Нгуен Нгок Лоан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нгуен Нгок Лоан
Nguyễn Ngọc Loan
генерал полиции
Дата рождения:

11 декабря 1930(1930-12-11)

Место рождения:

Хюэ, Вьетнам, Французский Индокитай

Гражданство:

Южный Вьетнам Южный Вьетнам

Дата смерти:

14 июля 1998(1998-07-14) (67 лет)

Место смерти:

Бурке, Виргиния, США

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Нгуен Нгок Лоан (вьетн. Nguyễn Ngọc Loan; 11 декабря 1930 — 14 июля 1998) — южновьетнамский бригадный генерал, начальник полиции Южного Вьетнама, получивший известность после того, как расстрелял партизана НФОЮВ на глазах у западных журналистов.





Карьера

Нгуен Нгок Лоан родился 11 декабря 1930 года в зажиточной семье инженера в Хюэ, в которой был одним из 11 детей. После окончания университета Хюэ он поступил на военную службу и стал боевым пилотом ВВС Южного Вьетнама. Во время службы Лоан стал другом командующего ВВС Нгуена Као Ки. В 1965 году Ки стал премьер-министром страны, и сразу назначил своего друга начальником южновьетнамской полиции. Среди иностранных журналистов Нгуен Нгок Лоан получил известность благодаря своим темпераментным выступлениям на местах проведения активистами НФОЮВ терактов против гражданского населения.

Расстрел

3031 января 1968 года в Южном Вьетнаме началось первое широкомасштабное наступление сил НФОЮВ и северовьетнамской армии, известное как Тетское наступление. Одной из главных целей наступления была столица страны Сайгон, в котором развернулись уличные бои. 1 февраля, на второй день наступления, Нгуен Нгок Лоан (тогда уже имевший звание бригадный генерал) находился возле буддистской пагоды Ан-Куонг, только что очищенной от партизан южновьетнамскими войсками. Рядом с ним случайно оказались фотокорреспондент «Ассошиэйтед Пресс» Эдди Адамс и оператор NBC Во Суу, ставшие свидетелями следующей сцены. Южновьетнамские морские пехотинцы подвели к генералу захваченного в плен активиста НФОЮВ; как сообщалось, он был схвачен возле канавы, в которой лежали тела связанных и убитых полицейских и членов их семей. Цифры убитых разнятся; по некоторым данным, среди них был и заместитель генерала. Нгуен Нгок Лоан, не говоря ни слова, достал револьвер и направил его на партизана. Адамс и Во Суу приготовились к съемке, ожидая, что последует обычная для южновьетнамской полиции процедура допроса с угрозами оружием, но вместо этого Лоан застрелил партизана.

Жизнь после фотографии

Сделанная Эдди Адамсом фотография расстрела Нгуеном Нгок Лоаном партизана стала одной из самых знаменитых фотографий Вьетнамской войны и символом жестокости гражданской войны. Факт расстрела военнопленного без суда и следствия, произведенного к тому же начальником полиции Южного Вьетнама, вызвал волну негодования в кругах интеллигенции, а фотография широко использовалась антивоенным движением.

В 1968 году Лоан получил ранение. Он был отправлен на лечение в Австралию, но там его прибытие вызывало такое негодование, что его отправили в военный госпиталь в США. Ранение оказалось тяжелым, правую ногу Лоана пришлось ампутировать, после чего он был отправлен в отставку.

По мнению тех, кто близко знал Лоана, он демонстративно расстрелял партизана только из-за того, что поблизости оказались иностранные журналисты. Сам Лоан после своего ранения и ухода в отставку основную часть времени посвящал раздаче подарков бездомным детям в домах беспризорных. В 1975 году, перед падением Сайгона, он просил американцев помочь ему бежать из страны, но получил отказ. Ему все же удалось бежать с семьей за границу, впоследствии он перебрался в США.

В Америке Лоан обосновался в штате Виргиния, где открыл пиццерию. Вскоре бизнес бывшего генерала пришел в упадок. На стене его пиццерии неизвестные написали: «Мы знаем, кто ты».

Генерал Лоан умер от рака 14 июля 1998 года, оставив жену Чинь Май и пятерых детей. Эдди Адамс, отказавшийся от престижной Пулитцеровской премии за свою знаменитую фотографию, успел принести извинения Лоану и его семье за снимок, изменивший жизнь генерала. После смерти Лоана Адамс написал: «Этот парень был героем. Америка должна была бы плакать. Для меня ужасно видеть, что он ушел таким образом, когда никто ничего о нём не знает»[1].

Напишите отзыв о статье "Нгуен Нгок Лоан"

Примечания

  1. [www.cs.brown.edu/courses/cs024/imagesHistoric.html#06.jpg Image Canon — Historic Images] (англ.)

См. также

Ссылки

  • [archive.is/20121211174349/www.wellesley.edu/Polisci/wj/Vietimages/vcexec.htm Некролог в газете «Нью-Йорк Таймс»]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Нгуен Нгок Лоан

– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.