Нварсакский договор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Нварсакский договор (арм. Նվարսակի պայմանագիրը, перс. قرارداد نوارساکس‎) — договор между Арменией и Сасанидской Империей, по которому Армения вновь получает полунезависимый статус с полной религиозной свободой[1][2]. Была сделана попытка восстановить Армянское государство[3].





Предыстория

В ходе своих походов Йездигерд II стал подозревать христиан и евреев в измене. Указ Иездигерда II о запрещении христианства и обязательном принятии зороастризма усугубил и без того напряженную ситуацию, сложившуюся в стране. Вероятно, своей веронетерпимостью царь хотел:

  • добиться большего внутреннего единства своей державы;
  • ликвидировать возможную «пятую колонну» в случае войны с Римом, ведь христиане-армяне были для христиан-римлян потенциальными союзниками;
  • продвинуть официальную персидскую религию того времени (зороастризм), которую он считал единственно верной.

Для того, чтобы усилить свою власть на Кавказе, персы потребовали, чтобы армяне, грузины и албаны отказались от христианства и приняли зороастризм. Когда армянские, грузинские и албанские князья отказались выполнять требования персов, в 450 году их пригласили в Ктесифон, где им под страхом смерти было предложено принять зороастризм. Князья для виду отступили от веры, чтобы иметь возможность возвратиться на родину и организовать восстание против персов. Армяне подняли восстание против дискриминации, которое возглавил Вардан Мамиконян, но проиграли в Аварайрской битве в 451 году.

В Иберии войну против персов вел Вахтанг Горгасал, на помощь которому пришёл Ваан Мамиконян. На берегу реки Куры произошла кровопролитная битва, в которой грузино-армянские войска потерпели поражение, понеся большие потери. В бою пал один из руководителей восстания Саак Багратуни.

В течение года персы грабили и разрушали города и села Армении и Иберии. Повстанцы отвечали частыми внезапными нападениями. Персидские войска, неся большие потери, обессилели и ослабли. Кроме того, их армия потерпела тяжелое поражение и в Средней Азии.

Начало переговоров

После гибели Пероза в войнах с гуннами, в 484 году к власти пришёл новый царь — Балаш, члены совета которого советовали ему урегулировать отношения с христианами (армяне, грузины, албаны)[4] . Балаш послал одного из членов совета в Армению для переговоров с Вааном. Переговоры шли в деревне Нварсак. Ваан представил в письменной форме 3 условия соглашения.

Условия

«Одна из самых важных проблем — это то, что у нас есть наши родные и региональные правила. Отодвиньте камин с армянской земли. Позвольте христианам и священникам молиться в своих церквях. Вторая проблема — признавайте людей не силой власти, а силой правосудия. Извлекайте ценность из неоценимого, отличите благородное от неблагородного, любите мудрецов и возьмите советы, данные ими. И если Вы сделаете это, то Ваша власть станет намного гуманнее. Наше третье требование заключается в том, что мы желаем, чтоб Персидский царь видел все своими глазами, слушал своими ушами, говорил своим ртом, полагался на свой ум. Именно поэтому мы видим все его приказы и решения такими бесчувственными и беспочвенными. Это приведёт к беспорядкам в вашей стране, всё будет потерянно. Но когда царь будет стремиться увидеть своими глазами, услышать своими ушами, более честно говорить со своими гражданами, тогда граждане будут делать все возможное, чтобы построить свою страну. Ваше государство будет расти.»[5]

Согласно мирному договору Армения получила полунезависимый статус с полной религиозной свободой, также восстанавливались привилегии армянских нахараров. Нахарары признавали только власть шаха, без вмешательства должностных лиц. Военная и административная власть в стране оставалась за армянскими нахарарами, не должно было быть посягательств на официальную религию армян. В 485 году персидский шах был вынужден назначить Ваана Мамиконяна правителем страны.

Итог

Таким образом, благодаря народно-освободительным войнам 450451 и 481484 годов Армения приобретает полунезависимое положение. На протяжении почти 85 лет после Нварсакского договора страна живёт мирной жизнью. Восстанавливаются разрушенные во время войны села и города; развиваются сельское хозяйство, ремесла и торговля; город Двин превращается в крупный экономический и культурный центр Армении.

Напишите отзыв о статье "Нварсакский договор"

Примечания

  1. [www.britannica.com/EBchecked/topic/35178/Armenia/44268/The-Arsacids Armenia] — статья из Энциклопедии Британника
  2. Philip Wood. History and Identity in the Late Antique Near East. — Oxford University Press, 2013. — С. 30.:
  3. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000003/st10.shtml История Древнего мира] / Под ред. И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенцицкой. — 2-е изд. — М., 1983. — Т. 3. Упадок древних обществ. — С. 201-220.
  4. andromeda-travel.ru/armenia_history/ К концу 484 года персидский царь предложил заключить мир.
  5. [www.mskh.am/divanagitutjun/eng/nvarsakpajmaneng.html Around History of Armenian Diplomacy]

См. также

Ссылки

  • [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000003/st10.shtml История Древнего мира] / Под ред. И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенцицкой. — 2-е изд. — М., 1983. — Т. 3. Упадок древних обществ. — С. 201-220.

Отрывок, характеризующий Нварсакский договор

Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.