митинге
• Николай Погодин — красноармеец
• Станислав Чекан — священник
• Александр Вигдоров — дьяк
• Владимир Пицек — фотограф
• Александр Лебедев — раненый красноармеец
• Алексей Смирнов — владелец гостиницы в Ялте
• Геннадий Морозов — белогвардейский офицер
• Виктор Филиппов — белогвардейский офицер
• Алексей Бахарь — белогвардейский офицер
• Николай Гудзь — белогвардейский офицер
• Анатолий Ведёнкин — белогвардец-мародёр
• Герман Качин — белогвардец-мародёр
• Рита Гладунко — эпизод

Музыка

В фильме звучат несколько песен Булата Окуджавы (главным образом фрагменты) — все песни исполняет Татьяна Доронина, а песня «Господа юнкера» звучит дважды, в её исполнении и в исполнении Владимира Ивашова.

В 1976 году фирма «Мелодия» выпустила в серии «Мелодии экрана» пластинку «Татьяна Доронина поёт песни Булата Окуджавы из кинофильма “На ясный огонь”»; на обложке указан список из четырёх песен: «Когда внезапно затихает», «Неистов и упрям», «Надежда, я вернусь» и «Мой конь». Песня «Мой конь» выпускалась также на сборном диске «Песни из кинофильмов на слова Булата Окуджавы» 1978 года.

Критика

Фильм не получил большой известности и был встречен прохладно. Борис Химичев, который был мужем Татьяны Дорониной на момент съёмок, позже с сожалением отмечал: «единственный наш общий с Дорониной фильм “На ясный огонь”, снятый в годы совместной жизни, прошёл незамеченным. А картина была неплохая, Доронина в ней пела песни Окуджавы...».

Аналогично, по мнению Фёдора Раззакова, после громких фильмов конца 1960-х — начала 1970-х годов остальные киноработы Дорониной не были такими успешными, и фильмы «Капель» и «На ясный огонь» «с треском провалились в прокате».

Резко отрицательную рецензию под названием «Зачем всё это?» опубликовал в год выхода фильма на экраны Михаил Швыдкой в журнале «Искусство кино». Критик заметил, что даже одного из имён Зощенко и Дорониной было достаточно, «чтобы ещё задолго до выхода привлечь к фильму прочное внимание зрителей, которые начнут предвкушать нечто доселе невиданное, едва узнают о запуске картины в производство», а учитывая подбор целого ряда известных артистов на другие роли, можно было предполагать, что «создатели фильма рассчитывали не на обычное зрительское внимание, а на некоторую суперпопулярность». При этом уже к середине фильма возникает сомнение в том, что все эти компоненты привели к удовлетворительному результату. Сохранив сюжет и текст оригинала, «авторы переосмыслили все эстетические качества повести», создав «некое лубочно-героическое сказание о революции, приключениях, любви и становлении личности». По мнению Швыдкого, фильм, «не собранный в органичное целое единым художественным мироощущением его создателей, распадается на отдельные составляющие», причём «почти на каждой из них лежит удручающая печать вторичности». Что же касается песен Окуджавы, то они «безжалостно разрушают выбранную сценаристами и постановщиком кинематографическую эстетику», поскольку окончательно изолируют образ Анны, подчёркивая его «лирическую исключительность». Автор рецензии допускает при этом некоторые неточности, называя Бориса Химичева «В. Химич» и приписывая исполнение роли председателя губкомитета В. Самойлову (в действительности П. Глебов).

Ссылки

• [ruskino.ru/mov/3075 Информация о фильме на сайте ruskino.ru]

Отрывок, характеризующий На ясный огонь

– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.