Мсири

Мсири

Мсири (также известен под именами Нгеленгва, Мвенда; ок. 1830, современная Танзания — 20 декабря 1891, Катанга) — африканский политический и военный деятель XIX века, основавший государство Йеке (Гаренганза) на территории современной Катанги и оказывавший сопротивление европейской колонизации.

Биография

О точной дате рождения Мсири сведений нет, однако известно, что он происходил из восточноафриканского народа табора и был сыном Каласы, богатого торговца, поставлявшего караваны со слоновой костью, медью и рабами занзибарским купцам на восточноафриканском побережье из внутренних областей континента. На территории современной Катанги Мсири впервые оказался приблизительно в 1850 году, когда был послан за товарами, которые затем планировалось перепродать занзибарцам, к народу васанга.

Подробности того, что случилось после этого, неизвестны: по одним данным, Мсири оказал какую-то важную услугу местному вождю, за что тот объявил его своим наследником, по другим — убил наследника вождя. Так или иначе, в 1856 году он вместе с большой группой последователей в очередной раз прибыл в Катангу и, по всей видимости, мирно взял власть на части её территории. Получив власть, войска и оружие, он начал вести завоевательные войны против различных соседних царей и племён, а также начал способствовать развитию торговли; не прерывая торговлю с расположенным на востоке Занзибаром, он попытался завязать отношения с территориями западного побережья Африки, в том числе с португальскими колониями, в которые отправил своего племянника. Среди его известных союзников и торговых партнёров были известный занзибарский работорговец Типпу Тип и Мирамбо, вождь народа ньямвези.

Примерно к началу 1870-х годов он установил с Типпу Типом особо прочные отношения и стал активно покупать у него поступавшие из Европы винтовки, придавая огромное значение огнестрельному оружию в своих военных кампаниях. Основой экономики формировавшегося государства Мсири была именно торговля медью, хотя другие товары, такие как слоновая кость и рабы, тоже составляли важную часть экспорта. К середине 1880-х годов ему удалось создать крупное и мощное в военном отношении государство в центре Африки, которое подчинило или сделало своими данниками большинство соседних народов, а также контролировало множество торговых путей, проходивших от Атлантического океана к Индийскому. Мсири был известен большим количеством жён — самой известной из которых была Мария де Фонсека из португальской Анголы, — а также как инноватор и реформатор: он составил обширный свод законов для своего государства, внедрил в нём производство медной проволоки и выращивание полученного от европейцев батата (сладкого картофеля), способствовал вакцинации населения против оспы (получив вакцину также от европейцев).

Первые европейские миссионеры, проповедовавшие христианство, появились в землях Мсири в 1886 году, и именно они сообщили своим правительствам о большом количестве месторождений меди и различных минералов в Гаренганзе. Отношение Мсири к ним было доброжелательным, но настороженным; монарх сам направлял им приглашения, и по собственной инициативе ни один из миссионеров в Гаренганзу не прибыл. В ноябре 1890 года ко двору Мсири прибыла экспедиция Британской Южно-Африканской компании во главе с Альфредом Шарпом, предложившая Мсири заключить договор о протекторате и праве предоставления британцам разрабатывать месторождения меди. Мсири не знал ни одного слова по-английски, но когда находившийся при его дворе шотландский миссионер Арно объяснил ему суть предложения, в гневе прогнал англичан.

В 1891 году страну Мсири посетили две экспедиции от бельгийского короля Леопольда, которому принадлежало Свободное государство Конго в Африке, с той же миссией, но также не добились успеха. В итоге в конце того же 1891 года к Мсири была послана третья бельгийская экспедиция во главе с канадско-британским наёмником Стейрсом: она насчитывала в своём составе в том числе 400 вооружённых аскари. Начавшиеся переговоры сразу же зашли в тупик, так как Мсири заявил, что не будет подписывать никаких договоров, тем более навязанных силой оружия; после этого между ним и Стейрсом начались военные действия. На следующий день после их начала Мсири был застрелен бельгийским лейтенантом Бодсоном около одной из деревень (в последовавшей затем битве Бодсон был убит африканцами).

По некоторым данным, после сражения бельгийцы обезглавили тело Мсири и направили его голову в Европу, однако как достоверность этой информации, так и, при условии её достоверности, судьба этой головы не установлены. После убийства Мсири его страна в результате борьбы за власть между несколькими вождями погрузилась в хаос и в 1894 году, после заключения англо-бельгийского соглашения, была присоединена к Свободному государству Конго.

Ссылки

• [global.britannica.com/EBchecked/topic/395652/Msiri Статья в Encyclopedia Britannica.]

Отрывок, характеризующий Мсири

– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.